О да, я бунтовала. В те дни у меня не было ни малейшего желания выходить замуж за кого-либо. Мне едва исполнился двадцать один – во многих отношениях все еще ребенок, – и я видела, как выдали замуж мою сестру, видела, как она увядает под тиранией мужа, бесконечно вынашивая детей, которых производила на свет с пугающей частотой.

Сиси была заметной фигурой в моем детстве, особенно после смерти нашей матери. Будучи на девять лет старше, она воспитывала меня в строгости. В ту пору на нее легли почти все заботы по дому. Сиси управляла хозяйством с поразительной эффективностью, во всем помогала отцу, занималась кухней и всеми покупками, а в семнадцать лет взяла на себя роль хозяйки за столом, когда отец приглашал гостей. В моих глазах (а на какое-то время и в глазах папы) она сделалась хозяйкой дома. Но я видела, как брак принизил ее, сделал менее заметной и менее ценной.

Насколько я могла судить, основным вкладом моей сестры как жены было соответствие роли племенной кобылы, и подобная перспектива меня ужасала. Я мечтала жить собственной жизнью: учеба, путешествия, искусство, приключения. И не сомневалась, что все это получу. Поэтому можешь представить себе мое удивление, когда я обнаружила, что стою в зале отеля «Сент-Реджис» рядом с Тедди в новом вечернем платье от «Уорт» и слушаю, как за нас поднимают тосты все самые выдающиеся члены общества «Кто есть кто» Нью-Йорка. Что ж, надо признать, мой отец бывает очень убедительным, если он что-то решил. А в отношении Тедди он уже принял решение.

– За счастливую пару!

Коллективный возглас бьет меня по ушам. Следуя правилам, поднимаю фужер и в нужные моменты улыбаюсь. В конце концов я дочь своего отца и прошла хорошее обучение. Внутри же я словно оцепенела. Такое чувство, будто смотрю в окно и наблюдаю за кем-то другим со стороны. Однако это явно происходит именно со мной, и я не могу понять, как это допустила.

Дождавшись подходящего момента, ускользаю – Тедди остается обсуждать поло со своими приятелями по клубу, – а сама иду искать тихий уголок. От жары и духоты в сочетании с шумом разговоров и музыки начинает болеть голова. К тому же меня тошнит от мысли, что скоро стану такой же, как сестра. Скучающей. Обозленной. Невидимой.

«Тедди – не Джордж», – напоминаю себе, хватая с подноса у проходящего мимо официанта фужер с шампанским и залпом осушая его. Мой жених спортивен и энергичен, и, по мужским стандартам – то есть, как известно, по единственным стандартам, имеющим значение, – Тедди обладает высокими достоинствами, и почти каждая женщина в Нью-Йорке считает его ценным уловом. «Проблема заключается в том, – думаю я, оглядываясь в поисках еще одного подноса с шампанским, – что я не желаю вообще никого ловить». Вечеринки, ужины, светские беседы. Отдых на модных курортах и бесконечная смена нарядов. Боже, помоги.

Однажды отец одобрительно назвал Сиси «покладистой». Потому что она уважает такие понятия, как верность и долг. Как раз в тот самый день он сообщил мне, что я должна выйти замуж за Тедди. Когда я ответила, что не заинтересована в браке, он с вымученным терпением стал объяснять, что иногда человеку приходится делать то, что необходимо для высшего блага. Разумеется, он говорил о своем собственном высшем благе, состоящем в защите не слишком честной империи, которую ему удалось выстроить после принятия сухого закона.

Тедди и его родословная должны были в этом помочь, а наш брак стал бы стратегическим союзом, призванным продвинуть дела обеих семей и устранить зловоние новых денег, полученных от десятилетней торговли нелегальным канадским виски. Однако брак – это ведь не просто денежный союз. По крайней мере, так я наивно полагала. Я люблю Тедди, как любят непослушного щенка или неуклюжего кузена, но ничего не чувствую, когда он меня целует – никакого тепла и никакого волнения.

На том этапе жизни мой опыт общения с мужчинами был весьма ограниченным – как и положено молодой девушке, окончившей школу для девочек всего три года назад. И все же я где-то уловила идею, что между мужчиной и женщиной должно быть нечто большее, чем подчинение и долг, что-то глубокое и объединяющее, из области химии и природных стихий.

Вот такие мысли проносятся у меня в голове, когда я смотрю по сторонам и впервые замечаю тебя. Отвожу взгляд, пораженная собственными мыслями и жаром, который разливается по шее и достигает щек. Но после еще нескольких глотков шампанского снова тебя ищу. И ты стоишь там, высокий и темноволосый, с пронзительными голубыми глазами на слегка удлиненном лице, и все еще наблюдаешь за мной. Намек на улыбку дергает уголки твоего рта, будто что-то тебя рассмешило, но ты предпочитаешь это скрывать.

В выражении твоего лица есть насмешка, которая заставляет меня смутиться, и дерзость, которая немного злит и в то же время вызывает мурашки по коже. Смотрю и заставляю себя не отвернуться, даже когда ты идешь ко мне через зал. Допиваю остатки шампанского в фужере, когда ты оказываешься передо мной.

– Осторожнее, – говоришь ты тихим и вкрадчивым голосом. – Шампанское может ударить в голову. Особенно если вы к нему не привыкли.

Окидываю тебя взглядом, изо всех сил стараясь изобразить пренебрежение.

– Я выгляжу так, будто пью шампанское впервые?

– Нет, – отвечаешь ты, убирая со лба прядь темных волос и пробегая по мне глазами. – Теперь я присмотрелся к вам повнимательнее.

Что-то в твоем взгляде вызывает тревожное чувство, как будто у меня в животе внезапно вспорхнула стайка бабочек. Может быть, просто потому, что ты стоишь так близко. Вдоль линии твоего подбородка пробилась щетина – очевидно, ты не успел побриться, перед тем как сюда прийти. Вечерний костюм, хотя и вполне подобает случаю, сидит не так хорошо, как ему следует: рукава пиджака чуть коротковаты, швы на плечах слегка сморщены. Скорее всего, это не твой собственный, шитый на заказ костюм, а взятый напрокат.

Замечаю, что ты не пьешь, и предлагаю бокал шампанского, но ты отказываешься своим холодным, резким британским тоном. Образованный, но не утонченный. Мне вдруг приходит в голову, что ситуация довольно необычная: тебя явно пригласили на мою помолвку, хотя я с тобой не знакома.

Пока говорим о книгах, изучаю твое лицо, пытаясь понять, что делает тебя красивым, поскольку, взятые по отдельности, черты немного не соответствуют классическим стандартам. Нос, узкий и длинный, делает тебя слегка похожим на ворона, рот слишком широкий, чересчур полные губы и подбородок с выраженной ямкой. Нет, решаю я, не так идеален, как показалось на первый взгляд. Однако твои глаза – эти пронзительные светло-голубые зрачки, окруженные темным кольцом, – задерживаются на мне так долго, что становится неловко, и внезапно я не могу придумать, что сказать.

Испытываю облегчение, когда появляется Элейн Форестер. Она – мать одной из подруг Сиси, а ее муж, чье семейное чайное состояние испарилось после «Краха», – давний соратник моего отца. Надеюсь, что ты уловишь намек и удалишься, но после того как Элейн, осыпав меня слащавыми банальностями о Тедди и моей удаче, уходит, мы снова остаемся одни.

Ты склоняешься ко мне и произносишь поздравления так тихо, будто поверяешь мне секрет. Не могу отделаться от ощущения, что надо мной насмехаются. Отмахиваюсь от слов, едва не позабыв ответить «спасибо». Но это не предел твоей наглости. Отнюдь. Ты начинаешь обсуждать моего жениха, словно желаешь составить каталог всех его качеств и достижений. Твои комментарии звучат скорее как оскорбление, нежели как похвала, и ты даже имеешь дерзость вслух предположить, что я не рада помолвке. Как будто мы давно знакомы и ты имеешь какое-то право на свое мнение.

Игнорирую твою дерзость и спрашиваю, как ты оказался на моей вечеринке – ведь я тебя не знаю. Ты представляешься, однако твое имя я слышу впервые. А имя твоей дамы – которое ты произносишь, не моргнув глазом, – хорошо мне знакомо, хотя не делает тебе чести. Голди пользуется в Нью-Йорке весьма дурной славой.

Не нахожу слов, удивляясь тому, что Голди где-то в этой толпе пьет шампанское моего отца и наверняка вытворяет черт знает что. Каким образом одна из самых скандальных женщин города – самозваная журналистка – сумела заполучить приглашение на мою помолвку? Несомненно, это работа моего жениха, который никогда не упускает случая увидеть свое имя и лицо в прессе.

Следовало сразу понять, что ты за мужчина, если якшаешься с дамой как минимум на десять лет старше себя. Могу добавить: с дамой, знаменитой своим пристрастием к молодым поклонникам. Невольно думаю: что за мужчина свяжется с подобной женщиной? Кажется, я даже бросила какое-то замечание на этот счет. Ты недовольно хмуришь брови и сообщаешь мне со своим высокомерным акцентом, что люди не всегда являются теми, кем кажутся, и в первую очередь – ты сам.

Какой я была дурой, что не поверила тебе на слово.

Навсегда и другая ложь

(стр. 7–10)

4 сентября 1941 г. Нью-Йорк

Каково же было мое изумление, когда я увидела тебя через неделю на званом обеде в доме Уиттиеров. И снова с ней. У нее слишком желтые волосы, чересчур тесное платье и хриплый смех. А также пестрое прошлое и глупейшее имя.

Голди.

Вы ходите по комнате парой, сплетя руки, вежливо улыбаетесь, когда вас знакомят с моими друзьями. Сегодня ты в великолепно скроенном смокинге – подарок, полагаю, и весьма щедрый. На ней – муар сливового цвета, облегающий ее фигуру, словно вторая кожа. Она красива, я признаю. Хорошо сложена и идеально одета. Правда, на несколько лет старше, чем большинство мужчин твоего возраста сочли бы привлекательным. Что ж, возможно, тебе нравятся именно такие женщины.

Ты осматриваешь комнату, как будто делая мысленные заметки, запоминая имена и лица, возможно, ранжируя их по размеру капитала. Пока тянется время коктейлей, притворяюсь, что меня не волнует, где ты находишься, и что я не замечаю твоего общения с Тедди. Но безуспешно. Сам факт твоего присутствия заставляет меня нервничать. Дело не в том, что твой взгляд время от времени встречается с моим. И не в том, как ты одариваешь меня мимолетной улыбкой, чуть вздергивая уголки губ. Я не могу понять, почему ты вновь вернулся, как фальшивая монета к своему владельцу. Чего ты хочешь от нас? И от меня лично?

К счастью, наконец зовут к ужину. Рассадка гостей продумана заранее, на столе, возле каждого прибора, стоят именные карточки из веленевой бумаги цвета слоновой кости. За ужином я смогу следить за тобой с безопасного расстояния.

Странно. В тот момент мне пришло в голову именно это слово – «безопасное», как будто одно твое присутствие таило в себе некую угрозу. Просто смешно. Разве я могу подвергаться опасности в красивой комнате, наполненной людьми самого безупречного происхождения?

С безмятежной улыбкой ищу взглядом Тедди, ожидая, что он присоединится ко мне. И тут я вижу, что возле моей карточки стоит твоя, а не его. Этот факт тебя, похоже, совсем не удивляет.

Мой жених садится у противоположного конца стола – рядом с твоей дамой. Когда я занимаю свой стул, она вскидывает на меня глаза, словно почувствовав, что я наблюдаю. Ожидаю увидеть ревность, раздраженный взгляд той, чей спутник переметнулся к сопернице. Я давно привыкла к таким взглядам от женщин. Особенно от тех, кто надеялся заполучить Тедди. Однако в ее взгляде только холодная оценка. А еще настороженность, любопытство. Как будто она пытается решить, как ей со мной поступить.