Эшлин почти исключила оплошность со стороны переплетчика. Такое, конечно, случается, и все же маловероятно, чтобы переплетчик, способный создать такую красивую книгу, оказался столь невнимательным, что упустил имена автора и издателя, а также страницу об авторских правах. И о многом говорил сам текст, сочащийся презрением: к отцу Белль, к Тедди, а порой и к самой Белль. Но ничего такого, что могло бы выдать имена прототипов. Эта чрезмерная осторожность выглядела намеренной.

Вчера вечером она записала два имени: Кеннет Грэм, который помог ей найти покупателя на довольно хороший экземпляр «Викария Уэйкфилда», обнаруженный ею на распродаже поместья в прошлом году, и Мейсон Девани, владелец букинистической лавки в Бостоне, который иногда писал статьи о литературных расследованиях.

Эшлин взглянула на часы. Звонить слишком рано. Пожалуй, она поработает до открытия магазина и отложит звонки на обеденное время – тогда больше шансов застать людей у телефонов.

Она надела пару белых хлопчатобумажных перчаток, готовясь к тщательному осмотру «Потайной лестницы», когда услышала звонок в магазине. Простонав, Эшлин сняла перчатки и побежала взять трубку. Фрэнк был непреклонен в том, чтобы его не беспокоили во время работы над переплетами, но у него были сотрудники, которые присматривали за магазином, пока он трудился в мастерской. А Эшлин – пока, по крайней мере – одна.

– Доброе утро. Магазин «Невероятная история», – ответила она, добавив в голос капельку утреннего оптимизма.

– Мне сказали, ты звонила.

– Кевин?

– К твоим услугам.

– Я думала, вы с Грегом на Багамах.

– Были. Но вместе с нами туда явился и тропический шторм «Исидор», поэтому мы удрали, пока еще летали самолеты. Да и не жалеем. Там дикая жара, и мы оба покраснели, как омары в кипятке. Короче, я вернулся и звоню, хотя и не потому, что ты меня об этом просила. Я сейчас был в задней комнате, перебирал коробки, которые пришли за день до нашего отъезда, и нашел кое-что, что может тебя заинтересовать.

– Что именно? – Эшлин даже не спросила, книга ли это. Разумеется, книга. – Что ты нашел? И во сколько она мне обойдется?

– Это мне предстоит решить, а тебе – услышать. Пока сообщу только, что ты определенно захочешь прийти.

– Выкладывай уже, Кевин.

– Ну и что в этом интересного?

– Можешь хотя бы намекнуть, о чем речь? Мне взять с собой чековую книжку или сразу дарственную на автомобиль?

Кевин рассмеялся.

– Речь не о Библии Гутенберга. Просто говорю, что тебе точно будет любопытно. Я бы принес сам, но я тут один, а значит, тебе придется зайти.

– Ладно. И все-таки ты жестокий человек. Знаешь ведь, что я не смогу вырваться, пока не закроюсь.

– Тогда увидимся в шесть.

Раздался резкий щелчок и короткие гудки. Эшлин уставилась на тяжелую черную трубку, понимая, что от волнения забыла спросить его о парне из Рая.

* * *

Ровно в шесть Эшлин заперла магазин и прошла два квартала до магазина Кевина «Зайди дважды». Хозяин сидел за прилавком и заполнял ценники.

Он взглянул на нее с вежливой улыбкой.

– Привет. Что тебя привело?

– Очень смешно.

– Эй, мой отпуск пропал! Дай мне хоть немного развлечься.

– Уже закончил?

– Ну хорошо, – проворчал он, в притворной обиде надувая губы. – Но ты пожалеешь, что не отнеслась ко мне полюбезнее. – Он заговорщически ухмыльнулся, залез под прилавок и достал небольшую книгу в мраморно-голубой обложке. – Та-дам!

У Эшлин мурашки побежали по коже, когда она взяла книгу из его рук. Это была точная копия – или почти точная – той, которую она теперь носила в своей сумочке. Тот же размер, такая же марокканская кожа, такой же ребристый корешок. Хотя при ближайшем рассмотрении она заметила разницу. Голубой цвет был иного оттенка, слегка отдавал зеленым. Эшлин взглянула на корешок, прочитала название, оттиснутое золотом: «Навсегда и другая ложь».

И снова имя автора и название издательства отсутствовали, как и какие-либо следы заметного эха. У нее возникло искушение тут же раскрыть книгу и проверить то, что, как она подозревала, содержится внутри, но в этом не было необходимости. Она уже знала, что держит в руках, и хотела открыть издание без свидетелей.

– Поверить не могу. Почти идентичная! Где ты ее нашел?

– Тот парень принес еще четыре коробки, когда я уехал в отпуск. До сегодняшнего дня у меня не было возможности в них заглянуть. Я знал, что ты захочешь ее взять, как только увидел. Что думаешь о первой?

– Пока ничего. Никто о ней даже не слышал. Как будто этой книги никогда не существовало.

– Странно, да?

– Да, довольно странно. – А теперь их две, и это, вероятно, означает, что ситуация примет еще более необычный оборот. – Я звонила людям, которые, как мне казалось, могли бы помочь, но пока безуспешно. Может быть, с этой повезет больше. Сколько за нее просишь?

– Не хочешь хотя бы полистать? Убедиться, что это та самая книга?

Эшлин покачала головой:

– Я и так уверена. Сколько?

Кевин потер подбородок, задумчиво прищурился.

– Я никогда не брал с тебя слишком много. Наоборот, всегда называл самую низкую цену. Но тут другое. Эту ты по-настоящему хочешь. Она явно тебе нужна.

Эшлин посмотрела на него с удивлением. Она никогда не замечала в Кевине стяжательских наклонностей. Однако ее приятель был прав: ей вправду нужна эта книга.

– Все в порядке. Назови свою цену.

– Отдам ее за… – Кевин сделал эффектную паузу. – За коробку шоколадных бомбочек от «Сикост свитс». И не вздумай торговаться! Это мое последнее предложение.

Эшлин расплылась в улыбке.

– Договорились. Хотя, думаю, они уже закрыты. Можно, я пришлю их тебе завтра? Обещаю, без обмана.

– Отлично. Но помни, я знаю, где ты живешь.

– И еще… Мне нужна одна услуга.

Кевин ответил преувеличенным закатыванием глаз.

– Ты становишься капризным ребенком.

– Знаю. Но это легкая просьба. Тот парень, который принес коробки… У тебя случайно нет его номера? Не подумай, что я собираюсь его преследовать или что-то в этом роде. Просто хочу задать ему несколько вопросов.

Кевин помрачнел.

– Боюсь, не смогу тебе помочь. Ничего о нем не знаю, кроме того, что его отец умер несколько месяцев назад и он наводит порядок в доме старика. Он привез еще кое-какие красивые вещицы, в том числе отличный старый винил, который, вероятно, в конечном итоге я оставлю себе.

– Разве тебе не нужно будет послать ему чек за все это?

– Обычно я бы так и сделал, но этот парень не взял ни цента. Сказал, что ему просто не хочется выбрасывать все в кучу мусора на свалке. За оба раза не пробыл здесь и пятнадцати минут.

– А тебе не приходится вести учет, как в ломбарде?

– Не-а. Это ведь делается на случай, если кто-то пытается сбыть украденное имущество – драгоценности, стереосистемы и тому подобное. Никто не попадет в тюрьму за старый альбом «Семьи Патридж». Какое-то время я записывал имена и адреса, но потом мне стало лень. Хотя порой и случаются всякие странности. Приходят, к примеру, некие родственники и требуют вернуть вещи своей бабушки, после того как я выложил за них деньги. Доходит до скандалов. Если подумать, возможно, мне стоит прикупить новую амбарную книгу. Однако сейчас это тебе не поможет. Извини.

Эшлин махнула рукой.

– Да не важно. Я не особенно на это надеялась. Продолжу свое расследование.

– Думаешь, они и правда могут чего-то стоить?

– Нет, ничего подобного. Я просто никогда не сталкивалась с такими… даже не знаю, как назвать. Я только начала первую книгу, но то, что успела прочитать, кажется таким личным. Как будто ее писали для единственного читателя.

– Как письмо?

– Как очень длинное письмо. Или как дневник. Но зачем тогда тратиться на профессиональный переплет?

Кевин пожал плечами и почесал в затылке.

– Если управление этим магазином меня чему-то научило, так это тому, что люди придают своим вещам огромное эмоциональное значение. Кто знает? Возможно, ответ заключен во второй книге.

– Может быть. – Эшлин накинула ремень сумки на плечо. – Что ж, пойду, займусь чтением.

* * *

Эшлин быстрым шагом возвращалась обратно в свой магазин, чувствуя, как новая книга будто прожигает дыру в ее сумке. Продолжение или приквел? Или вообще не связана с первой? Она еще понятия не имела, что означает новая находка, но намеревалась это выяснить. Заранее достав ключ от двери, она помчалась вверх по лестнице в квартиру и, даже не удосужившись снять туфли, упала в кресло для чтения и включила торшер.

Несомненно, оформление книг было задумано так, чтобы они походили друг на друга, но, положив их вместе, Эшлин увидела очевидные различия. Для переплета «Навсегда и другой лжи» использовалась чуть более вощеная кожа, а ребра на корешке были рельефнее.

Она взяла новую книгу, положила ее на ладонь. Как и первая, эта не имела никаких признаков износа. И тоже была странно тихой. Никакого эха – по крайней мере, снаружи.

Затаив дыхание, Эшлин откинула переплетную крышку, готовясь к волнам жгучей боли, которые привыкла ожидать от «Сожалеющей Белль». Сначала – ничего. Однако через мгновение возник едва заметный зуд в кончиках пальцев. Холодное трепетное ощущение, ничуть не похожее на то, к чему она готовилась. Эшлин с трудом удержала руку, прислушиваясь к нарастающему чувству онемения и покалывания, медленно ползущему вверх, охватывающему, подобно морозному инею, ее ребра, грудь, горло… Верхняя нота… сердцевинная нота… базовая нота…

Обвинение. Предательство. Разбитое сердце.

Эшлин ахнула вслух, когда интенсивность ощущения возросла. Эта книга звучала совсем иначе, нежели «Сожалеющая Белль», которая почти обжигала пальцы своей враждебностью и затаенным страданием. Здесь же – полная противоположность. «Навсегда и другая ложь» обдавала резким холодом, как порыв январского ветра, и казалась странно… бескровной.

Обычно эхо гнева звучало горячо и резко, как болезненная и обидная пощечина. Но в этом гневе не было жара, только бело-голубое ледяное пламя. «Нет, – подумала Эшлин. – Это не гнев. Отчаяние». Отчаяние и пустота, такая глубокая, такая до боли знакомая, что у нее сжалось горло.

Эхо было женским.

Эшлин смотрела на форзац открытой книги, догадываясь, что за произведение она держит в руках – и кто, почти наверняка, его написал. Она открыла титульный лист. Да, как и ожидалось, там была строка, написанная красивым почерком с сильным наклоном.

Как??? После всего… ты можешь спрашивать об этом у меня?

Слово «меня» было подчеркнуто не одной чертой, а двумя; поверх вопросительного знака красовалось злобное чернильное пятно. Эшлин открыла «Сожалеющую Белль» и прочитала надписи на обеих книгах, одну за другой. Вопрос и ответ.

Как, Белль? После всего… как ты могла так поступить?

Как??? После всего… ты можешь спрашивать об этом у меня?

Навсегда и другая ложь

(стр. 1–6)

27 августа 1941 г. Нью-Йорк

Девушка не должна влюбляться на собственной помолвке.

Не должна, однако со мной так и произошло. Для опытного притворщика я оказалась легкой добычей. А ты был весьма опытным, как я вскоре узнала.

Но не будем забегать вперед. Хочу рассказать всю историю правильно, поэтому прежде всего следует обрисовать сцену. Вот в чем суть: рассказать историю правильно – то есть так, как все произошло на самом деле, а не как ты заново изобрел в своей миленькой книжице. Итак, начну с самого начала, с того судьбоносного вечера в танцзале отеля «Сент-Реджис».

Я приняла предложение руки и сердца от молодого человека, которого более или менее хорошо знала с детства. Отец Тедди был одним из самых богатых и известных людей Нью-Йорка и деловым партнером моего отца. Идеальный союз. По крайней мере, так считал мой папа, когда его устраивал. Слияние богатств двух семей.