Она подошла поближе к темному провалу в скале. Ветер свистел меж камней, трепал стебли сухих трав и кустов, которые смогли вырасти на просоленном песке, но уже умерли, не дожидаясь близких зимних холодов. Слепящее красное солнце клонилось к морю, чтобы лечь спать где-то там, в неведомых зеленоватых глубинах.

Вспомнился вдруг рассказ дядьки Леонуса о морском змее. А ну, как и правда змеюка не померещилась мужикам? Усталые ноги увязали в песке, Нежданка кричала и кричала, чтобы потерявшиеся козочки могли ее услышать и прибежать к человеку, однако отвечал ей один холодный ветер. Не было тут никого живого!

Лучи низкого солнца почему-то не проникали в темный провал между серыми скалами. Они красили камни вокруг яркой охрой, но терялись между ними, в огромной темной дыре. И тянуло из пещеры незнакомой холодной сыростью. Не смотреть в эту черноту было невозможно – она притягивала глаза, потому что отличалась от яро освещенного берега и тяжко вздыхающего светлого моря. И тут Нежданке почудилось, что из черной непроницаемой пещерной пустоты как будто пришел вздох в ответ морю – такой же нечеловеческий и печальный.

Пора было уходить, солнце скатывалось к краю мира все быстрее, но казалось невозможным повернуться к этому черному провалу спиной. Кто посмотрит вслед оттуда? Кто дышит там так глухо?

Ноги подкосились, и Нежданка почти свалилась на гладкий плоский камень, который, будто скамейка у входа, лежал у пещеры. Тот оказался неожиданно теплым и гладким, а из черной глубины пришел еще один темный вздох, похожий на стон.

Чтобы не закричать от страха, Нежданка тихонечко запела свою песню. Петь – это лучше, чем вопить и бежать. Скалы не прощают страха – она это знала. Скалы и море вообще ничего не прощают. Они позволяют тебе жить, только пока ты ведешь себя правильно.

И она пела, выводя голосом по-своему, без слов, о том, что было прекраснее всего в этом скалистом и холодном мире – о тонких нежных бутонах цвета неба, которые рождаются среди камней, когда становится чуть теплее. Им не надо много света, достаточно лишь капельки, чтобы показать такую красоту, которой больше и нет нигде.

Звуки, понятные лишь ей одной, улетали в темноту пещеры и вздохи как будто притихли, прислушались к тонкому голосу. А когда глаза, ослепленные заходящим солнцем, на секунду моргнули, Нежданке вдруг показалось, будто вокруг что-то синее пролилось. Она вскочила с теплого камня и, не веря себе, уставилась на сотни цветочков, что в один миг распустились вокруг пещеры. Они росли везде – на песке, на камнях и даже на той самой каменной скамейке, где она только что сидела.

Нежданка поморгала, прикоснулась к одному из первоцветов, ощутила бархатистую нежность его и хрупкость. Пещера снова вздохнула, будто просила чего-то еще.

Тоненько, срываясь иногда, пропела она куплет, в котором обычно рассказывала мертвым людям на кладбище, как нежно и сладко пахнут эти цветы. И в холодном воздухе осени вдруг приплыл к ней тот самый аромат. И цветочки колыхались на ветру, будто были настоящими.

Не поворачиваясь спиной к пещере, Нежданка начала пятиться, и лишь когда темного пятна на скале, пылающей в закатных лучах, не стало видно, она повернулась и быстро-быстро побежала по дорожке к людям. Потому что люди всегда спасут тебя от того, что ты не в силах понять.

***

– Вернулась?..

Нежданка еще не видела Марку удивленной. Раздраженной, разьяренной, злой и обиженной – много раз. Однажды даже довелось видеть ее подвыпившей, в тот вечер тетка все время плакала. А вот удивленной – никогда.

Когда Нежданка прибежала в темноте домой, тяжелая дверь почему-то оказалась закрытой, будто сегодня и не ждали больше никого. На стук ей отворили, однако от каждого взгляда, изо всех щелей и даже от маленьких детей плыли в ее сторону новые чувства: удивление и как будто даже страх.

– Платок-то верни, – буркнула тетка. – Хоть не испачкала?..

Нежданка попыталась объяснить, что козочек и овцу она у пещеры не нашла, но никто ее не слушал, будто и не за тем посылали. Не ругали хотя бы, и то ладно!

– Ну, и что теперь с ней делать? – услышала она, засыпая в своем углу, теткин шепот.

Ее муж мало разговаривал, не ответил и теперь. Наверное отвернулся просто и заснул.

А к Нежданке сон не шел! Как только закрывала она глаза, тут же трепетная синь разливалась по холодному песку и камням. Нежные цветочки тянули к ней свои лепестки и пахли так, как даже в самую раннюю весеннюю пору не пахнут. И такими огромными они не бывают! Получается, что цветочки у пещеры выросли гораздо более прекрасными чем в жизни – точно такими, как о них спелось. Ну да ведь, на то и песня, чтобы быть получше жизни. Иначе зачем ее петь вообще?

После этого дня жизнь у Нежданки пошла не то, чтобы другая, но и не прежняя, уж точно. Началось все с детей. Как только выходила она теперь на улицу, привязывались к ней стайками большие да малые, и все какие-то стишки орали вслед: «Чешуя из теста – ненужная невеста» или «Змеиный хвост вбок, вернулся оброк» и другие такие же непонятные. Раньше ее по-другому дразнили – мычали просто да песком кидались. Ну да, что уж с них взять, дети ведь! Это ей раньше обидно было, а как выросла, да стала ее тетка Марка работой нагружать – так и некогда стало обижаться.

Некогда было и теперь – работы будто в два раза прибавилось. И ворчать тетка еще грознее стала. Нежданка решила, что все из-за козочек – не нашла ведь их, растяпа, хоть и полдня проболталась.

И все остальные жители их деревни при встрече смотрели на нее косо и бурчали, что теперь уж точно добра не жди, быть беде. Как будто, вернувшись из пещеры, Нежданка нарушила какой-то общий план и всех сильно подвела, вот только почему – она так и не поняла.

Однако было и еще кое-что. Сны! Раньше, умаявшись, она их и не видела вовсе, а теперь же, что ни ночь – новая напасть. Виделось ей ясно-ясно, будто стоит она все там же, у входа в пещеру, а цветов вокруг еще больше стало, причем растут вперемешку первоцветы с ромашками и фиалками, чего на свете и не бывает вовсе, потому что разных времен эти растения. И чудилось еще, будто выходит из пещеры кто-то неизвестный, кого не разглядишь никак. Будто сидел он там все время, пока она по берегу бегала, из темноты на свет глядел и песню ее неказистую слушал. И тоска такая одолевала потом, что за день не удавалось ее избыть, изработать всю.

Осень в этот год как будто заленилась куда-то дальше уходить. Стояла на месте, застрявшая между морем и скалами, и не пускала к их деревне зимние ветра с морозами и снегом.

И вот однажды, под вечер, выкроила Нежданка оказию, чтобы на кладбище сходить. Хотелось просто посидеть на камнях, о своем подумать да новую песню спеть. Сложилась та случайно в голове, а о чем – не известно. Ведь пока песню не споешь, она как будто и не существует вовсе. Только как вылетит наружу, можно ее услышать да понять – хороша или нет.

А скоро, как зима придет, дорожки снегом заметет, тут уж не до песен будет – знай только дома сиди да нос грей, чтобы не отмерз.

Нежданка шустро скакала по камням, пыталась успеть за солнышком. Пока оно моря не коснулось, не будет ее тетка искать. А уж если, раззява, время проморгает, дотемна задержится – беды не миновать. Да только она успеет, кладбище – оно ведь близко…

Однако на развилке она вдруг задержалась и вспомнила, как по этой самой дорожке к старой гавани ходила. И ведь недалеко тут! Сама не зная, как так получилось, поняла Нежданка вдруг, что несут ее ноги совсем в другую сторону – туда, где теплая каменная скамейка поджидала все эти дни, и где в прошлый раз ее песня расцвела синими цветочками, будто наяву.

Сидел ли там в пещере кто, иль не было его вовсе, но больше ни единый человек на свете ее песен слышать не хотел. А тут – как будто и по нраву ее пение пришлась этому кому-то. А может просто померещилось ей все от усталости и ветра – в глаза холодом надуло, вот и засинело все!

Прибежав к темному провалу, Нежданка упала на теплый камень и отдышалась. Пещера смотрела на нее настороженно, немного удивленно.

Было бы неплохо объяснить сначала, что она лишь на минутку забежала, только песню новую показать, но правильно сказать у Нежданки все равно бы не получилось, поэтому она просто запела.

Оказалось, что новая песня, теплым комочком зревшая все эти дни на сердце, была о цыплятах. И еще о щенятах, которые нарождались каждую весну у их дворовой старой собаки. И о теленочке, которого она однажды выкармливала теплым молоком. И о светловолосых детках тетки Марки, которых ей приходилось качать ночи напролет. Нежданка очень любила тех, кто только недавно родился и не успел стать твердым, зубатым, рогатым и злым на язык.

Пела она, закрыв глаза, потому что очень боялась и пещеры, и того, что в ней скрывалось. И посмотрела вокруг, только когда руки коснулся шершавый теплый язычок. Все они были уже здесь – желтенькие пуховые комочки копошились у ног, щенок прыгал и ластился, теленок пытался встать на нетвердых ножках, и казалось, что мир состоит только из теплого и пушистого. Пещера не вздыхала больше голосом ветра, а отражала от каменных стен писк и тявканье. Казалось, ее неведомый обитатель немного удивленно изучает то, что было в мире Нежданки самым радостным.

В этот раз пела она долго, до самого темна, и поэтому, вернувшись домой, не решилась стучаться в дверь, всех беспокоить, а улеглась спать в сарае. Но засыпала она на жесткой холодной соломе счастливой и спокойной, как никогда еще, наверное, в жизни.

Так с тех пор и повелось. Приходила Нежданка к пещере под вечер и пела до самого темна. И чего только чУдного ей не виделось там! Она и песни стала придумывать позатейливее – чуяла, что радуют они того, из пещеры.

Пока пела, вокруг нее и птицы летали невиданные, и звезды в море падали огромные разноцветные, а однажды вдруг спокойная песня вышла – будто матушка добрая напевает что-то и колыбель качает.

В тот раз Нежданке огонь возле пещеры привиделся, и она долго возле него просидела, пока луна не взошла на черно-синем небе. И знала ведь, что не настоящий тот пламень, однако и тепло ей рядом было и уютно, так какая разница!

И в темноте ей почудилось, словно тот, неведомый, из каменной темницы своей вышел и сзади стоял, близко-близко. Оттого спокойно ей стало и радостно на сердце. Почуяла она и руку теплую, ласковую. Будто погладил ее кто-то по голове и на секунду к плечу прижался. Недолго, она даже испугаться не успела, как исчезло все, но сладко стало в животе и страшно – нестерпимо. Однако оборачиваться и смотреть она не решилась.

Коли захотел бы – и днем показался, так она рассудила. А раз уж не выходит он к ней на глаза, значит, на то причины имеются. Может, ему Нежданка не нравится и он ее видеть не хочет? Понятно же, что она не красотка вовсе, не то, что другие девушки из деревни. Да и одета просто, все теткины вещи перешитые. На такую и глядеть-то не интересно. Песни ее он слушал, не гнал от себя, и на том спасибо!

***

– Морок это! Самый настояшшый. Я говорю!

Бабка Станислава забежала к ним мимоходом, «тока муки занять», но успела сесть на лавку и рассказать все новости. Эта сухая и пронырливая старушка все и всегда знала точно, поэтому ее обычно слушали с большим вниманием.