Её слова не звучали строго, скорее наставительно. Обе они знали, что Желя никогда не оплакивала умерших одна, но сейчас выбора не было – совесть не позволила бы ей взвалить на плечи бабушки ещё и это обязательство.

Силуэт единственной выжившей медленно таял в темноте. Старуха не взяла ни одной свечи и двигалась по наитию, а Желя поспешила зажечь оставшиеся, чтобы самой не запутаться в клубке теней.

Оставшись совсем одна и лишь издалека заприметив огонь в окнах бабушкиного дома, девушка повернулась к покрывалу. Свечи остались стоять полукругом, кончик травяного пучка тлел, и вверх вилась петля серого дыма. Мошкара пошумела ещё немного, приставая к уху, а потом исчезла совсем.

Собираясь с мыслями, Желя села на краешек покрывала. Вокруг расстилалась густая тишина. Только где-то далеко слышались шаги, шорох, и она старательно убеждала себя, что это звери, испуганные огнём, возвращаются в свои норы.

Грудь вздымалась и вздымалась, иногда Желя чуть задерживала дыхание, глядя, как тепло выскальзывает изо рта туманным облаком и тает рядом с огнём. Она старалась привыкнуть к прохладе, сжимая пальцы в кулак, и освободить голову от мыслей. По крайней мере, на время.

Желя прислушивалась, чтобы услышать тление горящей травы; смотрела чуть наверх, туда, где горизонт касался линии свежевырытых могил, чтобы почувствовать рыхлую холодную землю на ладонях.

Дыхание участилось, грудь теперь вздымалась прерывисто, рвано, словно Желя бежала и не рассчитывала остановиться. Она чуть поморщилась, закусывая губу.

Разом навалил страх, воспоминания того, как впервые показались руины сожжённой деревни, ужас, что нет ни голосов, ни знакомых лиц – только мёртвая тишина. Как сейчас.

Теперь Желя взглянула на могилы. К страху за бабушку прибавились мысли о тех, кто нашёл покой в земле. Желя знала этих людей. Каждого. Но теперь не понять, кто из них кто и где лежит – горе уравняло всех, смерть ласкает одинаково. Образы людей живых, смеющихся, тёплых и суетливых мелькали перед глазами вопреки тому, где на самом деле находилась Желя.

Ощущения были такими сильными, что коже вдруг стало тепло.

Набирая силу, Желя скривилась, сощурила глаза как от яркого света и задышала чаще.

Никто не вернётся. Ни теперь. Ни на следующий день. Никто не защитил людей. Они были испуганы по-настоящему. Горящие крыши обрушились на их головы, и они едва-едва поняли, как оборвалась их жизнь. Под крики и треск горящих стен…

По щеке скатилась первая слеза.

Плакальщица выдохнула тонкой струйкой тумана, словно целуя воздух. Теперь дело пойдёт скорее.

Не найдя в себе сил и дальше сидеть прямо, Желя облокотилась на руки, сжимая край покрывала в кулаки и чуть не роняя чашу с курениями. Только светлая коса узлом лежала на лоскутном узоре.

Вдыхая воздух сквозь зубы, она представляла тех, кого больше нет. Их ужас, панику, обездоленность.

Она представляла себя на их месте.

Наскоро Желя взялась за нож и выкатила перед собой головку лука. Она нарочито медленно разрезала его на колечки, вдыхая горечь и морщась от набегающих слёз. Желя чуть опрокинула голову, чтобы увидеть чёрные подтёки облаков на тёмном небе и вообразить, что это дым сожжённой деревни достиг высоты и давит теперь на всё вокруг.

Представилось, будто в такой темноте солнце больше никогда не встанет.

Желя заплакала сильнее.

Луковый кусочек мажет по нижнему веку, чтобы слёзы ещё долго не высыхали. Губы плакальщицы дрожат уже по-настоящему, а всхлип уходит в тонкий вой.

Желя снова глядит на могилы сквозь мутную пелену, и ей хочется бить кулаками о землю.

Огонь от лучины горит до самой зари, и кажется, что это он зажигает небо.

Глава 5

Иван проснулся от незнакомых запахов: горячее дерево, сладкие цветы, что хозяйка дома собрала, проводив Желю, остатки теста от пирожков. Свет рассеянно плыл по стене, призванный криками птиц.

Неловко задвигавшись, чтобы не разбудить Гия, лежащего поодаль, боярин размял похолодевшие руки. Плечи болели после погребения, но, кроме этой тяжести, ничто не напоминало о бедствиях прошлого дня.

Ну, только если сам Гий.

Все образы с приходом утра размылись, сожжённые до венцов дома уже не казались такими страшными, но желания встать и посмотреть ещё раз у него не появилось.

Иван замер, когда услышал, как захлопнулась входная дверь. В главной зале кто-то хозяйничал, и из-за тихих шагов он подумал на Желю. Боярин сбросил шитый кафтан, прикрыв им ноги и живот спящего Гия, и, приглаживая волосы, вышел к очагу.

Желя, тоже немного лохматая, сминала красную косынку в руках, сидя за столом. Она не зажигала огня, не проверяла вещи, собранные в дорогу, – только смотрела на потухший очаг, что чернотой своей напоминал вскопанную землю могил, и моргала покрасневшими глазами.

– Доброго утра, – с осторожностью сказал Иван, не задерживаясь в проходе. За свою вчерашнюю неловкость от чувствовал себя дураком и сейчас решил исправиться: – Всё прошло благополучно?

Желя кивнула, толком к нему не повернувшись. Только через пару секунд она растёрла уставшее после оплакивающей ночи лицо и сказала сквозь пальцы:

– Вы хорошо их закопали. Спасибо.

Благодарить нужно было Гия. Он первым выкапывал самые глубокие могилы, пока Иван срезал землю по чуть-чуть, осторожничая. Если бы не вор, все приготовления не завершились бы и до самого утра.

На столе перед Желей лежало неаккуратно сложенное покрывало, пустые чашки, впитавшие запах трав, и жирные кольца как остатки от свечей. Тут и там торчали пожелтевшие колечки лука.

– Я лучше принесу тебе умыться, – сказал Иван. – Заодно поставим воду на чай.

Он не стал ждать согласия, только тихо взял одно из вёдер и вышел в утреннюю стужу.

Туман ещё не сошёл, трава была мокрая, а воздух пробивал горло. Всё вокруг казалось молочным и нечётким, только остатки сгоревших домов чернели в каждой стороне. Казалось, что пожар случился не на днях, а когда-то очень давно.

У колодца Иван знатно промочил ноги, да и полное ведро воды удалось собрать не с первого раза – она постоянно выплёскивалась. Боярин намочил рукава тонкой рубахи и вконец продрог.

В доме Желя уже поднялась и развела огонь. Она склонилась над принесённым ведром, зачерпнув воды, и, когда по телу пробежалась дрожь, девушка почувствовала себя почти бодрой.

– Это было страшно? – спросил Иван. – Я говорю про обряд оплакивания.

– Ужасна не смерть, а тот, кто её сюда привёл, – ответила Желя, разбрызгивая воду с рук. – Что это за охотники, о которых говорила бабушка?

Боярин покачал головой, стоя у огня и просушивая рукава.

– Мы с Гием последние два дня были в лесу, но ничего не слышали.

Желя махнула рукой.

Потом они поспешно грели воду на чай и оставшиеся пироги. В погребе нашлись отварные овощи без соли и немного молока. Мёд, масло, часть крупы, пересыпанной в горшочек, бабушка ещё с ночи убрала в корзину. Остатки хлеба были разорваны на четыре равные части.

Иван помогал, чем мог, разливая горячее варево по чашкам.

– Ты не живёшь с бабушкой?

Желя намазывала на пирожки масло и ответила, не отвлекаясь:

– Нет, я перебралась в соседнюю деревню за мамой и новым отцом. Но мы частенько ходим её проведать.

Иван с пониманием кивнул.

– А ты?

– Что?

– Не в обиду, но местные так богато не одеваются. Удивительно, что тебя ещё не обокрал кто-нибудь.

Иван невесело улыбнулся.

– Да, сущее чудо. – Он помог выставить еду в общую тарелку и отмыть стол. – У меня не осталось ни бабушек, ни дедушек. Только отец и пара братьев.

– Но пришлось покинуть дом? – Теперь уже Желя спрашивала с любопытством, но Иван вдруг смутился и отвернулся.

– Да там своя история…

Гий и бабушка проснулись одновременно. Вышли к очагу, один – задумчивый, а другая – приободрённая. Она выбросила остатки обряда в огонь, перепроверила собранные вещи и только тогда села за общий стол.

– Эх, соли нет, – сказала старуха, приступая к овощам.

Желя пожала плечами. После долгой ночи есть несильно хотелось, но впереди была дорога до дома, и нельзя знать, что всё пройдёт тихо-гладко.

– Соли нет, – эхом повторил Гий и понуро переглянулся с Иваном. Всю соль он пустил в воздух, чтобы ослепить другого разбойника в гостинке.

Когда все более или менее насытились, бабушка спросила:

– Куда вам теперь, молодые?

Гий призадумался. Он обещал довести Ивана до деревни, что и сделал, но всё складывалось странно. Вспоминая остатки домов, он больше не считал одиночный поход в лес дельной затеей, хоть речь и шла о возвращении в стаю.

Хмыкнув, он растёр подборок и ответил:

– Мы пока напросимся в попутчики. Ивану всё равно нужно до ближайшего обитаемого поселения, а там разойдёмся.

Бабушке понравился ответ, и она не продолжила расспросов.

Иван видел собранность Жели, но всё равно признавал, что их отряд отбывал из деревни в спешке. Многие вещи оставались в избе, и хозяйка говорила, что придёт и заберёт их позже. Боярин не был уверен, что кто-нибудь, – в этот момент он старался загнать мысль о Гие поглубже, – не додумается обворовать дом раньше.

Но делать нечего.

Небо сделалось пасмурным, и за деревьями пролегли глубокие тени. Наблюдая, Иван замечал, что Желя нет да нет смотрит за спину, в сторону оставленной деревни, а Гий, словно наоборот, заглядывал вперёд дороги и озирался по кустам. В какой-то момент настороженность передалась Ивану, и только бабушка с лукошком наперевес чуть улыбалась, ступая медленно, но уверенно.

– Когда ты проходила здесь, никого не было? – спросил Гий у Жели, не оборачиваясь.

– Конечно же, никого. – Она сказала это сердито, словно вор оторвал её от собственных размышлений; Желя даже на него не посмотрела.

Иван не выдержал и спросил из-за его плеча:

– А что?

– Да не знаю я, погоди…

Старушка не вмешивалась в разговор. Из-за рукава она достала бутыль из толстого стекла с чем-то бледным и вязким внутри. «Масло, чтобы пироги не заветрелись», – было сказано под нос, но никто на неё почти не взглянул.

Впереди зашумели ветки, и первым остановился Гий.

– Назад. Назад! – выкрикнул он, отставляя руку в сторону и не давая Ивану пройти. – Бегом обратно по развилке на тропе.

Желя и бабушка растерялись, а Иван замер. И было поздно куда-то прятаться.

Ближайшие кусты с сухой шумной листвой задрожали, захрустели ветки, и на дорогу вышли двое. Грубая тканая одежда, запах огня и нечёсаные волосы. И Гий сразу признал в них своих знакомых разбойников, заприметив топорщащиеся усы и влажные губы.

– Мирные путники, – сказал один из них; не спрашивал, а лишь подчёркивал то, что видел. Голос гнусавый и хриплый, словно его хозяин либо не говорил несколько дней, либо кричал ночь напролёт. – А! Уже оклемался?

– Где конь? – спросил Гий, сжав кулаки.

Знакомый разбойник хмыкнул.

– Пришлось продать. Нас вот двое, а он только один.

Иван съёжился. В голову никак не шла мысль, есть ли поблизости оружие. Блеск чужих глаз, руки на рукоятках ножей – всё это не представлялось радушной встречей.

Гий, стоявший впереди, не стал ждать. Пожжённая деревня, воры в гостинке – не самые добрые знаки, так что ему не хотелось давать противникам время на раздумья.

Неожиданно ему удалось наотмашь ударить самого ближайшего к себе разбойника по лицу. Бабушка и Желя, до этого медленно пятясь, кинулись прочь, обратно на развилку. Но тот, второй, вдруг побежал следом. Ивану только едва-едва удалось задержать его, кинувшись в грудь всем своим жалким весом, но разбойник откинул его в сторону, как шаловливую собаку, и в воздухе ухватил Желю за косу.

От резкой боли у неё потемнело в глазах, и она коротко взвизгнула. Иван захотел подняться, но первый разбойник, ударив Гия в живот, подскочил к нему и прижал ногой к земле.