– Во Флоренции этакое жилище назвали бы бедным домиком, – вздохнула миссис Тушетт, – однако здесь, осмелюсь предположить, цена может оказаться высокой. Вероятно, каждой из вас достанется приличная сумма. Наверняка в наследство вошло и другое имущество. Очень странно, что вы об этом не знаете. А место здесь весьма привлекательное: скорее всего, дом снесут и выстроят взамен несколько лавок. Как вы сами не додумались? Можно ведь было и сдать помещение торговому дому – извлекли бы большую выгоду.

Изабелла уставилась на тетушку. Сдать внаем? Ей подобная мысль в голову не приходила.

– Надеюсь, дом не снесут. Я ведь его обожаю, тетя.

– Не понимаю, что в нем хорошего? Здесь умер ваш отец.

– Да, однако из-за его смерти я любить дом не перестала, – холодно ответила племянница. – Мне нравятся места, где происходили события – пусть и печальные. Здесь умерло немало людей, но эти стены всегда оставались полны жизни.

– И вот это вы называете «полны жизни»? – Миссис Тушетт обвела рукой гостиную.

– Я хотела сказать – полны воспоминаний о людских чувствах и горестях. Хотя не только о горестях: в детстве я была здесь счастлива.

– Вам следует поехать во Флоренцию, коли уж вас привлекают дома с историей – особенно с историями смерти. Я живу в старинном дворце, где убили троих. То есть троих весьма известных личностей, а уж сколько неизвестных – и не счесть.

– Во дворце? – повторила Изабелла.

– Именно, милая. И он отличается от вашего домика самым решительным образом. У вас тут пахнет провинцией.

Изабелла взволновалась, ибо к дому бабушки всегда относилась с любовью и уважением, и все же выпалила:

– Страсть как хочу во Флоренцию!

– Ежели будете вести себя примерно и делать все, что скажут, – так и быть, возьму с собой, – торжественно заявила миссис Тушетт.

Тут наша юная леди пришла в совершенное возбуждение. Покраснев, она помолчала, а затем улыбнулась тетушке:

– Делать все, что скажут? Увы, подобного удовольствия обещать не могу, тетя.

– Уж поняла. Вижу – вы своенравны, однако не мне вас винить.

– А все же… За Флоренцию пообещаю что угодно! – чуть помедлив, воскликнула Изабелла.

Эдмунд и Лилиан все не возвращались, и миссис Тушетт целый час без помех беседовала с племянницей. Та обнаружила в тетушке личность своеобразную, однако ж весьма интересную – подобных ей, пожалуй, встречать еще и не доводилось. Да, эксцентрична – но Изабелла об этом знала давно. Другое дело, что особы эксцентричные всегда заставляли ее опасаться манер оскорбительных и вызывающих; подобные свойства натуры она почитала гротескными, а то и зловещими. С тетушкой было не так: в ней эксцентричность приобретала скорее оттенок иронический, а то и комедийный.

Изабелла даже задумалась – не странно ли, что ранее она находила людей обычных занимательными? Еще никто в жизни не притягивал ее столь сильно, как сидящая рядом маленькая ясноглазая и тонкогубая дама нездешнего вида. Держалась тетушка с большим достоинством, заставляя забыть о своей непримечательной наружности. Поношенный плащ она так и не сняла, увлекшись рассказами о королевских дворах Европы, о коих знала на удивление много. Ничего взбалмошного в ней Изабелла усмотреть не могла. Тетушка не признавала классового превосходства, сильных мира сего судила, нимало не стесняясь, и явно наслаждалась впечатлением, произведенным на простодушную и восприимчивую девушку.

Миссис Тушетт задала множество вопросов, и полученные ответы, очевидно, побудили ее составить лестное мнение о мыслительных способностях племянницы. Изабелла, в свою очередь, принялась расспрашивать гостью обо всем подряд, и беседа дала ей немало пищи для раздумий. К шести часам Лилиан все еще не вернулась, и тетушка, выждав разумное время, собралась уходить.

– Вероятно, ваша сестра горазда посплетничать в гостях? И часто она так задерживается?

– Лили ушла незадолго до вашего прихода, – пожала плечами Изабелла, – так что вы сидите у меня ничуть не меньше.

Миссис Тушетт нисколько не обиделась; напротив, ей явно понравился смелый тон племянницы, и ответила она с прежней любезностью:

– Не думаю, что у нее столь же важные резоны. Так или иначе, скажите ей – пусть навестит меня вечером в этом ужасающем отеле. Ежели хочет – пусть и супруга приведет. Вы не приходите, мы с вами еще успеем надоесть друг другу.

Глава IV

Миссис Ладлоу, старшая из трех сестер, считалась и самой здравомыслящей. Принято было говорить о Лилиан как об особе практичной, а об Эдит – как о признанной красавице. Изабелла же слыла самой способной. Эдит – миссис Кейс – вышла замуж за военного инженера. Впрочем, история наша не о них, а потому скажем лишь несколько слов.

Средняя сестра, девушка и впрямь прехорошенькая, украшала собою городки воинских гарнизонов – увы, в основном на удаленном от модных веяний Западе, куда, к ее великому сожалению, неизменно направляли мистера Кейса.

Муж Лилиан, молодой громогласный джентльмен, с большим пылом относившийся к своему занятию, служил стряпчим в Нью-Йорке. Партию старшей сестры вряд ли следовало считать более блестящей, чем у Эдит; а впрочем, о Лилиан, особе довольно невзрачной, судачили, что замужество для нее – несомненный дар небес. Так или иначе, совершив волею судеб побег из родительского дома, она обрела счастье. Став матерью двух маленьких проказников и хозяйкою неправильной формы дома, сложенного из непритязательного песчаника, насилу втиснувшегося меж других особняков на Пятьдесят третьей улице, Лилиан наслаждалась своим положением.

Невысокая ростом и коренастая, красивым сложением она не отличалась, однако несла себя достойно, хоть и не величаво – уж в этом отказать Лилиан было никак нельзя, тем более что замужество, как говорили, пошло ей на пользу. Более всего в жизни миссис Ладлоу гордилась умением мужа взять верх в любом споре и оригинальностью младшей сестры. «Никогда не пыталась угнаться за Изабеллой, – говаривала она, – иначе ничего в жизни не успела бы». И все же с легкой завистью следила за сестрою – как поглядывает на стелящуюся в беге борзую спаниель на поводке. «Дай Бог Изабелле человека, который составит для нее благополучную партию, и я буду покойна», – нередко замечала она в беседах с супругом.

Эдмунд по своему обыкновению зычно отвечал: «У меня, к примеру, желания взять Изабеллу замуж не возникло бы».

«Вечно тебя тянет поспорить; только затем и говоришь мне наперекор. Моя сестра девушка своеобразная – так что с того?»

«Не выношу оригиналов, предпочитаю умелый перевод, – шутил в ответ мистер Ладлоу. – Изабелла для меня книга, написанная на иностранном языке. Ничего в ней не разобрать. Твоей сестре выйти бы за армянина или португальца…»

«Того и боюсь!» – всякий раз вскрикивала Лилиан, почитавшая Изабеллу способной на неожиданные поступки.

Рассказ младшей сестры о встрече с миссис Тушетт она выслушала с большим вниманием, а вечером приготовилась выполнить указание тетушки. Что именно поведала ей в точности Изабелла – нам неведомо, однако ж слова ее побудили Лилиан во время сборов обратиться за советом к супругу.

– Надеюсь, тетушка придумает для Изабеллы нечто замечательное – вроде бы сестра пришлась ей по душе.

– Замечательное? Что же именно? Сделает дорогой подарок?

– Вовсе нет. Я имею в виду – примет участие в ее судьбе. Как видно, тетушка из тех, кто обожает оригиналов. Всю жизнь прожила за границей – так она сказывала Изабелле. Ведь сам говоришь, моя сестра – книга, написанная на иностранном языке.

– Хм. Полагаешь, Изабелле потребны симпатии иностранцев? Разве здесь ей всего не хватает?

– Нет, все же ей совершенно необходимо пожить за границей, – гнула свою линию Лилиан. – Она девушка именно подобного склада.

– Стало быть, старая леди должна забрать ее с собой?

– Она как раз и предложила Изабелле съездить в Европу – даже настаивала. Однако ж сестре непременно следует извлечь из поездки пользу, и тут я надеюсь на тетушку. Мы должны дать Изабелле возможность.

– Возможность? Для чего же?

– Возможность для развития.

– Боже правый! – воскликнул Эдмунд. – Куда ж ей еще развиваться?

– Вечно ты споришь ради спора, только потому и не огорчаюсь твоим словам. Сам знаешь – ты любишь Изабеллу.

– Знаешь ли ты, что я тебя люблю? – приводя в порядок шляпу, шутливо спросил Эдмунд сестру супруги.

– Знаю одно: мне до этого решительно никакого дела нет! – воскликнула девушка, хотя и тон ее, и улыбка говорили об обратном.

– О, погляди, как мы о себе возомнили после беседы с тетушкой, – проворчала Лилиан.

– Что ты такое говоришь, Лили? Ничуть я не возомнила, – серьезно возразила Изабелла.

– Заважничала и заважничала, не страшно, – примирительно сказала Лилиан.

– Ничего такого в нашем с миссис Тушетт разговоре не было. Отчего же мне важничать?

– О, да она и вправду раздулась от гордости, – засмеялся Эдмунд.

– Ежели я и раздуюсь – то по гораздо более веской причине.

Как бы ни спорила с сестрой и зятем Изабелла, все же чувствовала она себя теперь совершенно иначе – будто бы с ней случилось нечто хорошее. Лилиан с Эдмундом ушли, и вечером Изабелла оказалась предоставлена самой себе. Села у светильника; к обычным занятиям отчего-то не тянуло. Снова встала, пересекла комнату, вышла в другую, затем двинулась дальше по дому, стараясь держаться мест, где яркого света не было. Ее охватило беспричинное беспокойство, и даже порою пробивала легкая дрожь. Произошедшее сегодня имело не-обыкновенную важность, хотя на первый взгляд важным и не выглядело; жизнь Изабеллы оказалась на грани больших перемен. Что они принесут с собой – непонятно… Однако наша героиня очутилась в таком положении, что любые перемены стали бы для нее манной небесной. Изабелле хотелось оставить прошлое позади и начать все заново. Желание это родилось не сегодня и было ей знакомо давно, подобно шуму дождя за окном. Попытки его исполнить она предпринимала не раз.

Изабелла закрыла глаза и устроилась в темном углу гостиной – не для того, чтобы погрузиться в дремотное забытье, напротив: она ощущала страшное возбуждение и едва могла собрать разбегающиеся мысли. Воображение у нее всегда было живым: закроешь дверь, а мечта пробирается в окно. Изабелла и не пыталась его обуздывать. Случались такие события, когда и стоило бы положиться на холодный расчет, ан нет: всякий раз она давала волю фантазиям, за что и бывала наказана.

Сегодня, когда настала пора броситься в неведомое будущее, ей начали являться образы прошлого, которые вот-вот останутся далеко позади. В сознании замелькали годы и дни, и Изабелла, вспоминая каждый из них, долго сидела в тишине, нарушаемой лишь звоном больших бронзовых часов. Она вела в Америке счастливую жизнь, и ей всегда сопутствовала удача – тут не поспоришь. Изабелле, в отличие от многих и многих, кому не позавидуешь, доставалось самое лучшее; она не знала нужды и невзгод, о чем порой жалела – в книгах говорилось, что трудности способны сделать жизнь лишь интереснее и многому учат.

Отец оберегал ее от неприглядной действительности, к которой и сам испытывал отвращение. Милый, любимый папенька! Какое счастье иметь подобного отца! Изабелла гордилась, что в ней текла его кровь. После кончины папеньки много думала и пришла к выводу: он всю жизнь показывал детям, как прекрасен мир, а сам на деле не всегда умел совладать с присущими ему уродствами, хоть и мечтал их не замечать. За противоречивость натуры Изабелла любила его еще больше. Слишком щедрый, слишком добрый, слишком далекий от низменных соображений… Многим казалось, будто равнодушие отца к холодному расчету заходит слишком далеко, причем немало сторонников этой теории находилось среди людей, которым отец остался должен.