Несмотря на присущую ему с детства независимость и четкое понимание своего места на пьедестале жизни, потребность в общении с социумом была ему необходима. Для удовлетворения этой потребности он заводил многочисленных приятелей, которые стаями залетали к нему в гости, чтобы поиграть на его приставке и опустошить холодильник, в котором всегда можно было найти разные вкусные штуки. На разорение семейного хозяйства Роме было наплевать; наоборот, он получал громадное удовольствие, наблюдая, как отчим безуспешно рыщет на полках огромного двухдверного холодильника, пытаясь найти свою любимую копченую колбасу.

Просьбы родителей не водить домой всех подряд он игнорировал, но, когда один из приятелей умудрился сломать унитаз, Рома получил ультиматум: или сюда перестают ходить кто попало, или он временно остается без карманных денег. Он выбрал деньги, а любителям дармового хлеба и зрелищ сообщил, что у них в квартире начался крупномасштабный ремонт.

Словом, не прими он решение сбежать из постылой квартиры, так бы все это и тянулось, без конца и края. Но к марту две тысячи тринадцатого года его отношения с отчимом испортились окончательно, и дальше так продолжаться не могло.

Вагон тряхнуло. Рома открыл глаза, посмотрел на часы и криво усмехнулся – прошло совсем немного времени с момента, когда он, надев заранее принесенные с первого этажа кроссовки, выглянул в темноту коридора и, стараясь не производить лишнего шума, двинулся к лестнице на первый этаж.

«А я так много всего успел натворить…» – покачал он головой, перебирая в памяти детали своего побега.

Путь к свободе проходил рядом с комнатой родителей, и там вроде было тихо; мимо их двери Рома прокрался буквально на цыпочках. Миновав лестницу, он прошел через гостиную к прихожей. Там он остановился и медленно, очень аккуратно приоткрыл одну из дверей стенного шкафа. Внезапно над головой что-то захлопало и на его плечо сел Гошка. От неожиданности Рома чуть было не вскрикнул и непроизвольным движением смахнул с себя птицу. Попугай, не привыкший к подобному грубому обращению, отлетел в сторону, сел на карниз и, обращаясь неизвестно к кому, начал жаловаться на своем, птичьем языке. Сверху, из родительской комнаты, донесся кашель, потом раздались голоса, сперва отчима, затем мамы, после чего в квартиру снова вернулась тишина, нарушаемая только мерным и глухим тиканьем больших напольных часов и шумом дождя с улицы.

«Долбаный Гошка, чуть не спалил меня». – Рома замер возле шкафа, готовый рвануть в туалет, расположенный напротив, и закрыться там хоть на час, хоть на два. Сердце колотилось как безумное, а руки и ноги дрожали от волнения. Пару раз глубоко вдохнув и выдохнув, чтобы унять возникшую дрожь и успокоиться, он начал обследовать одно из трех висящих там пальто отчима и в первом же кармане нащупал то, что искал.

«Ну что же, – улыбнулся Рома, разглядывая в полутьме новенькие хрустящие бумажки, – весьма неплохая компенсация за вечернее рукоприкладство».

Громогласно осуждая общечеловеческие пороки, Рома тем не менее позволял себе время от времени заимствовать у отчима небольшую часть его жизненного успеха. Он знал, что в куртках и пиджаках дяди Саши всегда водятся деньги, и совершал небольшие – в разумных, конечно, пределах – «семейные» грабежи (впрочем, не часто, а лишь при необходимости, чтобы немного повысить снизившийся уровень своих финансовых возможностей). Как правило, добытые средства тратились на покупку видеоигр и еду вне дома, причем приятели стандартно выступали в роли нахлебников.

Но эти деньги пойдут совсем на другое, и билет на поезд до Курска будет оплачен из кармана отчима. Экономить он не будет – купит себе место в купе, а остальные отложит до лучших времен.

«За все в жизни надо платить… – философски рассудил Рома, представляя, как отчим лезет в карман и находит там пустоту, – ты сам мне про это не раз говорил. В том числе за рукоприкладство…»

Осторожно закрыв шкаф, он посмотрел на расположенную напротив тумбочку для всяких нужных мелочей – вот ключ от маминого «лексуса», а вот и тот, что нужен ему. Стараясь не дышать, он повернул кругляшок замка входной двери, отомкнул задвижку и с удовлетворением подумал, что пока его план работает на все сто процентов. Медленно приоткрыв дверь, он снял с вешалки свою куртку, взял с тумбочки ключ от BMW и выбрался из квартиры на лестничную клетку. Лифт благоразумно вызывать не стал – пока будешь стоять и ждать, откроется дверь квартиры, оттуда высунется рожа отчима, которая спросит: «А куда это ты на ночь глядя собрался, да еще и с сумкой?» Пять этажей вниз по лестнице – не вопрос для того, кто быстрее всех бегает стометровки.

Оказавшись на улице, он тут же попал под удар разбушевавшейся стихии. Отросшие за месяц волосы тут же вымокли, а за шиворот полились холодные водяные струи. Чтобы хоть как-то спастись от непогоды, он натянул на голову капюшон от свитера и бросил взгляд наверх – все окна в его квартире были темные, и только в родительской комнате слабо горел ночник. Отлично, теперь нужно спешить на парковку. Он огляделся по сторонам – как же хорошо, что на дворе ни души! Хотя кому, кроме упертых собачников, придет в голову вылезать на улицу, когда асфальт скрыт под черными безднами луж, снежная корка превратилась в кашу, а дождь тяжелыми каплями бьет в лицо?

«Прощайте…» – прошептал Рома и, прыгая через лужи, побежал по направлению к парковке.

– Куда так поздно? – спросил его бдительный Сан Саныч, не подозревающий о событиях, которые вскоре произойдут на вверенной ему территории.

«Станция „Курская“, переход на Кольцевую и Люблинскую линии».

Пока длился перегон от станции «Площадь Революции» до станции «Курская», Рома стоял возле дверей, ни о чем больше не думая и не открывая глаз. Двери еще не успели открыться полностью, а беглец уже выскочил из вагона, набрав скорость, рванул к эскалатору и запрыгал вверх по ступенькам – времени до отхода поезда № 105 оставалось совсем немного.

«Сто… процентов… дома… все… уже… стоят… на… ушах…» – прыгали в голове Ромы мысли, и он был совершенно прав: именно в этот момент, в Митино, возле разбитого «икс-шестого» трясущийся от пережитого нервного срыва отчим, отчаянно жестикулируя и срываясь на фальцет, объяснял Светлане, как называется самое подходящее место для ее малолетнего монстра, а Светлана тихим голосом просила его не звонить в полицию.

– Ты же не хочешь, чтобы он действительно туда попал, – говорила она мужу. – Если ты сейчас это сделаешь, последствия могут быть необратимыми.

– Но я обязан вызвать полицию, – горячо возражал тот. – Если я этого не сделаю, то сделают они.

И он посмотрел на сотрудников ЧОПа, среди которых выделялся съежившийся от навалившихся на него бедствий Сан Саныч. Как и отчим, незадачливый чоповец тоже размахивал руками в попытках растолковать что-то разгневанному начальству.

– Значит, объяснишь им, что ты сам это сделал, – твердо сказала ему Светлана. – Случайно… А с ними мы договоримся.

– И не подумаю, – фыркнул на это предложение муж. – За свои поступки надо отвечать.

– Ну, смотри. – Светлана резанула мужа грозным взглядом своих выразительных черных глаз. Зная, что взгляд этот возникает не просто так, потерпевший тут же умерил свой пыл, благоразумно решив прислушаться к совету жены. Вскоре он четко и ясно разъяснял прибывшим на место происшествия полицейским, что при выезде с парковки он не справился с управлением своего мощного автомобиля и врезался в столб. Разрезанное в клочья сиденье заранее прикрыли принесенным из дома пледом, поэтому никто ничего не заметил. Вслед за полицейскими на территорию жилого комплекса приехала аварийная служба, чтобы починить электросети. Последним прибыл эвакуатор, чтобы забрать пострадавший автомобиль.

– Спасибо, – сказала Светлана мужу, когда они, насквозь вымокшие, вернулись домой.

– Можешь не благодарить, – сухо ответил тот. – Настоятельно советую тебе объявить его в розыск.

– Он скоро вернется, – убежденно сказала Светлана, которая весь последний час безуспешно пыталась дозвониться до сына.

Дядя Саша пожал плечами и отправился в душ. Почувствовав, что силы ее покидают, Светлана села на стул в гостиной и горько заплакала. Аня спросила: «Что с тобой, мамочка?» – но та не ответила и плакала до тех пор, пока ей не позвонил из Курска отец Ромы Игорь, который сообщил, что Рома едет к нему.

– Пожалуйста, один билет в купе на сто пятый поезд, – сказал Рома, предварительно оглядевшись по сторонам.

– Продажа билетов закончена, – ответила кассирша, с любопытством разглядывая его разбитый нос.

«Вот зараза, все-таки не успел…» – подумал Рома и поинтересовался:

– А следующий через сколько?

– Через полчаса, белгородский, – услышал он в ответ.

– Дайте тогда на него, пожалуйста, – попросил Рома.

«Полчаса я как-нибудь продержусь…»

– А во сколько он прибывает в Курск?

– В полшестого утра, – сообщила кассирша.

– Давайте, – сказал Рома и протянул ей паспорт и деньги.

На час раньше, чем сто пятый! Ну ничего, отец все равно его встретит… Ну, или в крайнем случае он и сам до дома доберется. В такси или на автобусе. Вот только адрес надо вспомнить. А пока можно подняться на второй этаж, выпить кофе и чего-нибудь съесть.

Через двадцать минут Рома зашел в купе, поздоровался с попутчиками и бросил на одну из верхних полок свою сумку. Затем он вернулся на перрон и вставил в телефон сим-карту. Через десять секунд на дисплей посыпались уведомления о пропущенных звонках. Номер был один и тот же – звонила мама. Рома ткнул в иконку сообщений, и на экране появился заранее написанный текст: «Папа я завтра к тебе приеду рано утром встреть меня на вокзале Рома». Дождавшись уведомления об успешной отправке, он тут же вынул сим-карту и выбросил ее в ближайшую урну. И только потом сообразил, что не сообщил отцу номер поезда. Копаться в заполненной до отказа мусорке он не решился.

Вернувшись в купе, снял промокшие кроссовки, залез на верхнюю полку и в первый раз за этот вечер по-настоящему расслабился.

«Главное, чтобы меня не сняли с поезда… – думал он, с головой накрываясь одеялом. – Хотя если отец получил сообщение, а он наверняка его уже получил, то, скорее всего, успел связаться с мамой и сообщил ей, что я еду в Курск…»

Устраиваясь на ночлег, Рома даже не заметил, как поезд тронулся, в окне замелькали оставшиеся на перроне люди, а затем неторопливо поплыли едва заметные в темноте ненастной мартовской ночи городские пейзажи.

«…Зачем я все-таки разбил машину? – спрашивал он себя под успокаивающий стук колес. – …А что такого страшного случилось? – отвечал он, немного подумав. – Кроме меня, ведь никто не пострадал. А машину починят по страховке, ну или купят новую… Зато, – усмехнулся Рома про себя, – я показал, что бывает, когда перегибаешь палку… Теперь он поостережется возвращать меня к себе в дом, а я смогу остаться у отца насовсем…»

О том, как на его проделку отреагирует отец, Рома решил не думать – ведь завтра все и так выяснится. Через полчаса он уже крепко спал и был единственным в купе пассажиром, которому не мешал оглушительный храп растянувшегося на второй верхней полке длинного и худого, как жердь, пожилого мужчины, направляющегося в Белгород, «чтобы повидать внуков». Нижние пассажиры, ворочаясь на своих лежанках, проклинали храпящего дедушку и завидовали пареньку с разбитым носом, который умудрялся спокойно спать при таком адском шуме.

А Роме в этот же самый момент снился отец – он стоял на железнодорожном вокзале города Курска и приветливо улыбался сыну.