Глава 6

Следующие полчаса все остатки зелья родства ушли на то, чтобы проверить Платона, Дитриха и еще раз Златона для надёжности. Результат оказался странным. С Дитрихом и Платоном зелье работало как надо, а вот на Злате каждый раз становилось мутно-желтым.

– И что это значит? – слабо спросила Агата, уже окончательно переставшая что-либо понимать.

– Что Серп, за которого ты вышла замуж и от которого родила Злата, и Серп, с которым прожила всю жизнь и родила нас с Дитрихом, приходятся друг другу дальними родственниками, – вынес вердикт Платон, сказав вслух то, о чем все вокруг думали.

– Но при этом выглядели они как братья-близнецы? Думаешь, я не заметила бы подмену? – в голосе проскальзывали истеричные нотки, но ей было плевать.

– Не ты ли говорила, что Серп очень изменился после того, как принял семейный дар? – уточнил Илья.

– Да, но баба Рая объяснила, что это всегда так. Из века в век, если дар тебе достается не первому в поколении, то у тебя меняется характер, и с ее отцом так было, и с дедом Максимом… – Она запнулась, зацепившись за собственные слова.

«Из века в век…» – эхом повторялось внутри нее. Это кое-что напомнило. Слова, сказанные Альбеску ей сегодня:

«Так ты, значит, еще не в курсе? О его способе борьбы с вечностью… Грустно совсем не знать, с кем живешь? Вроде муж, а вроде чужак, хи-хи…»

Она замотала головой, отгоняя от себя эти мысли. Еще не хватало ломать голову над шарадами безумца.

– Мама, ты должна кое-что знать. – Платон перевел взгляд на Макарова. – А ты, Илья, пообещай, что это не уйдет дальше этой комнаты. Хоть ты арбитр, но то, что я сейчас скажу, должно остаться внутри нашей семьи. Мы все считаем тебя ее членом.

– Говори, – напряженно кивнул он.

– Когда я был заперт в поместье, тот темный ритуал, на котором я попался – был не первым. Дит и Злат уже в курсе. Я пытался вернуть орочью сущность, использовал один семейный рецепт, скажем так, для этого. Но, использовав его, очнулся в теле Серпа в «Теневерсе». Вместо того чтобы восстановить магию, я поменялся с ним телами. Если бы не Мари, то я и сейчас бы продолжал быть им. Причем мне очевидно, что ритуал подсунул сам отец, он хотел, чтобы я его провел. Я очень долго над всем этим думал. Мама, помнишь, ты говорила, что отец когда-то давно тоже лишился своей сути ненадолго. А что… что, если именно тогда его место занял чужак?

Агата, даже не пытаясь дослушать, вновь резко выступила:

– Нет. Об этом не может быть и речи. Кому и зачем нужно занимать место вашего отца? Что за фантастические выдумки?

Разумеется, высказать сыну про то, что он использовал и другие опасные ритуалы во время заключения, ей тоже хотелось – но сейчас разговор был не о его поведении. Она всё же оглянулась на Макарова, но тот сделал вид, будто его очень заинтересовало содержимое бокала. Он слушал внимательно, но как бы отстраненно.

Видимо, чтобы в случае чего сказать «вообще не в курсе, не видел, не слышал».

Это к лучшему. Илья всё-таки слишком принципиальный. Он мог бы и осудить Платона, просто потому что так правильно и за преступлениями должно следовать наказание.

Но семья – а он действительно стал членом семьи; Виолетта даже иногда, забывшись, называла его дедом – ему была важнее принципов.

– Ну-у-у. Например, кому-то из нашего рода, – подчеркнул Платон, указывая на желтый цвет зелья, – кто сам по каким-то причинам не мог продолжать жизнь в своем теле.

– Ты хочешь сказать, что я бы не заметила, если бы жила с другим мужчиной?

– Мам, но ты и так жила с другим мужчиной, – вклинился Дитрих. – Не с заботливым и добрым Серпом, за которого вышла замуж, а с орком, который портил тебе жизнь долгие десятилетия.

– Чушь. Его изменил дар.

Она горячо убеждала собственных детей в этом, но слова Альбеску тем временем терзали рассудок. «Борьба с вечностью». «Муж-чужак». Слишком откровенные намеки, если сравнить с остальными фактами.

Неужели…

– Агат, ты явно что-то скрываешь, – теперь Илья оторвался от созерцания бокала. – Я же вижу по твоему лицу.

– Я вам кое-что скажу, – Агата нехотя скрежетнула зубами, – только, пожалуйста, не делайте поспешных выводов.

И она передала слова древнего вампира.

– Он мог сказануть это просто так, – добавила в завершении. – Мало ли что в его мозгу происходит. Он и…

Она порывалась добавить про куклу, но решила, что этот вопрос касается только Дитриха и Таи, а не всех домочадцев. Если захотят – сами им расскажут.

– Нику ничего никогда не говорит просто так, – шепотом ответила Марьяна, и Платон согласно кивнул.

– Мама, зелье не врет. Серп, с которым ты обменялась клятвами, на магическом уровне приходится лишь дальним родственником Златону. И родным отцом – нам. Если же сам Альбеску обмолвился о борьбе с вечностью, значит…

– Псевдо-Серп мог проворачивать эту схему не единожды, – хмыкнул Дитрих. – Целые поколения дар удивительным образом «менял» орка. Ты сама говоришь: и с отцом бабы Раи, и с дедом Максимом случилось нечто подобное. Тебе не кажется, что у всех тех, кого он «поменял», – сын явно добавлял насмешку в это слово, – характер становился примерно одинаковый? Властный, жесткий, деспотичный. Не слишком уж странное совпадение?

– Теперь я понимаю, что случилось с моим старым другом, – внезапно подал голос Макаров, так пасмурно, словно только что похоронил его (хотя, наверное, это было недалеко от истины). – Мы с Серпом ведь дружили… и я даже не заинтересовался, почему он резко оборвал все связи и полез в криминал.

– Не кори себя, – покачал головой Платон. – Если уж никто в семье не догадался, даже баба Рая, что говорить о друзьях?

Агата закрыла лицо ладонями.

Она не собиралась это слушать. Не хотела этому верить. Какие-то бредни, которые её дети раскручивают просто потому, что всегда ненавидели собственного отца. Им проще представить, что его тело занял кто-то другой.

А потом она вспомнила деда Максимилиана, которого раньше боялась собственная семья. Вспомнила, как Серп любил съездить к нему с какими-нибудь хорошими новостями, например, рассказать про беременность Агаты. Как он частенько целовал её при нем или обнимал. Агате это казалось излишне интимным, но Серпу нравилось проявлять знаки внимания именно при дедушке. Говорить ему о своих успехах. Ни с одним из родственников он так не делал, а тут как специально смаковал подробности.

Дед же просто молча взирал на них, он и ответить-то не мог.

А если он…

Внезапно Агату словно ударило электрическим разрядом. Она ведь ездила однажды в больницу к своей свекрови, которая ухаживала за дедом Максимом. И тот схватил Агату за руку. Он порывался ей что-то сказать, но не хватило сил. Он хрипел, сипел, смотрел на неё так отчаянно, будто надеялся на что-то. Агата же просто сбежала в тот день из палаты.

Если настоящий Серп был в теле деда, то…

Она всю жизнь прожила с монстром, пока её муж погибал в теле немощного старика? Тот парень, в которого она однажды влюбилась, исчез не под влиянием дара? Он много лет был рядом с ней, почти под носом, а она ничего не заметила? Пыталась «вернуть былую страсть» в отношения с Серпом, хотя это был даже не он?

Мог ли Альбеску намекнуть ещё и на это? Вот почему он предлагал прийти именно с Ильей и покрасоваться перед бывшим мужем.

Отомстить ему той же монетой. Поиздеваться так же, как он сам насмехался над поверженным Серпом.

Агата сжала кулаки под столом. Пока её семья оживленно переговаривалась о том, кем мог являться Серп из родственников (сейчас они вспоминали всё древо Адронов и строили догадки), у Агаты закипала кровь. От злости и ненависти, такой лютой, что сжигала изнутри.

Чертовых тридцать лет она посвятила тому, кто попросту украл жизнь её Серпа. Отобрал у него всё. Лишил не только семьи или дара, но даже полноценного существования.

Точно так же он собирался отобрать жизнь собственного сына? Жить в его шкуре, пока настоящий Платон либо погиб, либо находится в заточении?

И что бы сделал «Серп» дальше? Убил Дитриха, чтобы наверняка заполучить дар? Ну заодно и Златона, тот как раз всегда был для него бельмом на глазу.

Он бы попросту вырезал всю семью, только бы сохранить своё могущество?

Что ж. Решено. Она обязательно придет к бывшему мужу. Заглянет ему в глаза. Задаст несколько вопросов. И если хоть на секунду почувствует сомнение – ох, тогда Альбеску придется защищать своего пленника. Потому что Агата не просто будет целоваться с Макаровым у него на глазах.

Она сделает всё, чтобы существование этого неизвестного ей мужчины стало пыткой.

***

Виолетта героически не спала до полуночи, а едва пробило двенадцать, одевшись, выбежала вместе со всеми на улицу. Дитрих чуть задержался – брал фейерверки.

А потом они все вместе смотрели на то, как со всех сторон распускаются огненные цветы, разноцветным дождем опадающие и растворяющиеся в темном небе.

Семья была немного растеряна, огорошена открывшейся правдой. Ради Виолетты, которая так ждала праздника, они продолжали заведенные ритуалы. Но, переглядываясь друг с другом, понимали – каждый прокручивает в голове то, что узнал сегодня.

Агата, когда первая злость улеглась, ощутила такую усталость и слабость, что и полуночи дожидаться не хотела. Хотела залезть на кровать, укрыться одеялом и пореветь вдоволь, оплакивая первого мужчину, которого полюбила в своей жизни. Полюбила, но подвела его, в тот самый момент, когда он нуждался больше всего. Не смогла его узнать.

– Не жалеешь? – тихо спросил Илья, когда они поднимались в квартиру, вдоволь насмотревшись на затейливые фейерверки. Виолетта мчалась впереди всех, хлопая в ладоши и выкрикивая поздравления с Новым годом.

– Доченька, тише, ведь кто-то и спать уже может из соседей, – попыталась утихомирить ее Таисия.

– Как спать? Как может кто-то спать? Ведь это же Новый год! – ужаснулась девочка, но всё же пыл поумерила.

– О чем не жалею? – так же тихо переспросила Агата у Макарова.

– О том, что зелье родства не использовала еще тогда, когда я предлагал достать его? Не хочу, чтобы ты себя сожалениями изводила.

Агата покачала головой: