Оушен Паркер: Погребенные. Легенда о Маат

* * *

© Паркер Оушен, 2024

© uminoko, иллюстрация на обложку

© LevandaArt, иллюстрации

© ООО «Издательство АСТ», 2024

* * *

Тем, кто ищет свет в кромешной темноте

Список ныне живущих, упоминаемых в книге богов высшего мира:

Гор – бог неба и солнца, сын Исиды и Осириса, отец Амсета, Хапи, Кебехсенуфа.

Кебехсенуф – третий сын Гора, защитник Гора.

Иунит – богиня любви.

Онурис – бог охоты.

Птах – бог правды.

Список ныне живущих, упоминаемых в книге богов низшего мира:

Акер – бог земли, страж врат Иалу и покровитель умерших.

Аментет – богиня Запада, плодородия и покровительница умерших.

Амсет (Габриэль) – второй сын Гора, защитник Гора, хранитель пламени Дуата.

Анубис – бог смерти, страж весов.

Бастет – богиня жизни, защитница Ра, создательница хранителей и покровительница умерших в Иалу.

Маат – богиня правды, дочь Сета.

Мафдет – богиня, покровительница умерших в Иалу, жена Исдеса.

Исдес – бог иллюзий, покровитель умерших в Иалу, муж Мафдет.

Сатет – богиня, дочь Анукет и Амсета.

Список погибших, но упоминаемых в книге богов высшего и нижнего мира:

Сет – бог ярости, песчаных бурь и хаоса, брат Осириса, отец Маат.

Осирис – бог возрождения, после победы в войне с Сетом – правитель Дуата, судья душ усопших, брат Сета, муж Исиды, отец Гора.

Исида – богиня плодородия, жена Осириса, мать Гора.

Анукет – богиня-покровительница умерших.

Хранители богов:

Мираксес – хранительница Маат.

Дориан – хранитель Амсета.

Вивиан – хранительница Амсета.

Шесему – хранитель Бастет.

В книге присутствует отхождение от общепринятой мифологии. Некоторые мифы о египетских богах переосмыслены, некоторые – полностью изменены.

I

Мне казалось, что бесконечный мрак длился целые столетия. Бестелесная, лишённая тревог и скорби, подобно сгустку слабой, но постепенно усиливающейся энергии, я существовала в пространстве. Меня не было ни в мире живых, ни в мире мёртвых. Я была между материями, сочилась сквозь время.

Когда-то я уже была в подобном месте, и очень скоро в подтверждение этой догадки пришли первые видения – словно тьма нашёптывала сказку, используя тени.

Всё началось во мраке. Здесь, в бесконечности, неподвластной восприятию богов и людей, формировалась энергия. Нун, сотворивший себя отец богов, был первым, кто вышел из Тьмы, разделившись на множество стихий и граней сущего, создав первых богов и первую твердь, выступившую из-под вод Океана. После в небе воссияло Солнце. Его свет рассеял тьму первоначального Хаоса, и девять богов – Осирис, Сет, Исида, Нефтида, Атум, Шу, Птах, Геб и Нут – сотворили более примитивную жизнь на Земле и под ней: мир людей и Царство вечной ночи, куда смертные уходили после кончины, чтобы расплатиться за грехи или получить награду за праведные поступки^[1].

Какое-то время боги жили в мире и согласии. За помощь и покровительство люди несли им дары: свои души. Создав новую жизнь, боги пожертвовали частью силы, и каждый оборот Луны вокруг Земли нуждались в восполнении утраченного.

Как и люди, которые были созданы по их же подобию, боги были склонны к печали, зависти, похоти, любви, ненасытности и жажде власти.

Между Сетом и Осирисом вспыхнула война. Она длилась тысячелетия и, как любила рассказывать Бастет, никогда бы так и не закончилась, если бы в порядок бытия вновь не вмешался Источник. Он подарил миру двух истинных богов, чьей миссией стало восстановление порядка и равновесия между враждующими богами.

Осирису источник даровал сына Гора, а Сету – меня, Маат, богиню разума и первую истинную богиню.

Голос. Солнце. Шелест песка. То особенно тёплые, то до дрожи прохладные порывы сильного ветра. Касание. Невесомое, нежное касание женской ладони.

– Пейте, госпожа, – шелестела пустыня.

Обессиленная горем и ужасом, я приоткрывала онемевшие губы, чтобы позволить прохладным каплям смочить иссохший язык.

– Спите, госпожа, вам нужны силы.

Нет. Не нужны. Я хотела лишиться всех сил, что ещё поддерживали жизнь внутри тела. Я хотела, чтобы забвение поглотило меня, как поглотило Алекса. Я жаждала смерти, но вместо этого, содрогаясь всем телом в лихорадке, потерялась в лабиринтах собственных воспоминаний.

Нижний Египет, 1960 год до н. э.

Сет долго скрывал сам факт моего рождения. Я была слишком мала и толком не понимала, что происходило между ним и Осирисом, а потому ни о чём не спрашивала.

Он не был любящим и чутким отцом. Несколько десятилетий, даже толком не зная, кем являлась, я просидела в четырёх стенах – как уже потом выяснилось, в мире людей, в высшем мире. Я просто плыла по течению, не ведая о существовании людей и богов. В моём маленьком мирке была лишь одна молчаливая прислужница, которая быстро убедила меня, что жизнь, которой я живу, единственно возможная. Я буквально не подозревала о том, что где-то существовал кто-то, кроме неё, меня и отца. Меня не интересовала бескрайняя пустыня, в центре которой стоял наш домик. Иногда я выходила на порог и, подолгу глядя в никуда, зарывалась босыми ступнями в горячий песок.

К тому моменту, когда Гор, родившийся в ту же секунду, что и я, достиг полной зрелости и развил свои силы, моё тело сохраняло облик пятилетнего ребёнка. Я даже не знала, что спустя сорок лет должна была хоть немного вытянуться.

Каждый вечер пред сном прислужница заплетала мои волосы, негромко пела на незнакомом языке, а потом, пока я засыпала, терпеливо ждала у двери. В наших отношениях не было нежности, но я в ней и не нуждалась. Я не догадывалась, что могло быть иначе, но одной ночью меня разбудило чьё-то прикосновение. Прислужница касалась меня редко, но в тот первый раз меня просто гладили, и от этого стало так приятно, что на ногах и руках зашевелились волосы.

Необычной красоты молодая женщина в длинных бесформенных одеяниях, сотканных из света и серебра, продолжала перебирать мои волосы, а когда увидела, что всё это время за ней наблюдали, вскрикнула от неожиданности и чуть кубарем не слетела с постели.

– Ты меня напугала, – прошептала она. Я продолжала на неё таращиться. – Мати.

Я молчала, потому что не умела вести разговоры.

Немного растерянная и смущённая, она аккуратно вернулась в прежнее положение и снова положила руку на мой лоб.

– Милая, ты умеешь говорить?

– Да, – не моргая, ответила я.

– Тушканчик, меня зовут Бастет.

Сирия, 662 год н. э.

Звук закрывающихся ставен сменился завыванием ветра. Люди попрятались по домам и затихли. Лишь песок шуршал под моими ногами. Он закручивался вокруг нас, трепал полы чёрной мантии, и после выжившие в этой деревне ещё долго разносили легенду о самой смерти, что пришла к ним посреди ночи.

Мы надвигались на деревню, словно цунами. Мы были голодны, но никто из здешних не планировал добровольную капитуляцию. Ислам пришёл на эти земли, и вера в нас ослабла. Маат, богиня разума и истинная богиня, стала всего лишь легендой.

Но эта легенда была зла и голодна. Насытиться душами тех, кто перестал верить, стало почти невозможно. Чтобы поддерживать силы, приходилось вырезать целые деревни, утратившие веру в настоящих богов.

Мираксес, в обличье огромного чёрного кота размером со льва, шагала рядом. Погружаясь лапами в мягкий песок, она водила мордой и рычала. Это означало, что здесь не осталось ни одного человека, верующего в нас. В меня. Также это означало, что ради насыщения нам придётся перебить их всех.

Первым был старик. Он не успел спрятаться, но принял встречу с нами достойно. Встав на колени, он сложил руки в молитве. Мираксес обошла его со спины и облизалась. Я же ждала, пока мужчина закончит.

Когда он наконец поднял голову и посмотрел мне в глаза, я протянула вверх руку, и тени, словно нити, сползли вниз, протянулись по земле и обвили его тело. Старик задрожал, закатил глаза, а из беззубого рта потекла слюна. И так было с каждым, кто посмел перестать верить в нас. В единственных и истинных богов.

– Я даю ей воду, – прошептала женщина.

– Мои целебные травы. Подавай с питьём дважды в день. Я спрошу с тебя, если с ней что-то случится. – В голосе отчётливо слышались высокомерные нотки.

– Конечно, госпожа, я сделаю всё, как вы велите. Но девочка умирает. Посмотрите на неё…

– Думай, о чём говоришь, Фирузе. Она не просто девочка. Она…

Они обсуждали то, как скоро я умру, по пять раз на дню. Я же ждала, когда их пророчество сбудется и уже в следующее полнолуние воды Нила унесут меня к предкам. Что угодно, лишь бы избавиться от этих образов в голове.

Ещё через день женщина приложила к моей шее мокрую тряпку. До того как прохладная ткань коснулась кожи, я и не подозревала, что сгораю заживо.

– Да у вас лихорадка, госпожа! – ахнула она и резко встала. Заскрипели половицы, хлопнула дверь. Женщина быстро вернулась и сунула мне в рот что-то до омерзения кислое, но я проглотила это вместе с водой из приставленного к губам стакана. Это был мой первый самостоятельный большой глоток за долгое время. После того как лекарство провалилось в желудок, я снова отключилась, на этот раз без видений.

Меня разбудил знакомый голос. Сперва он звучал отдалённо, но вскоре начал приближаться. Послышался смех. Кожа вспыхнула в том месте, где прохладные пальцы впились в мою руку. Двинувшись ниже, они переплелись с моими и сжали так крепко, что я вскрикнула и распахнула глаза.

В туманной дымке показалось знакомое лицо: сначала его пронзительные серые глаза, затем тонкие, изогнутые в нежной улыбке губы.

– Просыпайся, Аника, – позвал Робинс.

Я замерла, просто не поверила тому, что предстало перед глазами. Неверие спугнуло его, и я увидела Аарона. Опечаленный, он гладил основание моей ладони большим пальцем и тихо приговаривал:

– Открой глаза, Аманда.

Из горла вырывалось сдавленное рыдание, но я по-прежнему не могла двигаться. Не могла удержать его образ, и он растворился, тенью покинув комнату через приоткрытое окно.

– Не уходите, – прохрипела я. – Пожалуйста, не оставляйте меня одну.

– Я здесь, милая. Я здесь, – ответил уже другой голос, и я, крепко сжав прохладные пальцы, вновь потерялась во тьме, из которой, казалось, не было выхода. Я была навеки обречена слышать крики умирающих, чувствовать запах горящих тел. Я была навеки обречена жить в этой тьме, потому что была её порождением…

Первым признаки жизни подал желудок. Он урчал громко и требовательно, последние пять дней переваривая лишь самого себя. Жар спал, и я наконец почувствовала, как прояснилась голова.

Приподняться на локтях и осмотреться оказалось задачей повышенной сложности. В глазах троилось ещё какое-то время, но я смогла разглядеть мрачную комнату, посреди которой лежала на кровати, усыпанной разноцветными подушками. Единственное окно завесили тонким лоскутом ткани алого цвета, хорошо пропускающим яркий солнечный свет и покачивающимся на ветру.

За относительную прохладу внутри я могла благодарить холодные кирпичные стены. На той, что была прямо напротив моей постели, висел ковёр. В остальном здесь казалось пустовато: в самом углу стоял небольшой деревянный стол и высокое напольное зеркало.

С улицы доносился шелест ударяющегося о стены и стёкла песка. Небольшими пригоршнями, вместе со зноем и треском, похожим на пение цикад, он попадал в комнату через приоткрытое окно.