В те годы он был счастлив. Его детские амбиции взрастил и удостоил высокой оценки пожилой наставник Чемберс Пакстон, заменивший ему отца, в котором он так нуждался. Тогда, по молодости, ему казалось, что нет преград, чтобы найти ответы на любые вопросы и решить любую проблему. Даже лишения были Тому на руку: когда не нужно беспокоиться о любви, чести или другой подобной чепухе, можно спокойно зарабатывать большие деньги. Он получал от этого несказанное удовольствие – до поры до времени.

Сейчас же почему-то некоторые лишения стали именно так и ощущаться – как лишения, и ничто иное. Счастье или по крайней мере то, что он под ним понимал, бесследно испарилось.

Ветер кружил и дул со всех сторон. Резкий порыв сорвал с его головы черную шляпу из шерстяного фетра, и она катилась по тротуару, пока ее не подхватил юный охотник за окурками. Сжимая в руках головной убор, он исподлобья взглянул на его хозяина. Оценив расстояние между ними, Северин пришел к выводу, что пускаться в погоню бессмысленно: мальчишка легко ускользнет от него, скрывшись в лабиринте переулков и конюшен позади главной улицы. «Пусть забирает», – решил Том и направился в здание. Если удастся продать шляпу за сумму хотя бы отдаленно сопоставимую с первоначальной ценой, юный бизнесмен заработает небольшое состояние.

Том поднялся в свои апартаменты на пятом этаже, и Кристофер Барнаби, его личный секретарь и помощник, немедленно явился забрать черное шерстяное пальто. Когда он в недоумении огляделся в поисках шляпы, Том резко бросил, направляясь к большому письменному столу с бронзовой столешницей:

– Ветер.

– Пойти поискать, сэр?

– Нет, ее уже и след простыл, – он уселся за стол, заваленный гроссбухами и стопками корреспонденции. – Кофе!

Барнаби тут же умчался с проворством, которое никак не увязывалось с его полноватой фигурой.

Три года назад Том временно взял младшего бухгалтера на место личного секретаря и помощника, пока не найдется подходящая кандидатура на эту должность. Вообще-то ему бы и в голову не пришло взять кого-то вроде вечно взъерошенного и встревоженного Барнаби с шапкой буйных каштановых кудрей, которые вечно плясали и разлетались во все стороны на его голове. Даже после того, как Том послал Барнаби к личному портному на Сэвил-роу и оплатил счет за несколько элегантных рубашек, три шелковых галстука и два сшитых на заказ костюма – один из шерсти, другой из тонкого черного сукна, – молодой человек все равно выглядел так, словно выудил свою одежду из ближайшей бельевой корзины. Внешность личного помощника выставляла в невыгодном свете его работодателя, но Барнаби быстро доказал свою пригодность, продемонстрировав внимание к деталям и исключительную способность расставлять приоритеты, поэтому Тому стало наплевать на его внешний вид.

После того как Барнаби принес кофе с сахаром и сливками, он достал маленькую записную книжку и приготовился записывать указания патрона, но прежде напомнил:

– Сэр, японская делегация подтвердила прибытие через два месяца для закупки экскаваторов и бурового оборудования. Они также хотят проконсультироваться по инженерным вопросам, связанным со строительством железной дороги Накасендо через горные районы.

– Мне понадобятся копии топографических карт и геологических исследований местности, и как можно скорее.

– Да, мистер Северин.

– Кроме того, найми преподавателя японского языка.

Барнаби моргнул:

– Вы имеете в виду переводчика, сэр?

– Нет, преподавателя. Я бы предпочел общаться с представителями японской делегации без посредника.

– Но, сэр, – обескураженно произнес помощник, – вы же не собираетесь выучиться свободно говорить на японском за два месяца?

– Барнаби, не говори глупости.

Помощник смущенно улыбнулся:

– Конечно, сэр, просто ваши слова прозвучали так, будто…

– Мне потребуется от силы месяца полтора, – с его уникальной памятью Тому легко давалось изучение иностранных языков, хотя, положа руку на сердце, произношение оставляло желать лучшего. – Организуй ежедневные занятия начиная с понедельника.

– Да, мистер Северин, – Барнаби быстро делал пометки в своей книжице. – Следующий пункт в моем списке чрезвычайно интересен, сэр. Кембриджский университет вынес решение вручить вам Александрийскую премию за работы в области гидродинамики. Вы первый, кто, не будучи выпускником Кембриджа, ее получит, – лицо секретаря озарила улыбка от уха до уха. – Поздравляю вас, сэр!

Том нахмурился и потер уголки глаз:

– Мне обязательно произносить речь?

– Да, торжественное вручение состоится в Питерхаусе.

– А можно забрать награду без речи?

Барнаби покачал головой:

– Тогда придется отказаться от награды.

Увидев удивленный взгляд патрона, секретарь добавил:

– Но вы не можете так поступить! Благодаря этим исследованиям вам могут пожаловать рыцарское звание, но шанс будет упущен, если вы откажетесь от Александрийской премии. А ведь рыцарство – ваша мечта! Сами же говорили!

– Теперь оно уже не имеет для меня значения, – пробормотал Северин. – Никакого.

Помощник заупрямился:

– Я включу это мероприятие в ваше расписание и напишу для вас речь – что-нибудь вроде выражения благодарности и в то же время удивления по поводу того, что именно вы удостоились такой чести, хотя вы один из многих умов, что трудятся на благо империи ее величества…

– Ради всего святого, Барнаби! В мои пять эмоций не входят подобные темы, о которых говоришь ты. Более того, я никогда не назову себя одним из многих, потому что таких, как я, больше нет: я единственный и неповторимый, – Том коротко вздохнул. – Я сам напишу речь.

– Как скажете, сэр, – на губах секретаря заиграла слабая, но явно довольная улыбка. – На этом пока все. Будут ли для меня поручения, прежде чем я вернусь к своим делам?

Том кивнул и уставился на пустую кофейную чашку, водя большим пальцем по тонкому фарфоровому краю:

– Да. Сходи в книжный магазин и купи мне роман «Вокруг света за восемьдесят дней».

– Жюль Верн, – проговорил Барнаби, и его лицо просияло.

– Ты что, читал его?

– Да, это необыкновенно увлекательная история.

– Какой урок извлекает Филеас Фогг? – увидев недоумение на лице помощника, Том нетерпеливо добавил: – Во время своего путешествия. К каким выводам он приходит в процессе?

– Зачем преждевременно раскрывать сюжет? Вам будет неинтересно читать, – серьезно проговорил молодой человек.

– Не переживай. Мне просто нужно знать, какая истина открылась бы нормальному человеку.

– Все совершенно очевидно, сэр, – заверил его Барнаби. – Сами все поймете, когда прочтете.

Секретарь покинул кабинет, но всего через пару минут вернулся. К удивлению Тома, помощник держал в руках его утраченный головной убор.

– Швейцар принес вашу шляпу, – пояснил Барнаби. – Ее вернул уличный мальчишка и даже вознаграждения не попросил. – Критически оглядев войлочные поля, он добавил: – Я прослежу, чтобы ее хорошенько почистили, сэр.

Том подошел к окну. Беспризорник опять вернулся в канаву собирать сигарные окурки.

– Я выйду на минутку, – сказал он секретарю.

– Какие-то поручения еще будут? – спросил тот.

– Нет, я справлюсь сам.

– Ваше пальто… – начал Барнаби, но Том не обратил на него внимания и быстрым шагом прошел мимо.

Когда он вышел на улицу, щурясь от резких порывов ветра, поднимавших тучи пыли, мальчишка, видимо, решив передохнуть, сидел на корточках возле сточной канавы. Заметив приближавшегося Тома, он явно перепугался и насторожился. Парнишка был щуплый и нескладный, неопределенного возраста, но явно не старше десяти-одиннадцати лет. Карие глаза его слезились, кожа на лице загрубела, как у ощипанной курицы, длинные черные волосы явно не расчесывали и не мыли не одну неделю.

– Почему ты не оставил ее себе? – без предисловий спросил Том.

– Я не вор, – ответил мальчишка, поднимая очередной окурок маленькой ручкой, покрытой грязью и струпьями.

Том достал из кармана шиллинг и протянул замарашке, но тот проигнорировал этот жест, покачав головой:

– Мне не нужны подачки.

– Это не подачка, – возразил Том, немало удивившись такому проявлению чувства собственного достоинства у ребенка, который едва ли мог себе это позволить, – а всего лишь плата за оказанную услугу.

Мальчик пожал плечами и, взяв монету, бросил ее в тот же мешочек, куда собирал окурки.

– Как тебя зовут? – спросил Том.

– Безил-младший.

– А полностью?

Мальчик опять пожал плечами:

– Меня все так кличут, а папаша был Безил-старший.

Разум подсказывал Тому оставить все как есть: в этом беспризорнике не было ничего особенного. Помощь конкретному ребенку может удовлетворить мимолетный порыв благородства души, но никак не облегчит тяжелую долю тысяч других детей, которые живут так же, в грязи и нищете. Он уже и так пожертвовал немалые суммы, причем крайне демонстративно, множеству лондонских благотворительных организаций. Этого более чем достаточно.

Но что-то не давало ему покоя – вероятно, все дело в нотациях Уинтерборна. Помочь этому маленькому оборванцу подсказывало Тому чутье, которое никогда его не подводило, как бы он ни старался его игнорировать.

– Безил, мне нужен уборщик в контору. Хочешь получить эту работу?

Мальчишка подозрительно посмотрел на Тома:

– Надуть меня хотите, господин?

– Даже не думал. Да, и зови меня «мистер Северин» или «сэр», – Том дал мальчику еще одну монету. – Купи метлу и приходи завтра утром. Я предупрежу швейцара.

– Вишь ты! И когда же мне заявиться, сэр?

– Ровно в девять.

Направляясь обратно в здание, Северин мрачно пробормотал:

– Если этот оборванец обчистит мою контору, счет я вышлю тебе, треклятый Уинтерборн.

Глава 7

Месяц спустя Том сел на поезд до станции Сафрон-Уолден в Эссексе, а оттуда нанял экипаж до поместья Клэр. Такое путешествие кардинально отличалось от поездки в комфортабельном железнодорожном вагоне, где он мог отгородиться от всего внешнего мира. Навещая людей, Том предпочитал не полагаться на их милость. Его вполне устраивало, что он мог приезжать и уезжать по своему желанию, принимать пищу, какую хотел и когда хотел, мыться своим любимым мылом и спать в тишине, когда некому потревожить его сон.

Однако по случаю свадьбы Уэста Рейвенела Том собирался попробовать для себя кое-что новенькое. Он станет частью толпы гостей: займет спальню, куда в безбожно ранний час приходят горничные, чтобы разжечь очаг, спустится в столовую и позавтракает вместе с другими гостями, смиренно присоединится к ним на прогулках, чтобы полюбоваться видом на холмы, деревья и пруды. В доме полно детей, но к ним он отнесется терпимо или попросту станет игнорировать. По вечерам, во время салонных игр и любительских постановок пьес, он сделает вид, будто получает от них удовольствие.

Решение подвергнуться подобным испытаниям напрямую вытекало из совета Риза Уинтерборна прислушаться к своему чутью. Пока все шло далеко не лучшим образом, но Том так устал от невыносимо долгих месяцев ощущения внутренней пустоты, что даже непрерывная череда неудобств казалась ему переменой к лучшему.

В отдалении на пологом холме, заросшем вечнозелеными растениями и обнесенном низкими, увитыми плющом стенами, показалась усадьба с белыми колоннами в классическом георгианском стиле. Кольца дыма поднимались из аккуратного ряда дымовых труб, растворяясь в ноябрьском небе. Деревья вдоль аллеи сбросили листву, обнаженные ветви застыли, словно окутанные черным кружевом. На голые поля вдалеке опускался густой вечерний туман.

Наемный экипаж остановился перед парадным портиком. Его тут же окружили три лакея и принялись открывать лакированную дверь, выдвигать ступеньки и выгружать багаж. Том спустился на гравийную дорожку и глубоко вдохнул аромат мокрых листьев, припорошенных инеем. Он не мог не признать, что в сельской местности воздух приятнее, чем в городе.