Мистер Партридж остановился и мысленно вернулся к их диалогу. В этом разговоре с упорством дважды упоминалась машина времени. Затем молодой человек сказал – как же там? – «Сейчас это кажется безупречным преступлением», а потом: «Думаю, отсюда может выйти все что угодно». И еще удивительная новость о новом пожелании дедушки Макса…

Мистер Партридж улыбнулся. Он сглупил. Здесь был его Жавер, его Порфир. Молодой детектив действительно подозревает его. И сообщение о Максе было искушением, ловушкой.

Детектив не мог знать, насколько ненужным стал теперь этот приз. Он хотел спровоцировать его на новое преступление.

Но все-таки, так ли уж не нужно было целое состояние? И разве легко устоять перед таким прямым вызовом?

Мистер Партридж поймал себя на том, что обдумывает детали.

Если дедушка Макс собирается встретиться завтра со своим адвокатом, то логично убить его сегодня. Чем скорее, тем лучше.

Вероятно, удобнее всего – когда он отдыхает после обеда. В это время Макс в одиночестве дремлет в любимом уголке своего большого поместья на холмах.

Есть только одна загвоздка. Там нет электрических розеток. Портативная модель не будет работать. Пока…

Да, конечно. Можно поступить иначе. В случае с кузеном Стэнли он совершил преступление, затем вернулся в прошлое и подготовил себе алиби. Но здесь он мог с тем же успехом обеспечить алиби, а потом вернуться назад и совершить убийство, отправившись в прошлое на лабораторной машине с более широким временны́м диапазоном. Нет нужды в эффекте запертой комнаты. Это было хотя и мило, но не принципиально.

Надо обеспечить себе алиби на час дня. И больше не следует использовать Фейт. Не стоит с ней встречаться, пока он еще в переходной стадии. Можно, например, снова получить штраф за нарушение дорожных правил. Наверняка полиция была бы столь любезна, что…

Полиция. Вот оно. Идеально. Он пойдет в управление и попросит о встрече с детективом, работающим над делом Харрисона. Скажет ему, что с запозданием припомнил подробности о предполагаемой ссоре кузена Стэнли с Эшем. В общем, сможет находиться рядом с полицейским в то время, когда дедушка Макс будет убит.

В двенадцать тридцать мистер Партридж вышел из дома и направился в Центральное полицейское управление.

Со своего наблюдательного пункта Фергусу был слышен храп старика.

Попасть в уединенное убежище Максвелла Харрисона было нетрудно. Газеты годами так тщательно освещали распорядок его жизни, что можно было заблаговременно выяснить все, что нужно: его повседневные привычки, нелюбовь к телохранителям, постоянное место для сна.

Светило солнце, холмистая местность выглядела вполне мирной. В овраге рядом с Фергусом журчал ручей. Старый Максвелл Харрисон хорошо поступил, заснув в такой абсолютной глуши.

Фергус докурил третью сигарету, прежде чем услышал звук. Он был очень тихий – возможно, от подвернувшегося камешка, но в окружающей тишине любой звук, не являвшийся храпом или журчанием ручья, казался слишком громким.

Фергус бросил сигарету в глубь оврага и бесшумно двинулся на звук, прячась за чахлыми зарослями.

Зрелище, вполне ожидаемое, тем не менее удивительно контрастировало с этим тихим убежищем: пухлый лысый мужчина средних лет приближался на цыпочках, с длинным ножом, поблескивавшим в поднятой руке.

Фергус бросился вперед. Левой рукой он перехватил ладонь с ножом, а правой заломил мистеру Партриджу свободную руку за спину. На лице мистера Партриджа, выражавшем безмятежность, когда он подходил к намеченной жертве, сейчас отразились ярость и ужас.

Он машинально повернулся. Это было инстинктивное движение, но получилось оно столь удачно, что он сумел высвободить руку с ножом из хватки Фергуса. Сам Фергус увернулся ловко и осознанно, но это не спасло его от жалящей раны на плече. Он ощутил, как теплая кровь стекает по его спине, и невольно отпустил другую руку мистера Партриджа.

На мгновение мистер Партридж заколебался, словно не зная, в кого первого вонзить нож – в дедушку Макса или Фергуса. Колебание это было понятно, но оказалось роковым. Фергус прыгнул вперед, нацелившись на колени мистера Партриджа.

Мистер Партридж поднял ногу, чтобы пнуть его в лицо. Однако покачнулся и почувствовал, что теряет равновесие. И тут Фергус задел его плечом. Мистер Партридж пошатнулся и стал падать, падать, падать…

Старик все еще храпел, когда Фергус спустился на дно оврага и снова поднялся. Не оставалось сомнений, что Харрисон Партридж мертв. Ни у одного живого существа голова не могла быть повернута под таким углом к телу.

И Фергус убил его. Назовите это несчастным случаем или самообороной – как угодно. Фергус заманил его в ловушку, и в этой ловушке мистер Партридж погиб.

Печать Каина можно «носить» по-разному. У мистера Партриджа это приняло образ вдохновенного бахвальства. Но Фергус так не мог.

Наверное, с точки зрения морального закона его нельзя было назвать преступником, но в профессиональном плане он потерпел неудачу. Доказательств невиновности Саймона Эша у него не прибавилось, и к тому же он сам обременил себя убийством.

Преступление может тянуть за собой новые преступления, и Фергус О’Брин, намеревавшийся поймать убийцу, теперь сам оказался таковым.

Фергус переминался перед лабораторией мистера Партриджа. Это был его последний шанс. Здесь могут быть улики – сама машина или какой-нибудь документ, который доказал бы его теорию даже скептически настроенному детективу Джексону. Взлом станет не слишком большим нарушением, если учесть его теперешний послужной список. Вроде бы это окно слева…

– Привет! – жизнерадостно воскликнул лейтенант Джексон. – Ты тоже его выслеживаешь?

Фергус постарался ответить в своем обычном бодром стиле:

– Привет, Энди. Итак, вы наконец додумались заподозрить Партриджа?

– Он и есть твой таинственный X.? Я так и предполагал.

– Это привело тебя сюда?

– Нет. Он сам нарвался. Пришел в управление час назад с дурацкой историей о жизненно важных доказательствах, о которых он только что вспомнил. Мол, последние слова Стэнли Харрисона были о ссоре с Саймоном Эшем. Это прозвучало странно – как преднамеренная попытка усилить подозрения против Эша. Как только я освободился, решил еще раз поговорить с этим типом.

– Сомневаюсь, что он дома, – заметил Фергус.

– Можно проверить. – Джексон постучал в дверь лаборатории. И ее открыл сам мистер Партридж.

Он держал в одной руке большой недоеденный сандвич с ветчиной. Отворив дверь, он взял в другую руку недопитую бутылку с виски. Мистер Партридж хотел подкрепиться перед своим новым ярким приключением.

Глаза блеснули, когда он увидел двух посетителей. Его Жавер! Два Жавера! Сыщик, который так отважно бросил ему вызов, и полицейский, который должен был обеспечить ему алиби.

Мистер Партридж не стал вслушиваться в речь официального детектива и всматриваться в ошеломленное выражение лица другого. Он открыл рот, и Великий Харрисон Партридж, сбросив остатки кокона, произнес:

– Вы можете узнать правду ради собственной пользы. Жизнь Эша ничего для меня не значит. Я могу победить его, даже оставив в живых. Я убил Стэнли Харрисона. Делайте с этим заявлением что хотите. Понимаю, что неподтвержденное признание для вас бесполезно. Если вы можете это доказать, я ваш. И скоро у меня появится новая жертва, а вы бессильны остановить меня. Потому что вы уже опоздали.

Мистер Партридж тихо рассмеялся, закрыл дверь и запер ее. Он доел бутерброд и допил виски, не обращая внимания на удары в дверь. Потом взял нож и направился к своей машине времени. На его лице читалось выражение безмятежной величавости.

Лейтенант Джексон бросился к двери, но она была уже заперта. Через несколько минут они вместе с Фергусом взломали ее.

– Он ушел, – озадаченно произнес Джексон. – Где-то должен быть скрытый выход.

– Запертая комната, – пробормотал Фергус. Плечо опять болело, и поединок с дверью вызвал новое кровотечение.

– Что с тобой?

– Ничего особенного. Слушай, Энди, когда ты освободишься?

– Строго говоря, я уже свободен. Я пришел сюда в нерабочее время.

– Тогда давай, во имя всех богов пьянства, пойдем и утопим в вине наши заботы.

Фергус еще спал, когда на следующее утро позвонил лейтенант Джексон. Сестра разбудила его и заметила, как он резко взбодрился, пока слушал, кивая и бормоча «да», «я буду…».

Морин подождала, пока Фергус повесит трубку, пошарит вокруг, найдет сигарету и закурит. Потом спросила:

– Ну?

– Помнишь дело Харрисона, о котором я тебе вчера рассказывал?

– Машина времени? Да.

– Убийцу, мистера Партриджа, нашли в овраге, в поместье своего двоюродного дедушки. Видимо, поскользнулся и погиб во время попытки второго убийства – так считает Энди. С собой у него был нож. Итак, ввиду этого и своего рода признания, сделанного им вчера, Энди отпускает Саймона Эша. Он по-прежнему не понимает, как Партридж обставил первое убийство, но и не должен теперь передавать это дело в суд.

– В чем же дело? Разве это не прекрасно?

– В чем дело? Послушай, Морин Макушла. Я убил Партриджа. Я не хотел, и, вероятно, это можно назвать самообороной, но я это сделал. Убил его вчера в час дня. Мы с Энди видели его в два; он как раз собирался съесть сандвич с ветчиной и выпить виски. Анализ желудка показал, что Партридж умер через полчаса после этого перекуса, когда мы с Энди начали попойку. Теперь понимаешь?

– Ты имеешь в виду, что потом он вернулся в прошлое, намереваясь убить своего двоюродного деда, а затем ты… увидел его после того, как убил его, прежде чем он снова оказался убит? О, как ужасно.

– Не только это, моя дорогая. В этом и ирония: временно́е алиби, другое время, которое надежно прикрывало убийство Партриджа, стало таким же идеальным алиби для его убийцы.

Морин хотела что-то сказать и вдруг замерла.

– Ой! – воскликнула она.

– Что?

– Машина времени! Она должна остаться где-то у него! Разве ты не…

Фергус рассмеялся, но не слишком весело.

– Это расплата за безупречность в данном деле. Вероятно, Партридж и его сестра не очень любили друг друга. Знаешь, какой была ее первая реакция на известие о смерти брата? После одной официальной слезы и одного официального рыдания она пошла и разнесла к чертям всю лабораторию Партриджа.

На полу лаборатории валялись скрученные, разорванные катушки и шины. В морге лежало пухлое тело со сломанной шеей. Вот и всё, что осталось от Великого Харрисона Партриджа.

Фредерик Браун

Фредерик Уильям Браун (1906–1972) известен как автор и детективов, и научной фантастики. Он родился в Цинциннати, штат Огайо. Учился в Университете Цинциннати, а затем провел год в Ганноверском колледже, штат Индиана. В течение многих лет Браун был офисным служащим, а потом устроился корректором в «Milwaukee Journal» и проработал там 10 лет. Он начал сочинять короткие рассказы, и в 1949 году решил полностью посвятить себя литературе. Браун в совершенстве освоил этот жанр, за что его прозу многие любят и сегодня – очень короткий (и трудный в написании) рассказ, как правило, от одной до трех страниц.

Браун никогда не был достаточно обеспеченным, что вынуждало его писать в невероятно быстром темпе. И все равно он, казалось, наслаждался своей работой, несмотря на всю загруженность. Многие его рассказы и романы проникнуты юмором, приправлены каламбурами и игрой слов. Его высоко ценили коллеги, в том числе Микки Спиллейн, назвавший Брауна своим любимым писателем; Роберт Хайнлайн, посвятивший ему роман «Чужак в чужой стране»; и Айн Рэнд^[7], которая в своем «Романтическом манифесте» назвала его гениальным.