Селяне, оказавшись в выстуженном, заметённом лесу, остановились, не зная, как поступить дальше. Пёс вышел последним. Блестящий под солнцем снег резал глаза до боли; прикрыв лицо ладонью, Айзек добрёл до ближайшего дерева и прислонился к шершавому стволу. Ещё в тоннеле он начал задыхаться, тогда он решил, что виновата духота, но сейчас, в лесу, ему всё так же не хватало воздуха – словно невидимая рука схватила за горло и не хотела отпускать. Пёс постарался вдохнуть поглубже – и не смог. Лайна встревоженно тронула за плечо, но Айзек лишь кивнул в ответ, пытаясь удержать на лице непослушную улыбку.

За следующие часы их отряд не продвинулся далеко. Дети быстро замёрзли и начали капризничать, да и взрослым было не укрыться от холода: они взяли всю тёплую одежду, что смогли раздобыть, но её оказалось недостаточно. Еда тоже скоро станет проблемой.

– Нам не уйти, – прошептал Айзек бредущей рядом с ним Гельде. – Каратели всё равно найдут нас. Мы оставляем столько следов, что выследит и младенец.

– Но у нас есци ты! Есци мужики. Да и мы могём отбивацци.

– Ничем не вооружённые люди против обученных наёмников? Селяне и жрецы против карателей?

– И што ж нам делати?

– Возвращаться, – выдохнул Айзек и потёр горло.

– Мне треба покумекати с другими.

Пёс кивнул и оступился.

– У тя порядок? – Гельда поддержала его и с тревогой заглянула в лицо.

– Да.

– Ты выглядишь неважнецки – серый весь такой, а губы синюшши. Тя б к лекарю…

– Неплохая идея, как только набредём в лесу на его дом, сразу обращусь!

Женщина обиженно поджала губы.

– Извини.

– Твоя правда, нам треба вертацца. Инакше наш побег прикончит тя…

Айзек хотел возразить, но кашель помешал ему.

– Я дойду до других, а ты покаместь бывай здесека. – Гельда помогла Псу опуститься на снег.

Прислонившись спиной к дереву, он наблюдал, как взволнованно переговариваются селяне, о чём-то спорят и отчаянно жестикулируют. Гельда, демоны её побери, права – в лесу у него не слишком много шансов выжить, он отравился дымом куда сильнее, чем предполагал. Горло нещадно саднило, будто оно было разодрано до крови невидимыми лапами дыма, его тошнило, а зрение нипочём не желало обретать чёткость, да и кожа на лице, казалось, до сих пор продолжает гореть. Но больше всего страшило не это: ему всё труднее становилось дышать. С каждым часом. С каждой минутой. С каждым шагом. Айзек закашлялся и сплюнул на снег кровь.

«Вларика», – внезапно мелькнула мысль. Среди неразберихи войны ведьме было не дотянуться до сбежавшего любовника, но если Пёс сам позовёт её, возможно, она услышит?

– И окажется за тысячи миль отсюда… – пробормотал он вполголоса.

Айзек отчаянно не хотел умирать, жизнь, со всеми неприятностями и сложностями, – слишком ценна, чтобы расстаться с ней без борьбы. И тем более обидно погибнуть из-за доброго дела, из-за того, что спас из горящего дома малышку.

– Вларика, – прошептал Пёс, прикрывая глаза, – я прошу, услышь меня. Мне очень нужно исцеление. Я заживо горю изнутри.

Он честно старался вызвать в памяти образ ведьмы: рыжие волосы, синие глаза, её прикосновения, поцелуи. То, как она раз за разом выкачивала из него жизнь… Не пойдёт, так ему вовсе не хотелось вспоминать о ведьме. Лучше представить, как Вларика спасла Савьо – она вернула друга с того света, её магия связала их на время, позволив обмениваться силами, дав разделить боль.

– Вларика! Я не протяну долго…

* * *

– Я не протяну долго…

Словно отзвук на грани слышимости, тень далёкого эха, принесённого ветром. Савьо замер, напряжённо обратившись в слух, – ничего.

– Савьо? – знакомый голос, но он не смог вспомнить его сразу.

Лекарь обернулся к говорящему, и тут на него обрушился ворох картинок: заснеженный лес, перемотанная окровавленной тряпкой рука, плачущие дети, толпа одетых во что попало людей, кровь на снегу, невероятно бледный Айзек…

– Савьо!

Кто-то встряхнул его за плечо, круговерть картинок замерла – и почти тут же лопнула, словно мыльный пузырь. Мгновение Савьо таращился на стену перед собой, ничего не понимая.

– Савьо?

Тот же голос, и на этот раз лекарь узнал его: магистр. Савьо прикрыл глаза, пытаясь ухватить за хвост видение, – бесполезно.

– Что с тобой?

Он с трудом заставил себя разлепить глаза. Усталость целой жизни опутала душу: так ощущался истощённый Дар – пустота внутри, которую нечем заполнить. Савьо потёр лицо, взгляд наткнулся на карту на столе.

– Я видел Айзека.

Лекарь посмотрел на Илена и Саламандра. И если магистр, отлично владеющий собой, выглядел чуть встревоженным, то ученик побледнел, а на лице застыл страх.

– Ты… ты словно в беспамятство впал, – пролепетал Илен.

– У меня было видение, – признался Савьо.

– Но ты же не спал. Такое возможно? – уточнил Саламандр.

– Нет. Вернее, раньше было нет, – поправился Савьо. – Но сейчас видение просто обрушилось на меня, и я забыл, где я нахожусь и что правда, а что – его часть.

– И что с Айзеком?

– Ему плохо. Он зовёт Вларику, просит отыскать и исцелить,

– Видно, дела у него неважно, – проворчал вновь овладевший собой Илен.

– Он умирает.

Комната ответила тишиной.

Вскочив с кресла, Савьо бросился к окну, сквозь которое пробивался мутный свет. Прислонившись лбом к холодной слюде, он задыхался от бессилия и тревоги. Картинки видения не хотели отпускать: искалеченная ладонь, надрывный кашель, холод и суровая тишина заметённого леса… Савьо не мог отделаться от мысли, что сам бы он давно позволил панике взять верх и просто сдался – Айзек же умудрялся искать пути к спасению. Может ли навык выживать быть даром – сродни его? Или проклятием, которое даётся вкупе с жестокой судьбой?

– Савьо. – Голос Саламандра выдернул его из бесконечного круга, по которому неслись мысли – словно закусившие удила лошади. Бесполезные, но и остановить их никак не получалось. – Ты можешь сказать, что это было за место: посёлок? город? военный лагерь? Это было уже после пожара?

– Какое-то селение на краю леса, я не знаю названия. Где может быть отряд карателей?

– Карателей? – переспросил Илен, уставившись на лекаря. Савьо мог поклясться, что ему не почудился прозвучавший в голосе идущего ужас.

– Да. Это слово постоянно вертелось в мыслях Айзека – так он называл и себя, и тех, кто преследовал их.

Саламандр присвистнул.

– Эвон куда его занесло…

– Я понял, что это – не очень хороший отряд.

– Это – очень нехороший отряд, Савьо. Он ломает людей похуже рабства и тюрьмы. Ты либо подчиняешься, становясь тем, с кем лучше не встречаться вовсе, либо… Я не знаю, каковы шансы воспротивиться карателям и остаться в живых. Я бы сказал, что их попросту нет.

Саламандр отошёл к печурке, с минуту он смотрел на пламя, размышляя. Илен излишне пристально изучал карту, не поднимая глаз. Тишина казалась осязаемо тяжёлой. Савьо отчаянно хотелось нарушить её, сказать, что Айзека не так просто сломать, – но он не смел. Чутьё, неуловимое, неосознанное, подсказывало, что Айзек вляпался во что-то действительно мерзкое. Наконец, Саламандр повернулся к лекарю.

– Савьо, я скажу жестокую вещь, но таково моё мнение. – Он покрутил кольцо на пальце, словно оттягивая момент, когда придётся облечь в слова мысли, а затем поднял прямой, спокойный, как и всегда, взгляд на лекаря. – Я бы не советовал тебе дальше искать Айзека.

В душе Савьо вскипело негодование.

– Вы уже ошиблись в Айзеке однажды, магистр. Он оказался сильнее, чем вы могли предположить.

– Ты хочешь идти за ним? – уточнил Илен.

Савьо ощутил, как жар приливает к лицу, – как же он ненавидел свою дурацкую манеру краснеть каждый раз, как нужно сделать важный шаг.

– Хочу. Я верю в… – Он прервался на полуслове и вскинул голову, прислушиваясь. Где-то на краю сознания прозвучал вылинявший, но по-прежнему пропитанный сладкой отравой голос Вларики, который обещал спасение. И вместе с этим пришло знание того, где находился Айзек. Так просто: словно оно всегда было внутри, а Савьо раньше не замечал его.

– Вларика откликнулась. Я знаю, где Айзек. – Савьо бросился в карте и принялся водить пальцем по незнакомым названиям, выискивая нужное. Крошечная точка, всего лишь чернильная капелька на краю бесконечного леса. – Здесь. – Он оторвался от карты и посмотрел Саламандру в глаза. – Айзек здесь, он жив, и я намерен его отыскать. Или хотя бы попытаться.

Магистр оставался невозмутим.

– Как я и говорил: ты волен идти к своей цели. Только помни, что в пути она может измениться. В таком случае позволь этому случиться – и постарайся вовремя свернуть на новую дорогу.

* * *

Вдали послышалось ржание лошадей и голоса. Айзек вскинул голову.

– В круг! Держите детей, чтобы не попали под копыта! Те, кто слабее, – в центр, кто может сражаться – по краям. – Пёс с усилием поднялся. – Прекратить истерику! Иначе погибнут все.

Кое-как сбившись в перепуганную, ощетинившуюся самодельным оружием кучу, люди замерли, всхлипывая и едва слышно переговариваясь. Айзек держался чуть на расстоянии, готовый встретить командира карателей. Ожидание было томительным.

Наконец, среди деревьев замелькали одетые в поношенные плащи люди. Среди них обнаружилась лишь пара всадников, не особо отличавшихся по одеянию от остальных. Почти в полном молчании они окружали беглецов. Селяне удивленно переглядывались: кем бы ни были вновь прибывшие, ясно одно – они не каратели.

– Кто вы? Где ваш командир? – хрипло выкрикнул Айзек.

Никакого ответа. Хищно скалясь, воины окружили толпу, нацелив на неё заряженные луки.

– Мне нужно поговорить с вашим главным! – повторил он, вытягивая меч из ножен левой, не обожжённой рукой. На него тут же направили разномастное оружие: копья, мечи, короткие, широкие ножи – явно мясницкие, несколько кинжалов. Пёс бросил меч под ноги ближайшему воину и поднял руки.

– Я безоружен. А это – всего лишь крестьяне и несколько жрецов. Прошу, не атакуйте. – Он перевёл дыхание и прочистил горло. – Мы бежали от карателей – они пришли в посёлок. Мы ищем защиты.

Один из всадников чуть тронул бока коня и выехал вперёд.

– И как же вы умудрились сбежать от карателей? Кажется, таких баек нам ещё не рассказывали.

Айзек изобразил слабое подобие оскала.

– Потому что один из карателей решил пойти против своих. Мне надоело убивать, и я решил для разнообразия спасти. – Голос не желал слушаться, и фразу он уже закончил едва слышно.

Но этого хватило. Воины загалдели, ещё больше оружия нацелилось на Пса.

– Серьёзно? – Главарь усмехнулся. – Ты каратель? Выглядишь не слишком-то внушительно, едва стоящий на ногах оборвыш.

– Но то верно! – выкрикнула Гельда из толпы. – Он спас нас.

Селяне зашумели, подтверждая правоту её слов. Всадник снова окинул Айзека недоверчивым взглядом.

– Допустим. Ты не боишься признаваться в том, что ты каратель-перебежчик?

Айзек покачал головой.

– Мы обречены в лесу. – Он с хрипом втянул воздух и, сделав над собой усилие, продолжил: – Можете отдать меня под суд, мне всё равно. Я не буду сжигать деревни по чьему-то там приказу.

Он даже нашёл в себе силы вскинуть голову. А затем мир разом потемнел, словно на лес упала ночь. С трудом устояв на ногах, Айзек опёрся о подставленное ему плечо.

– Держися, прошу тя, держися, – прошептал знакомый голос Иветты. – Не сдавайси.

– Ну что ж. – Предводитель развернул коня. – Свяжите карателя и усадите на лошадь. Отправляемся в город.

– А селяне? – лениво поинтересовался кто-то из вояк.

– Возьмём их с собой. И пусть не забывают мою щедрость.

Айзек не помнил, как они добрались до места, в какой-то миг боль в груди стала нестерпимо жгучей, а кашель окончательно разодрал горло. Он задыхался, давился собственной кровью, пытался вдохнуть и не мог – рёбра словно сжали с нечеловеческой силой.

– Вларика… – беззвучно шептал он онемевшими губами.

«Потерпи, я близко…»

– Я не могу больше, мне не хватает воздуха… Проклятый дым сжёг всё внутри…

«Я успею, не бойся».