– Разберитесь здесь, я всё добуду! – стараясь игнорировать очевидное, уже выбегая крикнул Николай.

Как и предсказывал помощник, дождь всё-таки начался. Да и какой: беспросветная буря. Чёрное небо обернулось порталом в мир бесконечной воды, устроив в лагере почти библейский потоп. Николай нёсся по неровному плацу сквозь поселение, сейчас больше походившее на архипелаг из палаток. Спрятавшиеся под натянутым брезентом, вокруг зажжённой бочки, Василий с горсткой энтузиастов вовсю распевали песни культового ленинградского музыканта о группе крови и пачке сигарет. Стоящие рядом пустые бутылки церковного кагора намекали, что профессор расширил свой рынок сбыта. А из-под каждого навеса доносились обсуждения утреннего инцидента: «Ой, да кого там бомбить стали бы? Кенгуру?» – «Сегодня в каше половину таракана нашла, чуть на месте не вывернуло!» – «Спрячь это, куда подальше, отберут ведь!» Ботинки ощущались ластами, а вымокшее пальто давило на плечи и хлестало подолом по ногам. Наконец, уперевшись в здание штаба, Николай забежал по скользкой лестнице и, толкнув заедающую дверь, оказался в приёмном зале.

– Вы куда? – завидев нежданного посетителя, встал из-за стола дежурный боец.

– К Калинину, дело срочное, – не останавливаясь, зашагал сквозь помещение врач.

– Приказано сегодня не беспокоить, все вопросы обсудите завтра.

– Ты в курсе, кто я?! – мужчина уставился в лицо преградившего путь молодого рядового.

– Д-да, док, но полковник ясно сказал, чтобы его не беспокоили.

– На тебя нет времени! – Николай напористо отодвинул юношу в сторону и, игнорируя крики возмущения в спину, бегом ринулся вглубь здания, оставляя за собой мокрые следы.

– Полковник! Есть разговор, и лучше бы вам на него согласиться! – толкнув дверь кабинета и влетев внутрь, ядовито выпалил врач раскинувшемуся в кресле офицеру.

– Командир, я сказал, что к вам нельзя, но он просто не слушал, – подоспел следом запыхавшийся, оправдывающийся солдат.

– С тобой позже разберусь, – угрюмо проскрежетал Калинин, опустив тяжёлый взгляд на гостей. Боец застыл истуканом, не в силах решить, остаться ему или выйти. – Небоходов, ты сегодня, видимо, меня доконать решил?

– Я предупреждал вас, что нельзя прекращать лечение! Мы снизили дозу, потому что вы забрали партию, на которую мы рассчитывали, и теперь у шести моих пациентов осложнения!

– Ну, конечно… – мужчина равнодушно отпил янтарной жидкости из стоящего на столе стакана. – Зачем же ещё ты мог меня потревожить.

– Вам придётся отдать лекарства, полковник!

– Неужели?! – едва не сорвавшись на гогот и вздёрнув брови, воскликнул Калинин.

– Фёдор, да послушайте вы! У нас препаратов на один день, а там лечения минимум на пять! – приблизился Николай, опираясь на деревянный стол и нависая над офицером. – Инфекция сожрёт их лёгкие!

– Нет, это ты послушай: для начала не заливай мне пол, – полковник брезгливо махнул в сторону вешалки. – Рядовой! Чай доктору сообрази! – Боец виновато кивнул и вышел из кабинета. – Мне казалось, я ясно донёс информацию, что партии нет.

– И мы оба знаем, что это полная брехня! – выпалил врач, лишь сильнее нависая над столом.

– Выбирай выражения! Обвинять во лжи того, к кому приполз за помощью – не самый умный ход.

– Полковник, среди них же совсем ещё дети!

Калинин ненадолго призадумался и деловито постучал пальцами по столу:

– Это всё печально, но ты не хуже меня знаешь, что люди смертны. Вот чего у нас точно полно – так это морфина. Вколи своим пациентам, пусть спокойно уйдут без страха и боли.

– Совсем обезумели?! – нервно задрожал Николай, руки напряглись, грозясь то ли оставить на дереве вмятины ладоней, то ли сжаться в кулаки и полететь в лицо собеседника. – Кем вы себя возомнили?! Не вам решать, кому жить!

– Именно это и делают командиры, Коля! Странно, что ты к своим годам этого не понял, – печально улыбнувшись, полковник повернулся на кресле и вгляделся в окно: струи дождя наперегонки сбегали по дрожащему в раме стеклу. – Они всё равно умрут. Ты же не дурак, прекрасно понимаешь: даже если вылечить их сейчас, сколько они протянут? Месяц? Два? Через сколько свалится очередная болезнь или они влезут в петлю от мыслей о своих погибших семьях? А что они будут делать, когда начнётся голод? Когда опускается ночь, выживают лишь те, кто умеет разводить огонь, остальных сжирают хищники. Меня не интересуют бесполезные слабаки, я ответственен за тех, кто сможет выжить в новом мире.

– Полковник, вы не можете обречь их на смерть! Они доверили вам свои жизни! Это же обычные люди! Гражданские!

– Ах, гражданские! – Калинин вскинул голову, в его улыбке появилось что-то истерическое. – Ну, конечно, как всегда! Гражданские! Никому нет дела, сколько солдат полегло, особенно в первые дни! Мои парни совершали невозможное – спасая задницы твоих гражданских! Подвиг, сохранивший тысячи жизней! Но всем плевать, как и всегда! Что до всего этого, что сейчас, – полковник опустошил стакан, немного скривившись от вкуса. – Трезвонят лишь о погибших хлюпиках, даже если это идиоты, которые по своей же тупости вышли из убежища, хотя им сто раз говорили не лезть на рожон! Думаешь, мы что-то должны вам?! Теперь, когда мира больше нет? Обязаны вас кормить и согревать?! Всё, что вы сейчас имеете, – это дар! Наш дар вам! Мой дар!

– Может, вам стоит сказать это матери девятилетней девочки? Или отцу двух пятилетних мальчишек, который ещё вчера мог дышать сам, а сегодня его лёгкие похожи на фарш? – голос врача перестал дрожать, превратившись в тихий острый скальпель. – Думаете, люди покорно примут ваше разделение на полезных и недостойных?

– Угрожать решил? – сжав подлокотники кресла, Калинин поднялся и навис по другую сторону стола, исподлобья глядя на врача и тыча тому в грудь пальцем. – Со мной это не пройдёт, Коля! Я в жизни не пасовал перед шантажом, а перед блефом уж тем более!

– Я не стану молчать, полковник! Не в этот раз! Если вы не дадите лекарство – через час у вас под окнами будет полтысячи разъярённых жителей.

– Попробуй и увидишь, что будет, – оскалился вояка.

– Что, начнёте стрелять в людей за то, что они пытаются спасти своих близких? Устроите бойню?! – ядовито выпалил врач в искривлённое самоуверенной ухмылкой лицо.

– Да что ты знаешь о бойне, щенок?! – глаза полковника сверкнули ледяной сталью. На мгновение Николай почувствовал, что разделяет страх Березина. Между мужчинами повисла тишина, прерываемая лишь шумом ливня за окном. Ястребиными взглядами они изучали друг друга, ожидая малейшей ошибки.

– Предложу альтернативу, – всё же нарушил молчание Калинин. – На рассвете выезжает колонна. На этот раз в Никольск. У меня проверенная информация, что там есть топливо. Много топлива. Конечно, не столько, сколько нам надо, но для начала сгодится. Поедешь с ними – найдёшь аптеку, больницу, склад, хоть джина лысого, мне плевать что. Если сможешь достать лекарства, трать их на своих дистрофиков, я не возражу.

– Это слишком долго, – призадумавшись, покачал головой врач.

– Ну ты же сам сказал, что на один день запаса хватит. Либо так, либо…

– По рукам, – тут же перебил Николай.

– Что-то ещё? – усмехнувшись, вскинул бровь Калинин.

– В лазарет нужна пара бойцов, помочь с тяжёлой работой: нарубить дров и прочее.

Полковник достал из ящика стола рацию:

– Сержант, приём!

– Да, Фёдор Михайлович? – донёсся механический голос из передатчика.

– Возьми двух ответственных парней и отправляйтесь в медчасть. Выполняйте всё, что вам скажут врачи, и чтоб без пререканий, уяснил?

– Принял, будет сделано!

– Доволен? – Калинин снисходительно смерил доктора взглядом. Николай кивнул. – Знаешь, Коля, тебе стоит хорошенько подумать, на чьей ты стороне, ведь в отличие от этих тряпок, ты как раз среди тех, кто сможет выжить. Вбитые в тебя бредни о спасении каждой жизни не дают увидеть полную картину, и если не будешь готов, то новый мир сожрёт и тебя.

Наконец отпустившие стол руки расслабились и заныли от долгого напряжения, а в голову ударил адреналиновый жар. Николай, держась так уверенно, как мог, развернулся и вышел из комнаты, столкнувшись в проходе с растерянным рядовым.

– Ваш чай, – боец протянул металлическую кружку, но был проигнорирован.

Доктор обошёл солдата и зашагал к выходу. Бешено скачущее сердце начало немного успокаиваться.

– Теперь с тобой разберёмся! Скажи, ты глухой или тупой?! – послышался бас полковника из кабинета позади.

Входной зал был пуст. Николай уже собирался покинуть штаб, как вдруг его взгляд задержался на виднеющейся за дежурной стойкой двери в кладовку. Основная часть запасов хранилась на отдельном складе по соседству со штабом, но особо требовательные к температуре лекарства, в том числе антибиотики, Николай распорядился оставить именно здесь. Обернувшись и убедившись, что рядовой вернётся нескоро, Николай подошёл и дёрнул за ручку – заперто. Ключ, как и всегда, нашёлся в ящике дежурного стола. Доктор прислушался – всё ещё тишина. Сердце начало вновь набирать обороты, разгоняя страх по телу. Дрожащей рукой кое-как попав в скважину, Николай отпёр дверь и зашёл в тёмное помещение.

Тяжёлая коробка из якобы утерянной партии стояла всё на том же месте, где врач проверял её в последний раз. Николай как можно тише оторвал скотч и, словно матёрый расхититель гробниц, распахнул картонный сундук. Аккуратно сложенные ряды стеклянных баночек с гентамицином отдавали крошечными бликами в тусклом свете из-за спины. Мужчина вперился взглядом в найденный клад: одна часть сознания кричала набить карманы лекарствами и тут же отнести в лазарет, в то время как другая нашёптывала сомнения, приправляя их мучительно неправдоподобными кадрами возможных последствий кражи.

Тихое шарканье армейских ботинок по кафельному полу вырвало Николая из раздумий. «Один день! Ты успеешь!» – пронеслось в голове, но где-то глубоко на подкорке сознания появились ростки отвращения и презрения. Мужчина, стиснув зубы, дрожащими руками закрыл коробку и задвинул её на место. Быстро выйдя из подсобки и кинув связку ключей обратно в ящик, врач выбежал под проливной дождь как раз в тот момент, когда поникший солдат угрюмо плюхнулся за стол, роняя голову на руки.

Остаток смены в лазарете прошёл в гнетущей тишине: никто не отвлекался от работы ни на секунду, игнорируя даже обыденные перекуры. Как только стрелки часов перевалили за восемь вечера, Николай направился к воротам лагеря. Вечерняя часовня была набита почти под завязку. От большого количества зажжённых свечей стоял запах плавленого воска, а нагретый воздух вынудил доктора снять не до конца просохшее пальто. Врач опустился на скамью рядом с сидящим на своём привычном месте Александром:

– Видел, ваш товар нарасхват. Никто особо и не прячется уже.

– К сожалению, через пару дней их ждёт похмелье: у меня осталось всего несколько бутылок.

– Да и в рядах прибавилось, – Николай оглядел помещение. Лавки полнились жителями: кто-то перешёптывался, наблюдая за привычно молящимися в кругу прихожанами; иные – мирно дремали, облокотившись о стены; две женщины, активно жестикулируя, спорили о какой-то ерунде; а трое мужчин, прячась от дождя, играли в карты у самого входа.

– Чем сильнее турбулентность, тем меньше атеистов в самолёте. Но признаюсь вам, что рост числа посетителей меня нисколько не заботит.

– Я уезжаю за припасами на рассвете. Если что случится – вместо меня мой помощник Степан. Ему можно доверять, но делайте поправку на незрелость.

– Говорливый юноша, да? Знаю, видел.

К ним подошёл тот же высокий обритый налысо мужчина, что и раньше, и, наклонившись, шепнул что-то продолжительное на ухо профессору.

– Спасибо, Варфоломей, – благодарно поклонился Александр.

– Что они вам постоянно передают? – Николай, нахмурившись, проводил удалявшегося бугая взглядом. – Что вы вообще для них делаете?