– Эладия Боленвуд не созналась в покушении. – Да? – удивленно сказал Зиркниф. Такое случалось крайне редко. – А ее родные? – Родные, все как один, обвинили ее в вынашивании злодейских замыслов. Отец, мать, братья и сестры отказались от нее сразу же, как были доставлены в темницу. – Никто из них не признался в причастности? – Нет, они клялись в верности Вашему Императорскому Величеству, даже когда их жгли каленым железом. – Ясно, – ответил Зиркниф, возвращаясь к чтению своей книги.

Прошло несколько минут, и хмыкающий звук напомнил о существовании за дверью человека.

– Что-то еще? – недовольным тоном спросил император. – Простите, Ваше величество, что нам делать с девушкой? – О ком ты? – Я об Эладии Боленвуд, той наложнице, что напала на вас утром, Ваше величество. – Я решу позже, свободны.

Зиркниф не видел этого, но он был уверен, что начальник стражи склонил перед дверью голову и тихо удалился восвояси, стараясь не нарушать покой императора своими шагами. Новые мысли заняли голову императора и он отложил книгу в сторону. «Почему она не призналась?» – удивленно подумал он. Сильна? Глупа? Связана обетом молчания? Все это не подходило. В пыточной, от невыносимой боли, человек забывал, что и когда он кому-либо обещал. Люди ломаются. Очень быстро. Любые. Даже самые стойкие готовы сказать всю правду, лишь бы прекратить мучения. Лишь бы им даровали быструю смерть.

Император решил спуститься в камеру пыток лично. Он брел по секретной лестнице вниз и, открыв тайный проход в стене, оказался на втором подземном этаже, недалеко от закрытой зоны, из которой он мог приказывать палачам или допрашивать жертву, без опасности быть убитым кем-то посторонним.

Заметив появление императора в помещении, зашитом без промежутков мелкой решеткой, палач склонился до земли. Рядом с ним, на цепях болталась израненная девушка. Она была без сознания. Сейчас, в ней сложно было узнать утонченную красавицу, пришедшую к нему утром. Она безвольно болталась в кандалах, резавших ее тонкие запястья. «Мясники», – подумал император, увидев страшные черные ожоги по всему ее телу. Такие оставались, если человека прижигали каленым железом.

– Сейчас я приведу ее в чувства, – спохватился палач и принес из коридора ведерко с холодной водой.

Он обдал жертву ледяной водой, и, казавшееся уже мертвым тело, зашевелилось, издавая жалобные стоны. Только сейчас Зиркниф заметил, что палач замордовал свою жертву до неузнаваемости. На ней не было живого места. Все пальцы были сломаны, ногти сорваны, зубы вырваны. Даже глаза и те были выжжены из глазниц.

– Зачем ты лишил ее зрения? – спросил император, поморщившись. – Она не признавалась, даже когда мы применили все свои методы. – Ослепление помогло? – Н-н-нет, Ваше величество, – глубоко вздохнув, сказал мужчина извиняющимся тоном, – думаю, она не признается потому, что потеряла рассудок.

Это объяснение звучало правдоподобно. Девушка не говорила членораздельных звуков, вздрагивала всем телом и стонала. Хотя, учитывая, что ей вырвали все зубы, говорить она не смогла бы всё равно. Зиркниф холодно глянул на истекающую кровью наложницу. Возможно, она не признавалась, чтобы не потянуть за собой других членов заговора. Зная, что все равно умрет, она стойко держалась, не сдаваясь. Но такого раньше никогда не происходило. В этой камере пыток говорили все и всё. Таким образом, Зиркниф и раскрыл самые скрытые и хитроумные заговоры. Он обратил внимание на кровь в паху девушки.

– Ты же не пытался воспользоваться ею, пока пытал? – строго спросил он палача. – Что вы, Ваше величество, у меня и в мыслях не было придаваться любовным утехам с гнусным предателем Вашего Императорского величества. Эта кровь у нее пошла сама. Кажись, когда я колол ей глаза. – Разве такое возможно? – усомнился император и поморщился. В изрезанном куске мяса он уже не видел прекрасную девушку, и ее физиологические подробности вызывали у него лишь брезгливое отвращение. – Возможно, Ваше величество. В особые женские дни или когда женщина носит ребенка, а срок невелик.

Сказанные слова заставили Зиркнифа задуматься. Совсем недавно он слышал от доверенного лица, что Эладия просила убрать из ее комнаты цветы. Их запах вызывал у неё тошноту. Он посчитал ее желание выходкой капризной девчонки, но сейчас это просьба начинала приобретать смысл. Косвенно, это могло означать, что наложница была беременна.

Зиркниф покинул камеру пыток через секретную дверь. Быстрым шагом он добрался в свои покои и позвонил в один из шести колокольчиков, стоявших на столе. За дверью раздался голос дворецкого.

– Чего желаете, Ваше Величество? – Приведи сюда доктора, следящего за здоровьем наложниц. – Сию минуту, Ваше Величество.

За дверью послышался шум быстро удаляющихся шагов. Спустя еще несколько минут, шум шагов вернулся к двери на неприличной громкости.

– Прошу меня простить, Ваше величество. Мы нашли доктора в его комнате, но он был уже мертв. – Кто посмел убить его? – Думаю, это было самоубийство, Ваше величество, – сделал смелое предположение дворецкий. – Откуда такие выводы? – Он держал в руке пузырек с ядом и записка… записка лежала перед ним. Я позволил себе прочесть ее. – Принеси мне записку. – Она со мной, Ваше Величество. – Дай мне ее, – потребовал император и тогда мужчина зашел в комнату и аккуратно положил ее перед императором на стол.

Зиркниф не стал трогать записку руками. Она могла быть пропитана ядом. Он кинул взгляд на свою коробку с противоядиями. Император проверил, не нарушен ли замок ящика и на месте ли волосок, указывающий, открывали ли ящик без его ведома. Все было на месте, и он уставился на текст записки перед собой. Буквы были написаны быстрыми рваными стежками, как будто человек, написавший их, находился в состоянии душевного потрясения.

"Я убил себя сам. В моей смерти виновна только моя трусость. К этому шагу меня подвигла страшная новость. Леди Эладия Боленвуд взята под стражу и доставлена в комнату для дознания. Прошу, доложите императору, что я знал о ее беременности. Я не был уверен, что ребенок удержится в лоне и не хотел преждевременно беспокоить Его величество. Я просил Эладию не говорить об этом заранее, но она не послушала меня. Как Розетта, Лидия и Ванесса до нее. Раз она сейчас в пыточной, знаю, что меня ждет то же самое. Я слишком слаб, чтобы вынести подобное. Прошу мою семью простить меня».

Зиркниф с ужасом отстранился от записки и вспомнил момент, когда Эладия вошла в его кабинет. Он снова перебрал в уме все ее эмоции, которые принял за признаки измены. В свету новой информации, эти признаки означали совсем другое.

Император безжизненно повалился на спинку кресла. «Розетта? Она тоже была беременна? Почему она не сказала об этом палачу? Зачем призналась, что хотела убить меня кинжалом, который так и не нашли при ней?» Зиркниф перебрал в уме всех упомянутых в письме доктора наложниц. Все они признали себя виновными в покушении. Их коварные замыслы обнаружил он сам, используя свой дар проницательности.

Зиркниф вспомнил, как девушки улыбались и тянули к нему свои руки с намерением обнять. Он посчитал их желание явиться в его покои и требовать близости слишком подозрительным. Он сам отправил их в камеру пыток, и они признались. Все признались, кроме Эладии. Императору стало дурно.

Он заподозрил, что его отравили пары, исходящие от записки. Он кинулся смотреть в зеркало коробки с противоядиями, выискивая признаки, подсказывающие к какой группе относится яд. Его лицо было бледным, глаза слезились. Это точно должен был быть яд. В следующую секунду он замер и взял себя в руки. Никакого яда не было и не было всех этих покушений. Было лишь фатальное совпадение. Трусость человека, не донесшего до него вовремя важную информацию. Знай он, что его наложницы беременны, воспринял их поведение по другому. Во всем виноваты глупые и нерешительные люди!

Зиркниф взял со стола третий колокольчик. На сигнал колокольчика у двери появился начальник стражи.

– Схватить и казнить на месте палача Эладии и дворецкого. Эладию тоже казнить и тайно похоронить в безымянной могиле, как предателя. – Будет исполнено, Ваше величество, – отозвался бесстрастный мужской голос и за дверью послышалась возня и предсмертный крик дворецкого.