Под землей по-прежнему гудело, звук отзывался во всем теле, как вибрация стоматологической машины. Руки у меня дрожали, и голос, конечно, задрожал тоже:

– Это радиация? Я умру?

– Странный вопрос от человека, который сам пытался шагнуть за чертову дверь!

Я перепуганно сжала колено, которым вчера ударилась о лед среди гаражей, – оно ныло. Ощупала свое лицо, подергала за волосы, даже куснула себя за палец. Это не сон. Не сон. Я сжала виски, и тут земля под нами с хрустом лопнула. Трещина ползла по брусчатке от полупрозрачной двери, как будто мостовая не выдержала ее веса.

Но Антона – он что, тоже настоящий? – беспокоили другие вопросы.

– Что за фокус, как ты его провернула? Выглядело так, будто ты правда потянула ручку двери на себя. А ну-ка…

Он схватил меня за загривок и подтащил к двери. У меня сердце в пятки ушло. Мы так и не встали на ноги, копошились на земле. Я попыталась упереться в нее ладонями и вздрогнула от боли, когда под руку попался обломок брусчатки.

Да с какой силой должна треснуть земля, чтобы разбить такой толстый кусок камня? Я глянула вниз: трещина была глубокой, внутри проглядывала почва с камешками и спутанными иссохшими корнями.

– Говоришь, можешь закрыть? – сдавленно произнес Антон у меня над ухом. – Как ты притворилась, что коснулась ручки? Повтори!

Мне сейчас хватало проблем и без этого нестабильного психа, так что я потянулась вверх, взялась грязной, скользкой от пота ладонью за ручку двери, – ощущение все то же, прохладное, покалывающее, – и резко ее захлопнула. Дверь исчезла мгновенно, будто где-то нажали на кнопку.

Сразу стало очень тихо. Трещина посреди двора никуда не делась, но дрожь прекратилась в ту же секунду, как погасло сияние двери. Антон меня выпустил, и от неожиданности я шатнулась вперед, чуть не упав лицом на разбитую брусчатку. Ноги слишком дрожали, чтобы встать, и в глазах все расплывалось от слез, которые я пыталась сдержать.

– Тебе лечиться надо, – прошипела я, с ненавистью глядя на Антона, потому что лучший способ победить слабость – это гнев.

Я ждала такого же резкого ответа, но он таращился на меня потрясенно и даже как-то беспомощно.

– Ты ее закрыла…

– И что, козел? Берешь и закрываешь! – заорала я. – Вопрос в том, как мне открыть такую же, чтобы попасть домой! Почему не сработало?

Откуда-то уже набежали зеваки, но близко не подходили, смотрели издали, как на уличную драку. Антон рассеянно вытер рукавом потный лоб, – видимо, все еще размышлял про свою драгоценную дверь, – а потом настороженно вскинул голову. У меня нервы были взбудоражены до предела, и я сразу поняла, на что он среагировал: звук машины, на огромной скорости приближающейся к нам из-за угла дома. Прохожие тоже уловили звук и начали расходиться.

Антон вскочил и за локоть потащил меня к своей машине. Я вяло попыталась освободить руку, не всерьез, просто чтобы показать, что нечего таскать меня с места на место, как предмет. Уехать отсюда вообще-то будет отличной идеей: видимо, к нам сейчас присоединятся давешние парни. Опять будут ругаться с Антоном, опять вцепятся в меня, зачем мне это?

Я упала на переднее сиденье, и Антон стартанул с места, прежде чем я успела закрыть дверцу. Краем глаза я заметила подъехавшую машину, а он уже рванул в другую сторону, проехал несколько дворов и через арку вылетел на набережную замерзшей реки. Какое грубое вождение! Ему возмущенно сигналили, но он ловко вписался в поток машин и полетел дальше, обгоняя всех подряд. Пару минут я его не трогала, завороженная тем, что у дальнего берега реки, прямо у помпезной гранитной набережной, был вмерзший в лед парусник. А когда Антон убедился, что его не преследуют, и сбросил скорость, я сказала:

– Плевать, что у вас тут творится. Объясни, как мне попасть домой. Ты мне должен.

Раз он меня называет на «ты», отплачу ему тем же.

– Ничего я тебе не должен, – огрызнулся Антон.

Я подняла руку, демонстрируя ему кровоточащую царапину, которой обзавелась по его вине.

– А где дом? – нехотя спросил он.

– В Пыреево.

– Село какое-то?

– Город.

– Ну, это же в Ленинградской области?

– В Кировской.

Антон перевел на меня удивленный взгляд и тут же вернул его на дорогу. А я подумала: все это слишком странно. Что, если маньяк пырнул меня ножом, и прекрасный, но бредовый мир вокруг – мое предсмертное видение? Или я лежу в коме, врачи пытаются спасти мою жизнь, а я тем временем вижу галлюцинации.

Над приборной панелью болталась картонная елочка. Я потянулась и понюхала ее, игнорируя очередной непонимающий взгляд Антона. Слабый запах химической хвои настаивал, что елочка настоящая.

Часы показывали девять утра, и время вдруг стало для меня важнее места. Если это не сон и не галлюцинация угасающего рассудка, то, где бы я ни была, наступил следующий день. Ева проснулась, но не заходила ко мне в комнату, она же знает, как я люблю поспать в выходные. Она собиралась куда-то ехать с друзьями и наверняка выдвинулась рано, они же все там веганы и любители йоги, такие с рассвета на ногах. Но Ева точно напишет, я не отвечу, и к вечеру она сойдет с ума от тревоги. Папа ушел от нас давным-давно, два года назад умерла мама, и если Ева потеряет последнего, кто у нее остался… Я сжала зубы. Неважно, как я здесь оказалась, главное – выбраться. Переживать бесполезно, это только почву из-под ног выбивает.

Я покосилась на Антона, который решительно меня куда-то вез. Внешне он был вполне симпатичный, но практика общения с ним показала: он неотесанный, грубый тип. Не стоит даже тратить слова на разговор, этот гоблин мне не поможет. Затаюсь, подожду, где мы окажемся, и буду действовать по ситуации.

Утро за окнами выглядело, как обычное городское утро: пешеходы, машины. Вот только сам город был необычный, хоть я нигде, кроме Пыреево, и не бывала. Мама говорила, мы жили в другом городе, когда я была маленькой, но я все равно его не помнила, и он точно не был таким впечатляющим, как этот.

Мы затормозили около большого здания, при виде которого у меня отвисла челюсть. Да оно потрясающее!

– Приехали, – недружелюбно сказал Антон.

– Куда? Где я вообще? – пролепетала я, пытаясь окончательно осознать, что все это – не плод моего воспаленного воображения.

Антон глянул на меня, как будто я не узнала известного актера, постер с которым висит в каждом доме.

– Добро пожаловать в Санкт-Петербург, – буркнул он и вылез из машины.

Глава 3
Жди чудес

Здесь жди чудес: из тьмы, из соловьев,
из зелени, из вымысла Петрова.

Белла Ахмадулина

Архитектор, который спроектировал такое здание, мог бы с гордостью вручить самому себе медаль. Даже моих скромных знаний недоучки из колледжа хватало, чтобы сказать: жил он в начале двадцатого века и любил стиль модерн. Здание было огромным, но легким: громада из стекла, железа и гранита казалась невесомой, как воздушный шарик.

Санкт-Петербург… Это что, правда он? Я слышала, что город красивый, видела его на фотографиях, – но сейчас поняла, что, если собрать мои знания в одну кучу, получится немного. Где-то тут есть Зимний дворец, Медный всадник, много каналов и Невский проспект. Пушкин ездил тут на карете, а Петр Первый грозил шведу. В общем-то, все.

– Раньше здесь был Витебский вокзал, теперь управление Стражи, – сказал Антон. – Долгая история.

Вокзал… Кстати, это многое объясняло! В здании было много одинаковых входов, и легко было представить пассажиров, которые валят в них толпой. Но сейчас никого не было: хотя широкая улица была по-утреннему оживленной, к дверям никто не подходил.

Самой красивой постройкой нашего города был торговый центр с супермаркетом и кафешками. Продираясь сквозь учебники по истории архитектуры, я видела много монументальных построек, но никогда не бывала в такой сама и даже не представляла, какое впечатление они производят, когда в них оказываешься. Наверное, так себя чувствовала древнеримская крестьянка, которая пришла в столицу продать скот и увидела Колизей.

Мы направились к самому правому входу – видимо, парадному, судя по невероятному размеру окна над ним. Будто опасаясь, что я сбегу, Антон держался поближе ко мне. Он толкнул серенькую дверь, и мы оказались в вестибюле, который заставил меня окончательно потерять дар речи. Пустое пространство заканчивалось белоснежной мраморной лестницей, на которой можно было снимать сцену какого-нибудь романтического знакомства. Не бывает таких вокзалов.

Через гигантское окно, которое мы видели снаружи, падал свет, растекался по плиточному полу с легкомысленным узором из цветочков. Я подавила желание потрогать его рукой – в основном потому, что не могла согнуться. Все части меня, которые побывали за дверью, онемели и в себя еще не пришли.

Я думала, наши шаги будут разноситься по залу эхом, но тишина этого места была нерушимой. И запах… Я понюхала воздух. На вокзале – даже бывшем – ждешь запаха поездов и шаурмы, но тут пахло так, будто пол и стены вымыли мятным шампунем.

Наверху лестницы мы свернули в высокую арку и подошли к нежно-зеленой двери с резными завитушками. Антон тихо постучал в нее. Такой стук едва расслышишь, но с той стороны сразу раздался мужской голос:

– Прошу!

Кабинет, где мы оказались, впечатлял и размером, и уютом. На правой стене были три окна такого размера, что сквозь них легко мог бы влететь слон, но выходили они не на улицу, а в холл, который мы только что пересекли. Подоконники были уставлены растениями в горшках, удивительно бодрыми для тех, кто никогда не видит прямого солнечного света. Дальний угол занимало раскидистое дерево в кадке, в тени его листьев разместились кресло, торшер и стойка с виниловым проигрывателем. Внутри стойки были аккуратно расставлены пластинки. Вот это я понимаю рабочее место! Я так засмотрелась на обстановку, что человека заметила не сразу. За столом, – конечно, огромным, – сидел мужчина в черной водолазке и бежевом пиджаке. Пространство, которое, видимо, принадлежало ему одному, можно было и в высоту, и в ширину разделить на десять человек. Он поправил стильные очки в темной оправе, и я сразу почувствовала: это не какой-то начальник-самодур, который только раздает приказы. Он смотрел на нас с Антоном так, будто искренне пытался понять, в чем цель нашего прихода, и готов был отложить все дела, чтобы это узнать.

Мало того, он поднялся со стула, как будто специально, чтобы нас поприветствовать. А ведь важные люди никогда не встанут тебе навстречу, наоборот – часто заставляют тебя постоять, а сами сидят, подчеркивая свою власть. Мужчина обошел свой необъятный стол, за которым несколько человек могли бы свободно работать, не пихая друг друга локтями. Оказалось, бежевый пиджак не одинок, и к нему прилагаются бежевые брюки.

Роста мужчина был немалого и, прямо как Антон, очень худой, так что я решила, что они отец и сын. Но моя теория тут же рассыпалась, когда оказалось, что зовут его не Александр.

– Добрый день, я Павел Сергеевич. А вы?..

– Татьяна Максимовна. Здрасьте.

Павел Сергеевич вопросительно глянул на Антона, и тот сказал то, что ему по-прежнему не давало покоя.

– Она закрыла дверь, – сказал он. – Просто рукой. Не предметами. Я сам это видел.

И тут я решила ускорить процесс. Старомодные часы на стене показывали девять двадцать, и мне пора было торопиться. Не дам этой удивительной обстановке отвлечь меня от главного.

– Позвольте я все расскажу, как было, – начала я.