– Надеюсь, у нас вы сможете хорошо отдохнуть, – Эйлас тоже встал.

Два короля вышли в более просторную приемную, где королева Соллас сидела в окружении лионесских и тройских придворных дам. Казмир остановился у входа и ограничился небрежным поклоном, обращенным ко всем присутствующим. Соллас поднялась с дивана, пожелала собеседницам спокойной ночи, и слуга, несущий два ярко пылающих факела, проводил августейшую пару в отведенные им апартаменты.

Эйлас возвращался по длинной сводчатой галерее к себе в кабинет, когда из теней ему навстречу выступила дородная фигура в пурпурной рясе:

– Король Эйлас! Не могли бы вы уделить мне минуту внимания?

Эйлас остановился, глядя на румяную физиономию брата Умфреда – или отца Умфреда, как он теперь себя называл. Эйлас не стал изображать вежливость:

– Что тебе нужно?

Умфред усмехнулся:

– Прежде всего я хотел бы возобновить наше старое знакомство.

Охваченный отвращением, Эйлас невольно отступил на шаг. Нисколько не смущаясь, Умфред продолжал:

– Насколько я понимаю, вам известно, что я принес Благую Весть в город Лионесс. Король Казмир почти наверняка согласится финансировать строительство величественного собора, чтобы Имя Господне славилось благодарными жителями его столицы. Если это произойдет, скорее всего, мне будет пожалована епископская митра.

– Какое мне дело? – спросил Эйлас. – Поразительно, что ты смеешь показываться в моем присутствии!

Расплывшись в ласковой улыбке, отец Умфред отважным жестом руки отмел любые остатки неприязни, когда-либо существовавшей между ним и молодым королем:

– Я несу в Тройсинет радостную весть Евангелия! Языческие обряды все еще преобладают в Тройсинете, Дассинете и Южной Ульфляндии. Еженощно я молюсь о том, чтобы король Эйлас и его подданные вступили на славную стезю истинной веры!

– У меня нет ни времени, ни намерения обсуждать этот вопрос, – сказал Эйлас. – Мои подданные могут верить во все, что им заблагорассудится. Так оно было – так оно и будет. – Он повернулся, чтобы уйти, но отец Умфред положил ему на плечо мягкую белую руку:

– Подождите!

– Что еще? – резко повернулся к нему Эйлас.

Отец Умфред улыбнулся еще шире и нежнее:

– Молю Господа о вашем спасении и о том, чтобы вы, так же как король Казмир, способствовали строительству собора в своей столице – и тем самым распространению Слова Божьего! Если же собор в Домрейсе превзойдет великолепием собор в Лионессе – а это зависит только от вас, – я смогу надеяться на архиепископский сан!

– Я не намерен платить за строительство христианской церкви ни в Домрейсе, ни где-либо в другом месте.

Умфред задумчиво поджал губы:

– Таковы ваши взгляды в данный момент; возможно, однако, что некоторые соображения заставят вас изменить свое мнение.

– Вряд ли.

Снова Эйлас повернулся, чтобы уйти – и снова отец Умфред задержал его:

– Очень рад увидеть вас снова, хотя – увы! – память невольно возвращает мои помыслы к достойным сожаления событиям, сопровождавшим нашу первую встречу. До сих пор король Казмир не знает, кто вы такой! И я уверен, что вы не спешите рассказать ему об этом. Значит, вы не хотите, чтобы он об этом знал. Не так ли? – Отступив на шаг, отец Умфред смотрел на Эйласа с благосклонным любопытством.

Поразмышляв несколько секунд, Эйлас сказал ровным, невыразительным тоном:

– Следуй за мной.

В нескольких шагах, у стены галереи, стоял навытяжку старый слуга в ливрее.

Эйлас остановился и сказал ему:

– Попросите Мавра – синдика Хассифу – присоединиться ко мне в малой гостиной. – Эйлас поманил Умфреда: – Пошли!

Чуть опустив уголки губ, но продолжая улыбаться, отец Умфред засеменил за королем. Эйлас провел его в малую гостиную, закрыл дверь, подошел к камину и стал молча смотреть в огонь.

Отец Умфред пытался завязать приятный разговор:

– Нет слов! Нынче вас окружают условия, несравнимые с прежними. Бедная маленькая Сульдрун! Как плохо она кончила! Поистине, сей мир – юдоль скорби, и мы посланы в него, чтобы подвергнуться испытаниям и очистить душу в преддверии вечного блаженства!

Эйлас не отвечал. Истолковывая молчание короля как признак замешательства, приободренный жрец продолжал:

– Моя лучшая надежда – в том, чтобы привести короля Тройсинета и его доблестный народ к спасительному свету истины. Ангелы Господни воспоют ему хвалу, когда в Домрейсе возвысится величественный собор! При этом, естественно, раз такова ваша воля, фактические обстоятельства вашего прошлого останутся в тайне, как если бы вы поведали их мне на исповеди.

Эйлас бросил на жреца быстрый взгляд и вернулся к созерцанию пламени в камине.

Дверь открылась. В гостиную тихо вошел Ейн в чалме и с седой бородой, все еще загримированный под мавра. Встрепенувшись, Эйлас повернулся к нему:

– А, синдик Хассифа! Вы, случайно, не христианин?

– Ни в коем случае.

– Хорошо, это упрощает дело. Перед вами субъект в рясе – что вы можете о нем сказать?

– Это жрец – жирный, белый, скользкий, как бобер, с елейно подобострастной рожей. Я его уже сегодня видел – он приехал из Лионесса.

– Именно так. Я хотел бы, чтобы вы внимательно его рассмотрели и хорошенько запомнили, чтобы никогда ни с кем не спутать, ни в каких обстоятельствах.

– Ваше величество, он может натянуть на лицо капюшон, назваться Вельзевулом и спрятаться в самых глубоких катакомбах под Ватиканом – все равно я его узнáю.

– Вы не поверите, но он утверждает, что давно со мной знаком.

Синдик Хассифа с удивлением повернулся к Умфреду:

– Чем он при этом руководствуется?

– Он желает, чтобы я построил для него в Домрейсе богатую церковь. Он угрожает рассказать королю Казмиру, кто я такой, если я откажусь выполнить его требование.

Мавр продолжал разглядывать жреца – его удивление возросло вдвойне:

– Он свихнулся? Король Казмир прекрасно знает, кто вы такой – вы король Тройсинета, Эйлас.

Умфреду начинал не нравиться тон разговора. Облизнув губы, он сказал:

– Да-да, конечно. Я всего лишь позволил себе комплимент, вполне естественный при обсуждении давно минувших дней старыми друзьями.

Повернувшись к мавру, Эйлас развел руками:

– Вот видите! Он продолжает упорствовать! Меня это начинает раздражать. Если бы он не был моим гостем, я приказал бы бросить его в темницу. Скорее всего, я так и сделаю – Казмир только рад будет от него избавиться.

– Не компрометируйте свое гостеприимство из-за этого ничтожества, – посоветовал синдик Хассифа. – Пусть он сначала вернется в Лионесс. Мне стоит только слово сказать – и там ему разрежут глотку: днем или ночью, острым ножом или тупым, как прикажете.

– Лучше всего, наверное, было бы притащить его сейчас же к Казмиру и послушать, что они друг другу скажут, – размышлял вслух Эйлас. – Если жрец начнет выдумывать подлые сплетни…

– Подождите! – в отчаянии воскликнул Умфред. – Я осознал свою ошибку! Я допустил невероятную оплошность! Я вас никогда раньше не видел, никогда в жизни!

– Боюсь, что, несмотря на заверения, он способен изобрести какую-нибудь грязную брехню, подрывающую вашу репутацию и унизительную для вашего достоинства. – Мавр вытащил блестящий кинжал. – Позвольте мне вырезать ему язык. Рану можно прижечь раскаленной кочергой.

– Нет, нет! – закричал вспотевший Умфред. – Я ничего никому не скажу! Мой рот на замке! Мне известны тысячи тайн – но я нем, как могила!

– Так как он сопровождает моих гостей, – сказал Ейну Эйлас, – здесь, под кровом дворца моих предков, я не хотел бы его наказывать. Но если до меня дойдут хоть какие-нибудь слухи о его болтовне…

– В угрозах нет необходимости! – заявил Умфред. – Я допустил непростительный промах, он никогда не повторится!

– Рад слышать, что ты не спешишь расстаться с жизнью, – сухо сказал Эйлас. – Не забывай, однако, что у того, за кого ты меня принял, есть веские причины с тобой расправиться – и жестоко расправиться!

– Кто прошлое помянет, тому глаз вон! – с готовностью ответил Умфред. – А теперь прошу меня извинить – я устал, а мне еще предстоит прочесть вечерние молитвы.

– Убирайся!

7

Сводчатый проход позволял пройти из главной галереи Миральдры в большой зал. По сторонам прохода стояли две мраморные статуи героев, привезенные с берегов Средиземноморья пять столетий тому назад. Статуи изображали обнаженных гоплитов древней Эллады – в шлемах, с короткими мечами и круглыми щитами, готовых броситься в атаку.

Позавтракав в своих апартаментах, король Казмир и королева Соллас прогуливались по галерее, время от времени задерживаясь и рассматривая изделия давно забытых мастеров и боевые трофеи, накопленные поколениями королей Тройсинета.

Около одной из мраморных статуй стоял лакей в ливрее Миральдры, с церемониальной алебардой в руке. Казмир и его супруга проходили мимо, рассеянно поглядывая на фигуры античных героев; лакей сделал малозаметный знак рукой, немедленно привлекший внимание короля Казмира. Обернувшись, Казмир узнал в лакее человека, известного ему под именем Вальдес.

Посмотрев по сторонам, Казмир убедился в том, что галерея пуста, отвел в сторону королеву Соллас и вполголоса что-то ей сказал, после чего вернулся к лакею и пробормотал:

– Вот каким образом вы узнаете новости! Я часто пытался представить себе, как это вам удается.

– Вам не удалось бы меня увидеть, если бы я не захотел с вами встретиться. Я больше не могу приезжать в Лионесс; мои частые передвижения привлекли внимание рыбаков, а среди них многие работают на тройскую разведку.

– Даже так? – Казмир не выказывал ни удивления, ни раздражения. – И что вы теперь будете делать?

– Удалюсь на покой в деревню.

Притворяясь, что его заинтересовала статуя, король Казмир сказал:

– Вам следует приехать в Лионесс еще раз – последний раз, – чтобы я надлежащим образом вознаградил вас за службу. Может быть, нам удастся изобрести новую систему, позволяющую вам выгодно заниматься своим ремеслом, не слишком рискуя.

– Не думаю, что это возможно, – сухо обронил Вальдес. – Тем не менее, если кто-нибудь произнесет мое имя в Хайдионе, прислушайтесь к этому человеку – он сообщит вам последние известия… Кто-то идет.

Казмир отвернулся и продолжил прогулку по галерее в сопровождении королевы Соллас.

Через минуту Соллас спросила:

– Почему ты помрачнел?

Казмир отозвался сдавленным смешком:

– Представь себе – у меня вызывают зависть прекрасные статуи короля Эйласа! Нам следует завести что-нибудь подобное в Хайдионе.

– Я предпочла бы завести подлинные реликвии в моей церкви, – задумчиво произнесла Соллас.

Погруженный в размышления, Казмир рассеянно ответил:

– Да-да, дорогая. Как тебе угодно.

Возникшая ситуация никак не удовлетворяла лионесского короля. Когда шпионы переставали на него работать, Казмир разрывал с ними отношения самым бесповоротным образом, чтобы те никогда не могли предложить услуги кому-нибудь другому и тем самым, возможно, использовать полученные ими сведения в ущерб бывшему работодателю… Соллас продолжала говорить, и ее слова стали постепенно доходить до сознания Казмира:

– Отец Умфред уверяет, что закупать их следует заблаговременно – прежде, чем на них возрастет спрос. Ему известны три подлинных щепки от Святого Креста; их мы могли бы приобрести сегодня же по сто крон за штуку. Говорят, что чаша Грааля – ни больше ни меньше! – находится где-то на Старейших островах, и у отца Умфреда есть возможность купить карты, позволяющие точно определить местонахождение…

– О чем ты говоришь? – потребовал разъяснений Казмир.

– О реликвиях для собора, конечно!

– Как ты можешь говорить о реликвиях для собора, если собор как таковой – не более чем галлюцинация?

Королева Соллас обиделась: