– Мне привелось повидать много любопытных вещей, – ответил Тристано. – Я сошел с корабля в Дун-Кругре и поехал в Клуггах, где король Дартвег сразу согласился меня принять. Дартвег, несомненно, кельт. Не все кельты – краснорожие болваны, от которых разит сыром, пивом и чесноком. В частности, от Дартвега разит медовухой и салом. Я не узнал от него ничего полезного: кельты думают только о том, как бы угнать чей-нибудь скот, а потом напиться до бесчувствия. На этом основывается их экономика. Я убежден в том, что кельту буренка с большим выменем дороже полногрудой красавицы. Тем не менее короля Дартвега нельзя упрекнуть в отсутствии гостеприимства – по сути дела, кельта можно оскорбить, только обозвав его скрягой. Кельты слишком вспыльчивы, чтобы хорошо воевать, упрямы, как ослы, и капризны, как девственницы. На окраине Клуггаха есть выгон, где проводят общинные собрания. Когда я проезжал мимо, там столпились человек пятьдесят; все они кричали и ругались, то и дело хватаясь за мечи. Сначала я думал, что их волнует какой-то важный вопрос – по меньшей мере объявление войны или перемирия; мало-помалу я выяснил, что спор разгорелся по поводу того, кто поймал самого большого лосося три года тому назад, причем Дартвег ввязался в эту перепалку и орал громче всех. Потом появился друид в бурой рясе с веткой омелы на капюшоне. Он сказал одно слово – все замолчали и потихоньку разошлись кто куда.

Впоследствии, беседуя с Дартвегом, я упомянул об этой ссоре и положительно отозвался о способности друидов восстанавливать мир и согласие. Дартвег сказал, что друидам плевать на мир и согласие – друид вмешался только потому, что крики спорщиков распугивали ворон в священной роще неподалеку. Несмотря на множество христианских церквей, растущих повсюду, как грибы, друидов все слушаются беспрекословно.

– Что ж, теперь я достаточно хорошо представляю себе происходящее в Годелии! – заключил Эйлас. – Для того чтобы пользоваться влиянием в стране кельтов, мне придется либо спуститься с неба на белом быке с сияющим диском Луга между рогами, либо поймать лосося неслыханных размеров. Что дальше?

– Я переплыл Скайр на пароме и прибыл в Ксунж. Другого способа туда попасть нет – ска делают невозможным передвижение по суше. Гакс живет в Джехонделе – чудовищном каменном дворце; в нем настолько высокие своды, что их просто не видно. Залы похожи на огромные пещеры, там почти негде присесть – ни гостям, ни придворным, ни даже самому Гаксу.

– Но тебе удалось встретиться с Гаксом?

– С большим трудом. Гакс болеет и почти не передвигается, а его племянник, некий сэр Крейм, по-видимому, старается не допускать к Гаксу посетителей, заявляя, что состояние здоровья не позволяет королю волноваться. Я уплатил золотую крону, чтобы Гаксу тайком сообщили о моем приезде, и тот принял меня, невзирая на сопротивление сэра Крейма.

В расцвете лет Гакс, наверное, производил большое впечатление. Даже теперь, скрюченный подагрой, он на пару дюймов выше меня. Худой и жилистый, он говорит голосом, гулким, как северный ветер. Все его сыновья и дочери умерли; он не знает точно, сколько ему лет, но считает, что никак не меньше семидесяти. Никто не сообщает ему никаких новостей – он думал, что Орианте все еще правит в Южной Ульфляндии. Я заверил его, что Эйлас, нынешний король Южной Ульфляндии, поклялся отомстить ска, потопил множество их кораблей и преградил им дорогу в свою страну.

Услышав об этом, король Гакс захлопал в ладоши от радости. Сэр Крейм, стоявший рядом, заявил, что правление Эйласа скоротечно. Почему? Потому что, по словам Крейма, общеизвестные сексуальные извращения Эйласа подорвали его здоровье, и он потерял волю к жизни. Гакс с отвращением плюнул на пол. Я обвинил сэра Крейма в распространении заведомой клеветы. Я назвал людей, сообщивших сэру Крейму подобные сведения, подлыми и низкими лжецами, и посоветовал ему больше никогда не повторять подобные измышления, если он не хочет, чтобы его обвинили наравне с клеветниками.

Я указал на еще одну ошибку сэра Крейма, сообщив, что король Эйлас энергично усмиряет горных баронов Южной Ульфляндии и скоро вытеснит ска из Хайбраса.

Эйлас печально усмехнулся:

– Почему ты не пообещал им также, что я поверну реки вспять и заставлю солнце всходить на западе?

Сэр Тристано пожал плечами:

– Ты не упомянул об этих планах, когда отправлял меня в путь.

– Всему свое время, – отозвался Эйлас. – Прежде всего мне нужно поймать блох в своем собственном хвосте. Но расскажи подробнее о короле Гаксе и его вредоносном племяннике.

– Сэр Крейм несколько старше меня; у него лиловый рот и черная борода. Мрачный, подозрительный тип, почти наверняка на содержании у ска.

Я упомянул о других событиях прошедшего года – оказалось, что Гакс не имел о них никакого представления. Судя по всему, старый хрыч прекрасно понимает, чем занимается его племянник, – слушая меня, он то и дело злорадно поворачивался к сэру Крейму и спрашивал: «Как же так, Крейм? Получается, ты мне наврал?» Потом Гакс пригрозил ему пальцем: «Крейм, если ты не хочешь, чтобы мы все попали в рабство к ска, прислушайся к тому, что говорит этот человек. Тройсы – наша последняя надежда. Если бы я был лет на сорок моложе, я делал бы то, что сейчас делает король Эйлас!»

В конце концов Гакс воспользовался каким-то предлогом и заставил племянника удалиться. Сэр Крейм никак не хотел уходить – все время задерживался и оглядывался. Когда мы остались одни, король Гакс сказал, понизив голос: «В своей жизни я часто ошибался. Но одну, последнюю ошибку я хочу предотвратить».

«Какую именно?» – спросил я.

Теперь Гакс погрозил пальцем мне: «Ты только прикидываешься простаком, юноша. Разве ты не догадываешься?»

«Будь я на вашем месте, я мог бы допустить дюжину ошибок. Вы надеетесь не умереть преждевременно – но времени у вас почти не осталось».

«Тоже верно. Я умираю – так, как умирает любой человек в моем возрасте. Ска терпеливы, они ждут. Но мне приходится соблюдать осторожность: боюсь, что меня отравят или что мне всадят нож в спину из-за угла. У меня нет сына, который отомстил бы моим убийцам. Я одинок в Джехонделе – мне предстоит печальная, холодная смерть».

«Позвольте спросить, исключительно из любопытства: каким образом в Северной Ульфляндии наследуется престол?»

«Как обычно, старшим ближайшим родственником мужского пола. То есть если я умру – когда я умру, – королем станет Крейм. Но послушай! У нас есть особый обычай. Видишь золотой обруч у меня на башке? Если бы ты был настолько глуп, что согласился бы взять его у меня из рук и надеть на свою башку, в тот же момент ты стал бы королем Северной Ульфляндии – марионеткой в руках ска, вечно боящейся, что каждый следующий глоток вина станет последним».

Я заверил Гакса в том, что у меня нет столь далеко идущих планов и что ему не следует скоропалительно передавать мне королевскую власть.

В этот момент вернулся сэр Крейм, и я попрощался с королем Гаксом.

Эйлас подошел к окну, глядя на гавань, где под порывами ветра пенились барашки волн:

– Как по-твоему, Гакс еще долго протянет?

– Для семидесятилетнего старца он выглядит неплохо, хотя зрение у него с годами испортилось. Он быстро соображает и связно говорит.

– Что случилось после того, как ты покинул Ксунж?

– Мне пришлось пережить невероятное приключение, связанное с заколдованной зеленой жемчужиной, каковую я с радостью уступил разбойнику с большой дороги, после чего я проехал по Даоту в Аваллон.

Король Одри принял меня у себя во дворце. Одри – напыщенный, тщеславный болван, хотя у него есть какое-то тяжеловесное чувство юмора.

Я предупредил его о том, что он окружен шпионами – Одри рассмеялся мне в лицо. Так как у него нет никаких секретов, Казмир зря тратит деньги, что устраивает Одри как нельзя лучше. Больше мне почти нечего сказать – кроме того, что Одри хочет женить тебя на своей беременной дочери Тобине.

– К этому я не готов.

Подошел слуга, что-то прошептавший Эйласу на ухо.

Эйлас скорчил гримасу и повернулся к Тристано:

– Подожди меня во дворе – этим делом мне придется заняться в одиночку.

Тристано удалился. В тот же момент беззвучно появился Ейн, словно возникший из воздуха в нескольких шагах от Эйласа.

Эйлас вскочил на ноги:

– Ты вернулся – я снова могу спать спокойно!

– Ты преувеличиваешь опасность, – отозвался Ейн.

– Если бы тебя вывели на чистую воду, ты запел бы другую песню.

– Несомненно. Я стал бы разливаться соловьем, надеясь усладить слух Казмира прежде, чем с меня начнут сдирать кожу. На свете не так много людей, которых я боюсь. Один из них – король Казмир.

Эйлас снова взглянул в окно:

– Кроме тебя, у него есть другие агенты.

– Конечно есть. В частности, кто-то из твоих ближайших советников. Казмир почти назвал его, но передумал. Этот осведомитель занимает высокое положение – больше я ничего о нем не знаю.

Эйлас задумался:

– Насколько высокое?

– Очень высокое. Он обсуждает государственные дела непосредственно с тобой.

Эйлас медленно покачал головой:

– В это трудно поверить.

– Как часто ты совещаешься с министрами?

– Еженедельно, иногда чаще.

– Как их зовут?

– У меня шесть министров, все они владеют обширными поместьями и не нуждаются в средствах – Малуф, Пирменс, Фойри, Сион-Танзифер, Лангларк и Уитервуд. Никому из них не выгодна победа Казмира.

– У кого из них может быть повод тебя ненавидеть?

Эйлас пожал плечами:

– Возможно, кто-то из них считает меня слишком неопытным, безрассудным или упрямым. Вторжение в Южную Ульфляндию не пользовалось всеобщей поддержкой.

– Кто из шести министров проявляет наибольшее усердие?

– Пожалуй, Малуф – канцлер казначейства. Но все министры – способные, усердные люди. Лангларк время от времени пренебрегает обязанностями, но как раз его можно исключить из числа подозреваемых.

– Почему?

– Я старался забыть об этой истории – чего, по-видимому, делать не следовало. Как тебе известно, на верфях в Блалоке строят рыбацкие лодки и каботажные торговые суда. Не так давно некий герцог Герониус Армориканский заплатил за строительство четырех крупных трехмачтовых галер – явно военных кораблей, способных причинять нам большие неприятности в спокойную погоду. Я навел справки. Оказалось, что герцога Герониуса не существует. Казмир пытался меня надуть и построить флот чужими руками. Как только эти корабли спустят на воду и Казмир уплатит за них полновесным золотом, я заблокирую блалокские верфи и спалю корабли Казмира до ватерлинии. Стены Хайдиона задрожат от скрежета зубовного!

– Что же ты старался забыть?

– На совещании с четырьмя министрами я упомянул, что, если верить слухам, в Порт-Поседеле, в Блалоке, строятся военные корабли. Я упомянул также, что просил местного торговца стеклом узнать что-нибудь по этому поводу, когда он будет в Порт-Поседеле.

Этот купец не вернулся из плавания. Я отправил людей на стекловаренный завод; там они узнали, что бывшего владельца убили в Блалоке.

Ейн медленно кивнул:

– Кто из министров присутствовал на совещании?

– Малуф, Сион-Танзифер, Пирменс и Фойри. Лангларка и Уитервуда не было.

– Убийство вряд ли было случайным.

– Почти наверняка не случайным. Но на сегодня хватит! Я еду в Родниковую Сень с Тристано и Шимродом – ты не поверишь, но там тоже придется решать сложнейшую задачу. Надеюсь, что с помощью Шимрода это удастся сделать достаточно быстро и мы сможем провести несколько дней в мире и покое. Ты не хочешь составить нам компанию?

Ейн попросил на него не рассчитывать:

– Мне нужно вернуться к себе в Скейв и убедиться в том, что мы заготовили достаточно бочек – в этом году ожидается хороший урожай винограда. Кто мог взволновать спокойные воды Джанглина?

– Друиды. Они обосновались на островке Айнисфад и напугали бедную Глинет до полусмерти. Мне придется поставить их на место.

– Пусть Шимрод напустит на них неизбывную тоску – или, что еще лучше, превратит их в речных раков.

Эйлас оглянулся, словно хотел убедиться в том, что Шимрод его не слышит: