Сошел на остановку раньше, чем обычно, когда наведывался в больницу. Я всегда смотрел в окно и уже заметил, что неподалеку есть цветочный магазин. Совсем небольшой. За витриной пестрели и уютно грелись на солнце самые разные цветы. Никогда в жизни не бывал в цветочном магазине. Я неловко переступил порог.

В нос тут же ударил густой цветочный запах, и я внимательно оглядел все аккуратно расставленные вазы. Я совершенно не разбирался в цветах, не представлял, какие лучше взять, и бродил по магазинчику в раздумьях.

Добрая на вид продавщица лет сорока, в темно-синем фартуке, собирала какой-то букет – видимо, на заказ. Она только изредка на меня поглядывала и ничего не говорила.

Я-то думал, она сразу же спросит, что я ищу, как это часто бывает в магазинах одежды. Я бы тогда сказал, что иду в больницу навестить подругу. Но теперь растерялся, как поступить, и цапнул первый попавшийся симпатичный розовый цветок в горшке. На табличке было написано, что это ангелония.

Немного удивился, как дорого она стоит, но все равно прошел на кассу. Женщина отложила букет и улыбнулась мне:

– Вы так тщательно выбирали. Подарок девушке?

– Нет, я иду в больницу, хотел вот с цветами.

– Ох! Тогда советую выбрать что-нибудь другое, – покачала головой женщина, глядя на горшок с ангелонией, который я поставил у кассы. – Цветы в горшке пускают корни в землю, и дарить такие человеку, который лежит в больнице, считается плохой приметой.

– Вот как…

Что ж, придется найти другие.

Пока я мучился с выбором, женщина вышла из-за прилавка и спросила:

– Знаете, а как вам вот эти?

Она указала на вазу с яркими цветами. Там стояли и оранжевые, и розовые, и желтые – сплошная красота.

– Хорошие.

– Это герберы, в больницу советую взять их.

– Давайте.

– Хорошо! Сколько вам?

– Гм, четыре?.. Нет, постойте.

Четыре – несчастливое число^[12], поэтому я передумал. Но три – как-то маловато, а брать целый букет – и много, и дорого.

– Пять, пожалуйста, – попросил я, растопырив для наглядности пальцы.

– Хорошо, пять. А какого цвета?

– Давайте розовые.

Это, конечно, стереотип, что все девочки любят розовое, но я решил действовать наверняка.

– На языке цветов^[13] розовые герберы значат «возвышенная красота». Замечательно подходят для того, чтобы подарить любимому человеку.

– Знаете, наверное, розовые все-таки не надо.

Неужели нельзя о таком сразу предупреждать? Меня всего покоробило.

– Какие же тогда?

– Объясните, пожалуйста, значения других цветов.

– Так… Красные герберы – «тайно пылающая любовь», оранжевые – «дух приключений» или «стойкость». Желтые – «бесконечная любовь». Белые – «надежда» или «благочестие».

– Ого.

Красных и желтых, значит, не надо. Методом исключения остаются оранжевые и белые. Мне нравилось, что белые символизируют надежду, но чисто-белый букет для визита в больницу – это как-то уныло^[14].

Пока я ломал голову, продавщица добавила:

– А в целом на языке цветов герберы означают «надежду» и «движение вперед».

– Тогда можно по одному каждого цвета?

Остаток расстояния до больницы я прошел пешком. Вот не думал, что это такая сложная задача – купить цветы. Я преисполнился восхищением к тем, кто регулярно дарит букеты родным и вкладывает в них столько души. А вот уже и вход в больницу.

До лифта вел бежевый линолеум, начищенный до безупречной чистоты, и вскоре я уже поднимался на четвертый этаж. Прошел мимо сестринского поста к зоне отдыха. Харуны не нашел.

Значит, она в палате. Я развернулся и миновал пост в обратном направлении. Постучался. Но девушка не ответила ни через десять, ни через двадцать секунд. Постучался снова и, чуть не проваливаясь под землю от неловкости, приоткрыл дверь.

Харуна лежала в койке. Я уже собрался уходить, но решил хотя бы цветы оставить, и зашел в палату. Она даже не посапывала во сне.

Казалось, что белоснежной кожи ни разу не касался солнечный свет, и девушка под одеялом – хотя как бы с такими сравнениями не накаркать – казалась мертвой. На тумбочке все так же громоздилась стопка альбомов.

На раковине стояла пустая ваза. Я набрал туда воды и опустил в вазу все пять гербер. Поставил ее на столик и присел на табуретку рядом с койкой. Харуна крепко спала, и я открыл один из альбомов.

Нашел море, которое она начала в мой прошлый визит. Голубое небо, белые облака и изумрудная вода. На ней прекрасно переданы белые барашки волн. В желтоватый песок воткнут радужный зонт, а под ним – два белых стула.

Как же она все-таки красиво рисует. Я бы этот лист с удовольствием вырвал и повесил у себя в комнате. А на следующем она уже успела нарисовать еще что-то.

Я решил добавить что-нибудь от себя, пока она не проснулась. Огляделся по сторонам в поисках вдохновения. И после недолгих раздумий решил, что изображу герберы, которые сам же и принес. Вот и карандаши тут же, на тумбочке. Минут через пятнадцать уже закончил. Сойдет – баллов на 78.

Обычно я не рисовал цветными карандашами, но мне неожиданно понравилось. Даже похвалил себя, что неплохо получилось. И тут Харуна проснулась.

– Акито-кун?..

Она села, протирая глаза.

– Ох, прости. Ты спала, и я собирался уходить.

– Да ничего. Надо же, ты и правда пришел. Спасибо. Рисовал?

– Ага. Прости, что взял альбом без спроса.

Я вернул его хозяйке.

– Цветы? А ты хорошо рисуешь.

– Разве?

В сравнении с ее работами мои – детские каракули. Сначала она рассмотрела рисунок, а потом заметила, что на столике стоит букет.

– Какие красивые. Это ты принес?

– Ну да. Герберы. На языке цветов они значат «надежда» или «движение вперед», – поделился я знанием, которое сам только что получил от продавщицы в магазине.

– Правда? Надежда… – прошелестела Харуна, взяв в руку оранжевую герберу.

Я сразу встревожился, что выбрал не те цветы. Если так подумать, то как раз надежды у Харуны нет. Зря я решил вложить такое значение в букет для человека, которому осталось жить всего несколько месяцев. У меня самого ситуация не лучше, и если бы мне подарили цветы, выражающие надежду, я бы их выкинул. Может быть, даже цинично растоптал. Я боялся узнать, с каким выражением она глядит на подарок.

– Спасибо. Я люблю цветы, и мне очень приятно.

Я все же осмелился поднять глаза. Харуна улыбалась. Впрочем, к ней вскоре вернулось прежнее безучастное и грустноватое выражение.

Похоже, я зря переживал. Вздохнул с облегчением.

– Кстати, знаешь такого Такаду? Вы вместе учились в средней школе. Теперь он мой одноклассник.

– Такада? – Харуна задумалась, сосредоточив взгляд на потолке. – Нет, не помню. А ты, получается, мой ровесник? Я думала, я старше!

Вот это да! Я тоже решил, что я ее старше.

– Сам удивился. Думал, что наоборот.

От такого заявления Харуна надулась.

– А Миуру-сан знаешь? Аяка Миура-сан. Она учится со мной в другой параллели, но мне сказали, что вы раньше дружили.

Харуна вытаращилась на меня с удивлением. Чуть что-то не сказала, но тут же плотно сжала губы.

– Так знаешь ее? – уточнил я, когда пауза затянулась.

– Угу. Знаю.

– Это ведь она вторая девочка на рисунке? – спросил я, но Харуна снова промолчала. Отвела взгляд и явно о чем-то задумалась. Наверное, не стоит ее расспрашивать на эту тему, поэтому я решил увести разговор в другое русло. Однако тут дверь отворилась.

В палату вошла медсестра лет сорока – сорока пяти. Видимо, проведать пациентку. Я тут же отошел к стене, чтобы не мешать.

– Надо же! Друг?

– Угу. Пришел навестить. Акито-кун.

– Ого. К тебе редко заходят друзья.

– Угу.

Медсестра быстро проверила капельницу и настроила оборудование. Я с восхищением смотрел за уверенными движениями.

– Если вдруг что, зови! – велела сестра и ушла.

Я заметил, что она держалась с Харуной очень по-свойски. Видимо, девушка и правда тут очень давно.

– Это моя мама, – объяснила Харуна немного смущенно.

Ах вот оно что! Наверное, хорошо оказаться в больнице, где работают родственники.

– Да? А ведь и правда вы похожи.

– Нам это часто говорят. Акито-кун, получается, ты тоже любишь рисовать? – С этими словами девушка перевернула страницу.

– Ну да, вроде того. В средней школе ходил в худкружок. И в старшей продолжил.

– А. И в университет тоже пойдешь учиться на художника?

Меня много кто об этом спрашивал. Эри, Сёта, друзья из кружка.

С тех пор как мне объявили, сколько осталось жить, я уже привык всех обманывать:

– Ага. Собираюсь.

– Здо́рово. Работа мечты?

– Пожалуй. Хорошо, если получится.

– Да.

На самом деле я ничего такого не думал. Про художника даже в голову не приходило. А в художественный вуз я не собирался, даже когда еще не знал о болезни. Просто рисовал, потому что нравилось. Собирался отучиться, как все нормальные люди, и устроиться в какую-нибудь приличную компанию. А теперь об этом можно и не думать.

Харуна взялась за цветные карандаши.

Я хотел спросить, что случилось с ее единственной подругой, Миурой, но передумал и засобирался домой. Солнце уже садилось. Если сейчас не поеду, мама опять начнет звонить и писать.

– Я еще приду.

– Ага. Прости, что все проспала. Буду ждать. И спасибо за цветы. – Харуна рассмеялась, сложив брови неловким домиком, и махнула рукой на прощание.

Я тоже махнул и закрыл за собой дверь.

* * *

На следующий день во время уроков я опять вспомнил про сайт, где мне написали самый интересный ответ, что надо встретиться с тем, о ком часто вспоминаю. Я-то, может, и встречусь, а для Харуны это непозволительная роскошь. Она бы и рада, но никуда не может выбраться. Ей остается только ждать, что человек придет сам.

В принципе, я понимал, почему она хочет поскорее умереть.

Она с детства заперта в больнице и не может ходить куда захочет. Наверное, ей в палате лишь чуть лучше, чем в тюрьме. Она провела там большую часть жизни, а теперь ей отмерили последний срок. Мне даже представить сложно, как это тяжело.

Я тоже догуливаю последние дни, но я хотя бы свободен. И в этом между нами огромная разница.

Если она часто кого-то вспоминает, то я приведу к ней этого человека. Наверное, ей покажется, что я лезу не в свое дело, но ведь имеет же она право увидеть того, о ком думает.

Об этом я и размышлял весь день до самого конца занятий.

После уроков отправился прямиком к классу «Д».

Если кого Харуна и хочет видеть, то наверняка вот эту вздорную красотку. Понятия не имею, что там между ними произошло, но я собираюсь уговорить ее сходить к старой подруге. Наверняка согласится.

Как раз, когда я добрался до нужного кабинета, Миура выходила из класса еще с тремя девчонками. Они обсуждали, не пойти ли им в караоке^[15].

Тут Миура увидела меня и остановилась.

– Как тебя там… Хаясака? Что-то нужно?

– Надо поговорить про Харуну, – объяснил я, и девушка раздраженно вздохнула.

– Девчонки, вы идите, я догоню, – попросила она у подруг, и те с хитрыми улыбками послушались, напоследок наградив меня многозначительными взглядами. – И что там с Харуной? – устало спросила Миура, теребя пряди. Привычка у нее, видимо, такая.

– Может, сходишь ее проведать?

– В больницу? Зачем?

– В смысле? Вы же подруги. Она хочет с тобой повидаться.

– Она так и сказала?..

– Не говорила, но наверняка хочет.

– А может, и не хочет.

На это мне не нашлось что возразить. Харуна и правда ни словом не обмолвилась, что скучает по Миуре. Я сам за нее решил.

– Ладно, схожу как-нибудь. Все, доволен? Тогда пока.