– А все же я был прав, – на его лице мелькнула улыбка. – Вы либерал – вы не ищете корысти, как и говорил я. И в то же время вы готовы следовать законам, даже если не согласны с ними, как говорили вы сами. Вы ведь поэтому сдались и позволили себя арестовать?

Я поморщился – вот умеют некоторые испортить вкус победы. Именно победы, потому что я пусть и не убедил ни в чем Горчакова, но точно заставил задуматься. Да и все остальные на дирижабле, кто невольно слушал наш разговор, тоже погрузились в свои мысли. Интересно о чем?

* * *

Возле одного из окон «Адмирала Лазарева» сидел мужчина и думал о том, сколько людей он уже убил на своем пути. Тех, кто считал его другом или просто товарищем… Сколько раз он нарушал слово, чтобы добиться своего… И вот какой-то капитан – нет, уже полковник – пытается убедить других, что этот путь – ошибка… Глупец! Недолгие сомнения развеялись без следа. Верит, что богу есть до них дело – глупость! Каждый сам за себя! Каждый может выбирать свой путь, и в этом нет гордыни или преступления.

Родина, вера – пустые слова. Нет, бог есть, но человек – это венец его творения, и его жизненный путь никак не должны ограничивать подобные малости. Это оковы, от которых нужно избавиться. Что он и сделал! Выбрал новую родину, выбрал новое служение – сам! Без оглядки на глупые правила, и именно это решение сделало его особенным. Лучшим!

* * *

Вечером мы пролетели огни Константинополя, ночью прошли над Черным морем, а утром… Утром я увидел такое знакомое крымское побережье. Изгибы берега, леса и макушки кораблей в уже ставшей родной бухте. Севастополь, я вернулся!

Увы, времени у нас было немного. Новый глава всех войск в Крыму, Михаил Дмитриевич Горчаков, стоял в Бахчисарае. Когда он узнает о моем появлении, то может вмешаться, а мне хотелось бы обойтись без этого. Хватит мне представителей этого семейства! Так что я тепло поприветствовал техников и, со спокойной душой оставив им «Адмирала», поспешил в мастерские проверять, что тут есть такого, что можно было бы прихватить с собой.

Блоки генераторов – беру. Ящики с лампами, крепления для них и провода для разводки – конечно! Из соседнего зала донесся знакомый гул… Я подошел, и точно – Леер гонял на тестовом стенде турбину. Он больше всех остальных верил в эту идею, но вот доработать клапаны впрыска топлива прямо в камеру сгорания никак не получалось. То не хватало рассеивания, то давление скакало, то еще чего.

– А, Григорий Дмитриевич? – Генрих Антонович, погрузившись в дела, даже не удивился моему появлению. – А я вот только услышал, что летите, так сразу новая идея пришла, как можно турбину заставить работать.

– И давно про наше появление известно? – у меня появились нехорошие предчувствия.

– Около получаса назад «Адмирала Лазарева» пилоты из молодежи заметили, сразу передали в город, но генерал Кирьяков – его комендантом поставили – не разрешил празднество устроить. Наоборот, приказал всех отогнать от мастерских, а сам послал гонцов в Бахчисарай к Михаилу Дмитриевичу. Хотел пилота, чтобы побыстрее, но те отказались и мне рассказали. Вот только зачем?

Инженер, как всегда, был больше погружен в собственные мысли, чем в окружающие его совершенно не важные мелочи. А я подумал, что совсем не зря решил подстраховаться.

Глава 3

Прищемил палец пружиной, а на лице все равно улыбка до ушей. Просто приятно работать на своем месте, когда все мелочи рядом, все под рукой. И пусть те же передатчики мы начали собирать только в проливах, но и тут было все, чтобы повторить. Оставалось только поставить антенну, кинуть провода да подогнать всякие мелочи.

– Митька! – уже через десять минут я вышел на нашу частоту. – Тут?

– Тут, ваше благородие! – через мгновение отозвался казак.

Генрих Антонович оторвался от турбины и удивленно расширил глаза.

– Что это? – он подумал и на всякий случай перекрестился.

– Радиопередатчик. Помните, мы с радиоволнами работали? В итоге вот такие штуки получаются.

– И где он? – инженер кивнул на приемник, явно имея в виду Митьку.

– В небе над городом, – ответил я. – Были у меня подозрения, которые вы как раз и подтвердили. Так что решил подстраховаться и хотя бы быть в курсе ситуации.

– Это правильно, – закивал Генрих Антонович. – Не понимают ничего, а даже ко мне пытались лезть, свои правила устанавливать. Но я их сразу прогнал, а некоторые побоялись. Ну да не будем их судить, человек слаб, давайте я вас провожу и хотя бы по пути расскажу, что придумал. Тут ведь какое дело… – инженер принялся шарить под столом в поисках мундира. – Мы ведь раньше пытались все время смесь для поджига сразу в камеру сгорания подать. И я подумал: а зачем спешить? Что, если ее подготовить заранее в отдельной камере – там ведь и давление поддержать проще, и состав! А оттуда уже в двигатель! И еще можно не газ использовать, чтобы не было таких высоких требований по давлению, а взять что-нибудь попроще вроде керосина. Вы, наверно, не слышали, это в 1846-м Абрахам Геснер предложил точную схему добычи фотогена. Его еще в 18 веке из нефти у нас гнали, но по готовой схеме ведь проще, да?

Я слушал увлекшегося инженера и изо всех сил боролся с тем, чтобы не врезать себе по лбу. Действительно, такой простой ответ. И зачем я уперся в двигатели на газу? Чтобы не распыляться на разные виды топлива? А вот то, насколько это усложняет процесс, не учел… Или сразу полез работать с непосредственным впрыском топлива! Сложно, запредельно сложно для нашего уровня технологий. А что было бы гораздо проще? Карбюратор! И, кажется, Генрих Антонович придумал именно его.

– Отмена мундира, – я тряхнул головой. – Сначала соберем и проверим в деле ваше изобретение.

– Но как же генерал Кирьяков?

– И с ним тоже кое-что проверим, – на этот раз я выдохнул, собираясь с мыслями.

Отдал пару приказов Митьке, чтобы продолжал держать меня в курсе, а потом с головой погрузился в процесс: как бы ни была хороша идея карбюратора сама по себе, наверняка же можно найти что улучшить. И да, сразу и нашел. Так, Генрих Антонович хотел перекрывать подачу топлива с помощью обычной заслонки и сейчас мучился с резинками, пытаясь собрать что-то достаточно надежное из каучука. Я же предложил самый простой игольчатый клапан и поплавок. Пришло достаточно топлива, поплавок надавил на иголку, как в бачке унитаза, и та перекрыла шланг. И больше не нужны были никакие массивные механизмы и противовесы. Будущий карбюратор разом полегчал минимум на полкило.

Следующим местом, которое я внимательно разглядывал, была форсунка для дозированной подачи топлива в смесительную камеру, она же жиклер в будущем. Вернее, что-то мне подсказывает, что в этом времени у нее будет другое название, в честь нового изобретателя. И ведь заслужил Генрих Антонович – в 1855-м ведь в принципе еще не было ничего подобного, а он сделал. Причем не просто узкий канал, а по форме что-то вроде песочных часов, чтобы максимально разбрызгивать проходящее топливо.

И дальше было еще что-то хитрое.

– А это разреживатель, – Генрих Антонович заметил мой взгляд. – Схема почти как с крыльями наших «Ласточек» и «Чибисов»: там ведь мы тоже разрежаем воздух сверху крыла и создаем несущую силу. А тут… Мы сужаем камеру рядом с местом выхода топлива. Когда подаем внутрь воздух, в этом месте он ускоряется, и создается то самое разрежение. И за счет этой разницы давления топливо засасывается в камеру и улетает дальше в цилиндры.

В мое время это называли диффузором, но разреживатель, пожалуй, звучало понятнее. И ведь как ловко еще недавно самый обычный инженер наложил одну теорию на другую.

Мы еще немного поколдовали над устройством. Добавили дроссельные заслонки, чтобы регулировать поток воздуха, а вместе с ним и подачу топлива.

– Гениально, Григорий Дмитриевич, – инженер не мог найти себе места. – Даем больше воздуха, и он захватывает больше топлива. Даем меньше – меньше топлива. А я ведь все думал, как же попроще сделать, чтобы управлять этим процессом! Казалось, еще целую вечность голову ломать, а вы пришли и все сделали.

Генрих Антонович подозрительно засопел.

– Все сделали вы. Мои добавки, верно, улучшили ваше творение, но точно не переписали его на меня, – успокоил я инженера. Он ведь теперь у меня не только за идею работает, но и за процент от изобретений. – Тем более работа не закончена. Вы же понимаете, что, например, на старте двигателя или при маневрах нам нужно будет больше топлива в смеси. А на холостом ходу меньше. И завязывать все это только на поток воздуха было бы неправильно, так что нам еще точно есть что и куда тут улучшать.

– Но разве можно все такие показатели отслеживать и в моменте вносить изменения в работу? – инженер вроде бы и был рад новым горизонтам, но пока даже не представлял, как туда двигаться. Что ж, тут я могу помочь.

– Магнитное излучение, электричество, – напомнил я. – Представьте еще один игольчатый клапан прямо внутри вашей форсунки. Ставим внутри магнит, который может нашу иголку освобождать или стопорить. Подаем напряжение – он работает, топливо пошло. Отпустили – и нет его.

Я не очень много знал про инжекторы, но почти рабочий карбюратор пробудил полузабытые воспоминания. И вроде бы Генрих Антонович задумался, погружаясь и осознавая новую огромную задачу.

– Это будет интересно… – наконец, выдохнул он.

– Но сначала давайте соберем то, что есть, – я помог инженеру скрутить улучшенный карбюратор, потом еще полчаса мы помучились, соединяя его с прототипом турбины. И еще столько же ставили насос, чтобы подтягивать керосин из бочки, где Генрих Антонович собрал результаты работы своего перегонного куба.

Запуск… Мы несколько секунд смотрели, как ревет вырывающийся воздух и крутится винт. Закрепленный на платформе динамометр для оценки мощности двигателя в итоге не выдержал и хрустнул. Мы с Генрихом Антоновичем словно проснулись и молча бросились все выключать. И в этот самый момент услышали крики Митьки. Оказывается, он уже какое-то время пытался предупредить меня о приближении крупного отряда военных во главе с самим Кирьяковым, но из-за шума турбины мы ничего не слышали.

Ну и не страшно, главное, мы успели.

– Генрих Антонович, сможете новые такие с нуля собрать? – я внимательно посмотрел на инженера, дождался кивка и продолжил. – Тогда эту турбину и куб прикажите перенести на «Адмирала Лазарева», постараюсь и сам поработать с ними в столице. А потом сравним, что у кого вышло. А пока… Надо пойти… Поговорить.

Я накинул снятый в процессе работы мундир. Сбил с плеча металлическую стружку, а потом вышел на улицу навстречу холодному вечернему ветру. После жара мастерских, после доброго дела – так приятно. Несколько минут я стоял и жмурился, ловя потоки морского воздуха, и тот, словно осознав, что его не боятся, начал теплеть и успокаиваться.

– А вот и вы, Григорий Дмитриевич, – с главной улицы на территорию мастерских первым вышел Кирьяков.

Генерал придерживал шляпу, чтобы ту не сдуло, и немного наклонялся вперед. Рядом с ним, пожимая плечами – мол, ничего личного, но приказ есть приказ – шагал Зубатов. Вот еще одна причина, почему мне бы хотелось видеть рядом Дубельта, а не его. Леонтий Васильевич, конечно, тоже выполнил бы приказ, но кто бы его тут смог отдать генералу третьего отделения? Точно не Кирьяков и даже не Михаил Дмитриевич, занявший место Меншикова.

– Вы по какому вопросу?

– По слову царя пришел заковать вас за невыполнение приказа и проследить, чтобы в столицу вы были отправлены именно таким образом.

Следующие за Кирьяковым офицеры начали переглядываться. Я вот, если честно, до конца так и не изучил свои дворянские права, но что-то мне подсказывало, что такой приказ существенно выходит за их рамки.

– Что ж, прошу показать приказ, – я не двигался с места, ожидая развития ситуации.