За такое должна была «прилететь ответка». Это понимали все. На этом держалась власть страха уличных банд: там, где не очень работает закон, неотвратимость «наказания по понятиям» становится краеугольным камнем.

Не могу сказать, что мне было не страшно. Даже напротив: я откровенно боялся. Под конец занятий мне даже хотелось выйти в проход между партами и крикнуть: «Мне жаль, жаль, что так получилось, я не хотел! Накажите меня как-нибудь иначе, только не убивайте! Не надо!»

Браслет на моей руке выглядел каким-то жалким талисманом, который носят с собой неудачники в надежде, что неприятности обойдут их стороной. Несмотря на все вчерашние чудеса, я никак не мог поверить, что эта вещь в состоянии меня защитить. Никаких особых изменений в себе я не замечал.

И всё-таки, несмотря на нарастающую панику, я держался достойно. Не ныл, не болтал и не пытался убежать.

Даже тройку дюжих парней в «адиках», которые ждали меня возле школьного крыльца после занятий, я воспринял как должное.

Когда я спускался, школьное крыльцо вдруг опустело. Стало тихо.

Я подошёл к троице и только после этого заметил, как в отдалении, возле забора, стоят вчерашние старшеклассники. Они не зубоскалили – лишь наблюдали за происходящим с жадным вниманием, что только подчёркивало серьёзность ситуации.

– Ты что ли Петров? – спросил первый громила, после чего сплюнул через дырку в верхних зубах с громким звуком: «ц-ц-ык!»

– Ну я, – даже не знаю, как у меня получилось сделать так, чтобы голос не дрожал.

Парень ухмыльнулся.

– Ну ты дерзкий! – сказал он. – Ну чё, пойдём, побазарим? Пояснишь, чё как.

– Пойдём, – ответил я.

Стоявший рядом с ним молодчик протянул руку с очевидным намерением залепить мне подзатыльник, но старший остановил его.

– Эй, ты чё? – сказал он. – Вроде всё по-пацански.

– Посмотрим, как по-пацански! – ответил тот. – Сдриснет он, вот увидишь! Зассыт!

– Ты здриснешь? – серьёзно спросил меня старший.

– Нет, – ответил я. – Ещё чего.

– Вот, – удовлетворённо кивнул он. – Пошли, короче.

С этими словами вожак развернулся и двинулся в сторону прудов за школой, которые назывались Кербаты. Нехорошее место. Говорят, на дне тех прудов, если хорошенько покопаться, много кого найти можно.

Остальные двое встали по бокам от меня, на манер конвоя. Я вздохнул и пошёл следом за старшим, стараясь не замечать, как сильно колотится сердце.

Мы дошли до небольшого пятачка у поросшего высоким камышом берега третьего пруда. Вокруг росли густые густы. Идеальное место, если хочешь скрыться от посторонних глаз.

– Ну что, – начал вожак, развернувшись ко мне. На его тонких губах заиграла улыбочка. Хищник почуял кровь.

Удивительным образом эта его улыбочка, которая должна была напугать – меня, скорее, успокоила и разозлила. Да кто такой этот хмырь, чтобы вот так считать себя вершителем судеб и судьёй? Шпана подзаборная…

– Что? – спросил я.

– Э, я тебе слова не давал! – сказал старший. – Я говорю – ты слушаешь. Усёк?

Я промолчал.

– Чё там вчера ты быковал на парней, которые тебе по делу предъявили? Нафига укусил пацана? Это вообще не по понятиям, в курсах?

– Нет, – ответил я. – Не в курсах.

Вожак вздохнул и картинно развёл руками, будто призывая своих подельников в свидетели.

– Та-а-ак, а ну-ка поясни мне, что это такое ты на ноги нацепил? – продолжал он, снова цикнув, сплёвывая.

– Кроссовки, – ответил я.

Он размахнулся и хотел ударить меня кулаком в ухо. Просто, с места, безо всякого предупреждения, всё с той же издевательской ухмылочкой на губах.

Я будто наблюдал его удар в замедленной съёмке. Легко увернулся от кулака, потом схватил его руку за запястье и увлёк на себя, используя инерцию тела молодчика. Он пролетел мимо меня, даже не поменяв выражение лица – наверно, просто не успел. А я продолжал удерживать его руку, пока его несло назад и потом он, теряя равновесие, падал вниз.

С тихим треском, который показался мне оглушительным, кость в его руке сломалась. Я отпустил запястье. Время снова вернулось к нормальному течению.

Старший молодчик катался у моих ног; он, скуля и подвывая, баюкал сломанную руку.

Остальные двое сначала растерялись. Потом, глядя друг на друга, синхронно оскалились и вытащили оружие. Первый – довольно-таки большой нож, второй кастет.

К этому моменту мой страх совершенно исчез. Осталась только отстранённая сосредоточенность.

Я сначала отпрыгнул в сторону, уходя от ножевого выпада, потом развернулся и ударил напавшего с ноги. Тем временем другой, с кастетом, попытался зайти мне в тыл. Я резко дёрнул его за руку. Потом направил оружие в затылок его подельнику.

Тот не успел оправиться от моего удара ногой и даже не оглянулся. Кастет с хрустом обрушился ему на голову. Молодик тут же упал, как подкошенный. Появилась кровь. Сначала он не двигался, а потом начал мелко сучить ногами.

Тот, который хотел достать меня кастетом, выронил оружие и медленно опустился перед дёргающимся напарником.

– Саня? – дрожащим голосом спросил он и потрогал его за плечо. Тот никак не отреагировал, продолжая сучить ногами. – Саня…

Теперь в его голосе звучал настоящий ужас. Он посмотрел на меня. В этот момент я понял, что он не настолько взрослый, как мне показалось вначале.

– Он же… он… – всхлипнул молодчик. —Надо скорую. Срочно скорую! Мотор, где мобила? Мотор?

Он посмотрел на заводилу, который немного притих, всё так же баюкая повреждённую руку.

– Мотор, мобила где! – повторил молодчик.

– В… штанах… – выдавил тот, кого он назвал Мотором.

Немного покопавшись, он достал огромную «Мотороллу» и лихорадочно начал набирать номер.

Я продолжал стоять на месте, отстранённо наблюдая за происходящим. И лишь когда молодчик дозвонился до оператора, я решил убежать.

Глава 5

Прошло три дня. Я начал робко надеяться, что всё обошлось. В школе меня сторонились, но этот вдруг возникший круг отчуждения оказался удобной штукой: не надо напрягаться, поддерживая ничего не значащие разговоры на переменах. Настоящих друзей у меня не было – а приятели… ну что приятели? Я вдруг понял, что мне даже комфортнее одному.

Они пришли утром, на четвёртый день, как раз, когда мама собиралась выходить на работу. Я это почувствовал – ещё до того, как посмотрел в дверной глазок.

– Кто там? – спросила мама удивлённо из кухни.

Настойчивый звонок в дверь повторился.

– Милиция… – ответил я тихо.

– Кто? – мама удивлённо переспросила и вышла в прихожую.

Я отступил в сторону и посмотрел на неё стараясь, чтобы мой взгляд не выглядел жалобно.

– Мам, наверно, это за мной… – тихо произнёс я.

– Что?.. – мамины глаза округлились. В них появился первый испуг.

Она подошла к двери, посмотрела в глазок и начала открывать замок.

Я стоял рядом. Безумно хотелось убежать, спрятаться под кровать и не вылазить – так, чтобы меня никто и никогда не нашёл.

Вдруг с необыкновенной тоской я подумал, что, если бы здесь был мой отец – он бы смог защитить меня от этих людей в синей форме. У него был бы твёрдый голос, он знал бы всё о правах, умел бы говорить так, чтобы становилось совсем не страшно…

Я с силой проглотил колючий комок в горле и заставил себя не думать об отце.

– Вы Петрова Анна Владимировна? – спросил один из милиционеров: суровый мужик лет сорока.

Рядом с ним стояли два мента помоложе, оба вооружены короткими автоматами. И какая-то женщина с рыбьими глазами за стёклами толстых очков. У меня внизу живота похолодело.

– Да, а что случилось? – ответила мама дрожащим голосом.

– Ваш сын, Герман Петров, тут проживает? – продолжал мент.

– Да… что он натворил? – теперь испуг в её голосе смешался с яростью.

Я втянул голову в плечи, но продолжал стоять на месте. В какой-то момент мне даже стало всё равно, что произойдёт дальше – потому что хуже уже быть не могло.

– Разрешите пройти, нам необходимо с вами поговорить.

– Да… да, конечно! Я собиралась на работу, но девочки прикроют… проходите!

Мама отступила в квартиру, освобождая проход.

– Нет-нет, разуваться не надо – ничего страшного! Всё равно полы нужно мыть, – она заискивающе улыбалась.

Теперь мне было не только страшно, но и противно.

Тут мент посмотрел на меня. Странно, но, встретившись с ним взглядом, я даже как-то успокоился. Он глядел без ненависти, с любопытством и даже чем-то вроде уважения.

– Ты Герман? – спросил он.

– Да, – ответил я, кивнув.

– Подожди, пожалуйста, в другой комнате. Мы тебя пригласим, – сказал он.

– Можешь пока вещи собрать, – добавила тётка, издевательски усмехнувшись. – Нижнее бельё и средства гигиены.

Я ничего ей не ответил. Даже не посмотрел на неё. Не хотел доставлять удовольствие своим страхом и растерянностью.

Мент укоризненно посмотрел на неё, но тоже промолчал.

Я ушёл в комнату и закрыл двери.

Некоторые время просто ходил из угла в угол, стараясь ни о чём не думать. Смотрел на прочитанные книги в шкафу. Жаль, что не получится их взять с собой. Но, может, в том месте, куда меня хотят забрать, будет какая-то библиотека? Говорят, что обычно она есть…

Потом я подошёл к двери, чтобы послушать, о чём визитёры говорят с мамой. Но смог расслышать только отдельные слова: «перевоспитание… травма… в тяжёлом состоянии, так что… никак иначе…»

Я закрыл глаза, изо всех сил сжал кулаки, впившись ногтями в ладони так, что, кажется, выступила кровь. Полегчало, но не сильно. Я по-прежнему был на грани паники. Больше всего пугала неизвестность: «Как там всё будет? Туда, куда меня заберут?»

И в этот момент снова раздался звонок в дверь. Уверенный, настойчивый, бодрый.

В порыве безумной надежды я подумал, а что, если вот именно в этот момент, когда он критически необходим, меня нашёл папа? Что это именно он стоит за дверью сейчас, что он пришёл, чтобы спасти меня?..

Я снова проглотил колючий комок в горле, прогоняя несбыточную, безумную надежду.

Автоматически потрогал браслет на запястье. Я так и не снимал его, все эти дни, даже в душе. «По крайней мере, он точно работает, – подумал я. – Пускай только попробуют ко мне сунуться! Те, кто встретит меня там…»

Мама открыла дверь. А потом я услышал знакомый голос:

– Анна Владимировна? – сказал Филипп Петрович. – Я из военного комиссариата, по поводу вашего сына.

Мама всхлипнула.

Я же не смог сдержать любопытство и, приоткрыв двери, выглянул.

Мой знакомый был в военной форме, с двумя крупными звёздами на погонах. В руках он держал солидного вида чёрную папку.

– О, Герман, ты дома? Отлично! – сказал Филипп Петрович. – Подойди к нам, пожалуйста.

Я вышел из комнаты.

– Но мы сейчас… – хотела было вставить мама, но её перебил старший мент, вышедший из кухни.

– Что здесь происходит? – спросил он, после чего добавил, заметив Филиппа Петровича. – Здравствуйте.

– Здравия желаю, – ответил тот. – О, вы уже на месте? Хорошо, что я успел вовремя. Вы следователь Кирпичёв, верно?

– Я… – немного растерянно ответил милиционер.

– Свяжитесь со своим руководством. Документы шли слишком долго, поэтому процесс пришлось ускорить, – уверенным голосом сказал «сотрудник военкомата».

– Подождите. Тут речь про расследование серьёзного уголовного преступления! – начал было возражать милиционер.

– Правда? – Филипп Петрович изобразил удивление. – А по мне так превышение должностных полномочий ответственным лицом, ведущим расследование. Вы ведь в курсе, сколько лет Герману, верно?

– Ему через две недели исполняется четырнадцать! – вмешалась тётка, появившаяся из кухни.

– А когда случился инцидент, который вы расследуете? – спросил Филипп Петрович.