Стив реагирует мгновенно. Он ложится на спину, бьет руками и ногами и кричит во все горло. Туристы с любопытством поглядывают в его сторону, и я снова кидаюсь к нему.

Она стоит в шоке, уставившись на мальчика. Когда я подхожу, она смотрит на меня широко раскрытыми глазами и беспомощно разводит руки:

– Я не знаю, что…

– С дороги.

Моя хватка немного грубовата, когда я отодвигаю ее в сторону, но я слишком зол и расстроен, чтобы волноваться о таком. Я сажусь рядом со Стивом на снег и говорю с ним медленно и мягко, так, как мне объясняла его опекунша. Через некоторое время его крики прекращаются, а конечности тяжело падают на снег. Он по-прежнему дышит быстро и судорожно, но худшее уже позади. Он медленно поднимается, засовывает руки в карманы лыжных штанов и уходит. Я знаю, что ему нужно прийти в себя, поэтому отпускаю его. Он не такой, как Тревор. Он не хочет никого провоцировать. Просто у него натура такая… довольно неуравновешенная.

Когда я поднимаюсь, мое сердце по-прежнему быстро бьется. Только после того, как я отправляю парней обратно на хафпайп, я поворачиваюсь к девушке. Моя челюсть напряжена.

– Это еще что такое было?

– Я просто хотела помочь, – быстро отвечает она. На ее лице виноватое выражение.

– И это ты называешь помощью? Накричать на незнакомого человека?

– Он пнул мальчика!

– Тебе ничего не известно об этих ребятах!

Мой голос звучит громче, чем я хотел, но меня это бесит! Одним махом она разрушила все, что я строил неделями. Во мне все кипит, хотя она ни в чем не виновата. Она сделала, что смогла. Но, если честно, мне просто нужен повод, чтобы на нее злиться. Повод перестать думать о ее нежном смехе или сладком цветочном аромате. О тихом, беззащитном голосе. Я не слушаю ее и позволяю гневу взять верх.

– Просто уйди, ладно?

У нее такой вид, будто она увидела привидение. Похоже, мое поведение ее пугает. Это хорошо. Может быть, теперь она будет держаться от меня подальше, и я наконец-то смогу перестать о ней думать.

Фигуристка тяжело сглатывает, раздувает ноздри и вздергивает подбородок. Совершенно очевидно, что она думает обо мне в этот момент. В ее глазах я теперь последняя сволочь. Часть меня хочет, чтобы у нее было обо мне лучшее представление, представление о парне, который купит ей попкорн с маслом и посмеется с ней над шапочками из фольги. Часть меня хочет извиниться за свое поведение, но другая часть, мертвая часть, говорит, что оно и к лучшему. Что она для меня все равно табу, если я не хочу, чтобы меня утянуло на глубину.

Потому что с глубиной приходит тьма.

О, как неожиданно ты повернул сюжет
Пейсли

– Папа подготовил музыку для моей произвольной программы, – Гвен тянется, чтобы коснуться руками пальцев ног.

Ее отец взял на себя роль тренера. Она рассказала мне, что раньше он сам занимался фигурным катанием, прежде чем начать работать в «АйСкейт». Это одна из причин, по которой она с детства мечтала попасть в эту школу. С одной стороны, в этом есть свои плюсы, потому что они доверяют друг другу на сто процентов. С другой стороны, Гвен рассказывала, что они часто ссорятся из-за тренировок.

– Это будет «Сastle on a Cloud» из мюзикла «Отверженные».

– О, это будет меланхоличный произвольный номер, – говорит Леви, который стоит позади Эрина в тренажерном зале и нажимает на его спину, чтобы растянуть ее. Эрин сидит на полу в шпагате, ладони вытянуты вперёд.

– У Гвен всегда меланхоличные произвольные номера, – голос Эрина звучит приглушенно, потому что его нос прижат к полу. Его рыжая челка скользит по паркету. – Ты как Натали Портман в «Черном лебеде», только на льду.

– Враки, – Гвен бросает на Эрина злобный взгляд. – Я, в отличие от нее, не чокнутая.

В ответ раздается ехидный смех. Не от Эрина или Леви, а от Харпер, которая, прижавшись руками к стенке возле нас, лодочкой подняла в воздух правую ногу.

– Вот это новость.

Гвен хмыкает, прежде чем одарить Харпер притворной улыбкой:

– Кстати, о новостях, Харпер. Береги свою искусственную грудь. А то лопнет, когда ты после очередного лутца опять упадешь на лед.

– Хорошо сказала, – еле слышно говорит Леви.

Я отрываю взгляд с Гвен и смотрю на Харпер, которая с раздутыми ноздрями уставилась на стену.

– Мне нравится песня «Castle on a Cloud», – говорю я, надеясь немного разрядить напряженную атмосферу в зале. – У нее такая приятная и нежная мелодия.

Гвен не отвечает. Ее настроение меня настораживает. Что вдруг случилось? Она закрывает глаза и, потягиваясь, кладет лоб на голени. Затем она внезапно встряхивает головой и выпрямляется:

– Извините.

– Гвен!

Я уже почти встаю, чтобы пойти за ней, как вдруг Леви нежно берет меня за запястье и останавливает:

– Не надо.

В его глазах читается сочувствие. Он как будто знает, что происходит с Гвен.

Я растерянно гляжу на него. Даже Эрин поворачивает к нему голову и хмурится.

Харпер раздраженно вздыхает:

– Тоже мне, королева драмы.

Ну все, теперь она меня точно достала!

– Что тебе вечно надо? – шиплю я.

На лице у Харпер появляется вызывающая улыбка. Вместо того чтобы повернуться ко мне, она поднимает ногу еще немного выше и касается подошвой стены.

– Мне ничего не надо, Пейсли, – она опускает ногу, поворачивается ко мне и трясет ею. – Я просто не боюсь нажить врагов, говоря правду.

– Пейсли!

Я резко разворачиваюсь. Полли стоит в дверях тренажерного зала и прищурившись смотрит на меня:

– Идем со мной.

Я глубоко вздыхаю, бросаю последний презрительный взгляд на Харпер и следую за тренером по коридорам на каток.

– Где твои коньки? – спрашивает она, чуть склонив голову набок.

– Э-э… Кажется, до сих пор на трибуне. А что?

– Я хочу с тобой кое-что попробовать, – Полли кивает на второй складной стул в первом ряду, где я после тренировки оставила свои коньки. – Надевай.

– Но ведь тренировка закончилась, – робко возражаю я, чувствуя, как тоскливо мне будет без Гвен. Она собиралась отвезти меня к Винтерботтомам. – Нельзя ли перенести на завтра?

Полли бросает на меня хищный взгляд:

– Ты тут всего второй день, а уже хочешь сдаться?

– Что? Нет! Почему я должна…

– Я же тебе говорила, что будет нелегко. Дисциплина и упорство, помнишь?

– Да, но…

– Ты согласилась. Значит, либо ты держишь слово, либо собираешь вещи и уходишь, – ее глаза изучают мое лицо. – Каждый может выбрать легкий путь. Но никто по нему на Олимпиаду не попадает.

Стиснув зубы, я оглядываюсь через плечо на коридор с раздевалками. Я дисциплинированная и целеустремленная. В любой другой день я бы без проблем тренировалась до ночи. Но именно сегодня… Мне нужна эта работа, иначе я распрощаюсь с «АйСкейт» быстрее, чем Полли пронзит меня своим орлиным взглядом.

Гвен нигде не видно. Может, она уже вернулась к остальным?

Я прикусываю нижнюю губу, коротко киваю и хватаю коньки. За последние годы они изрядно потрепались: кожа на боках потускнела и истончилась, шнурки обтрепались.

Но я их люблю.

– Хорошо, – говорю я, наконец-то оказавшись перед Полли на льду. – Что вы хотели попробовать?

– Тройной аксель.

Мои плечи опускаются:

– Но мы его весь день отрабатывали. У меня не получается. Это невозможно.

Полли опирается локтями на борт и пристально смотрит на меня:

– У тебя не получается, потому что у тебя неправильная техника.

– Я знаю. Но что могло измениться за последний час? Только настоящие, исключительные таланты умеют выполнять тройной аксель, Полли.

Ее губы кривятся:

– Ты должна доверять моим словам, а не спорить. У меня есть идея.

Вздохнув, я переношу вес на левую ногу:

– Хорошо. Что мне делать?

– Покажи его мне еще раз.

Как бы хотелось в отчаянии вскинуть руки и сказать ей, что в этом нет никакого смысла. Но на самом деле спорить с Полли Диксон еще бессмысленнее. Поэтому я начинаю движение, двигаясь назад и вперед, как мы пробовали весь день. Левой ногой я перехожу на движение вперед, переношу нагрузку на внешний край и резко взмахиваю руками, прежде чем прыгнуть. Сосредоточившись, я стараюсь задействовать правую ногу, используя ее импульс и занося в согнутом состоянии мимо левой. Как обычно, я справляюсь с двумя оборотами, но не со следующим. Вместо того чтобы приземлиться и поехать назад, как это обычно бывает в акселе, я приземляюсь и еду вперед, спотыкаюсь и падаю на колени.

Я с трудом перевожу дыхание и ударяю ладонью по льду:

– Просто ни в какую!

– Скажи мне, о чем ты думала.

Мой взгляд переходит на Полли:

– Что?

– О чем ты думала, когда прыгала?

Я переворачиваюсь с колен на ягодицы, вытягиваю ноги и пытаюсь вспомнить:

– Даже не знаю. О прыжке, наверное. О том, хватит ли у меня импульса в правой ноге, чтобы сделать еще один оборот плюс пол-оборота для обратного приземления.

Полли улыбается. Вид у нее почему-то довольный.

– Что? – спрашиваю я.

– Так и знала.

Я рассерженно смотрю на нее:

– Ясно. И как это нам поможет?

– А так, что теперь я знаю, в чем проблема, – тренерша отталкивается от бортика, не отрывая пальцев от поручня, и наклоняет голову. – Послушай. Мы попробуем еще раз, но на этот раз ты будешь бежать дольше. Столько, сколько нужно.

– Сколько нужно для чего? – спрашиваю я и поднимаюсь.

Колени болят от падения.

– До тех пор, пока не почувствуешь, как бурлят эмоции в каждом сантиметре твоего тела.

– Эмоции?

Полли кивает.

– Фигурное катание – это страсть. Лучшие прыжки выполняются не головой, а вот этим, – она показывает на левую половину моей груди. – Позволь не телу, а сердцу двигаться за тебя. Оно знает, что нужно делать.

Я смотрю на нее, нахмурившись:

– Боюсь, я не совсем понимаю…

– В тебе слишком много гнева, Пейсли. Преврати его в энергию. В страсть.

Мои глаза округляются. За считанные секунды в висках начинает стучать, пульс взлетает к небесам, а ладони становятся влажными, причем не от льда, по которому я скользила несколько минут назад.

– Я… – в горле застрял комок. – Это… Откуда вы знаете, что…

Мне не удается закончить предложение. Вместо этого я пытаюсь проглотить комок. Безуспешно.

– Мое сердце – это город-призрак, девочка, – Полли улыбается, но улыбка не касается глаз. – Заблудшим душам легче узнать друг друга.

– Что… что с вами случилось? – шепчу я.

– У каждого свои причины, верно? – ее взгляд уходит в сторону. Она смотрит на табло, но я сомневаюсь, что ей нужно именно оно. – Но потерянные души дают нам шанс найти себя.

Она снова смотрит на меня. В одно мгновение выражение ее лица снова становится непреклонным.

– Используй воспоминания. Зажги огонь своими движениями и позволь пламени направлять тебя. Попробуй.

Голова идет кругом, когда я подтягиваюсь к бортику, отталкиваюсь и скольжу по льду. Мысли путаются, роятся в голове, думая обо всем на свете: о Полли, о том, с чем ей приходится бороться, о Кае, о маме и о нем. Меня одолевает головокружение, жар, а затем холод. Крики, очень громкие, слишком громкие, которые звучат только в моей голове. Но, если их нет, почему они такие осязаемые, такие близкие, такие невыносимые? Я чувствую панику, голова хочет лопнуть, чтобы вокруг стало тихо, спокойно и безопасно. Но глубоко внутри меня сидит страх, он поднимается все выше, скользит внутри, шепчет и шипит. Я хочу прогнать его, хочу, чтобы он развернулся и отделился от меня, чтобы последовал за звуками жизни и ушел, потому что я уже начала двигаться вперед вместо того, чтобы ждать, когда он придет снова.