Авторитет философа был настолько велик, что, хотя его космологическая модель стала противоречить астрономическим наблюдениям, её мало кто решался оспаривать вплоть до Николая Коперника.

Всё же интеллектуальные лазейки оставались. Пока учение Аристотеля не успело превратиться в набор догм, которые принципиально не обсуждаются, идея обитаемости небесных тел оставалась предметом для пространных умозаключений. Например, известный древнегреческий философ-моралист римской эпохи Плутарх, живший на рубеже I и II веков, в сочинении «Беседа о лике, видимом на диске Луны» (De facie quae in orbe lunae apparet) подробно останавливается на этой теме, предлагая свежий и удивительно современный взгляд: «Обитатели Луны, если таковые существуют, вероятно, телосложения не тучного и способны питаться чем приходится… Но мы не знаем ни этих существ, ни того, подходят ли для них иные места, природа и климат. Итак, подобно тому, как если бы мы, не имея возможности приблизиться и прикоснуться к морю, лишь издали видя его и зная, что вода в нём горька, не пригодна для питья и солона, услышали от кого-нибудь, будто оно содержит в глубине множество больших и разнообразных животных и наполнено зверями, которые пользуются водою, как мы воздухом, то нам казалось бы, что он рассказывает басни и небылицы; так мы, по-видимому, относимся к Луне, не веря, что там обитают какие-нибудь люди. А тамошние обитатели с гораздо большим удивлением смотрят на Землю, видя в ней отстой и подонки вселенной, что мутно просвечивает сквозь влагу, туманы и облака, как неосвещённое, низинное и неподвижное место, – дивятся, как это Земля производит и питает живые существа, одарённые движением, дыханием и теплотою».

Пожалуй, с опорой на эту цитату, Плутарха следует назвать основоположником ксенологии, поскольку он высказал оригинальную мысль о том, что инопланетяне могут значительно отличаться от землян, ведь их эволюция обусловлена специфическими условиями мира, в котором они появились на свет.

Через сорок лет после смерти Плутарха римский софист и сатирик Лукиан Самосатский, писавший на древнегреческом языке, создал первую известную историю о космическом путешествии, названную «Икароменипп, или Заоблачный полёт» (Icaromenippus, ок. 161). В ней рассказывалось о том, как дерзкий изобретатель Менипп решил превзойти подвиг легендарного Дедала, построив летательный аппарат и добравшись до Луны. Лукиан не удержался от насмешки в адрес тех соотечественников, которые выстраивали представления о ближайшем небесном теле на основе пустых умозаключений. К Мениппу обращается с жалобой сама Луна: «Я возмущена нескончаемой и вздорной болтовнёй философов, у которых нет иной заботы, как вмешиваться в мои дела, рассуждать о том, что я такое, каковы мои размеры, почему иногда я бываю рассечена надвое, а иногда имею вид серпа. Одни философы считают, что я обитаема, другие – что я не что иное, как зеркало, подвешенное над морем, словом, каждый говорит обо мне, что взбредёт ему в голову».

Одним рассказом Лукиан не ограничился. В «Правдивой истории» (Vera Historia, ок. 170) он, пародируя повести о волшебных путешествиях своего времени, отправляет на Луну целый корабль. Вообще-то корабль плыл через Атлантику, но по дороге его подхватил вихрь и унёс в космос. На восьмой день перелёта корабль достиг Луны: «Подплыв к ней, мы бросили якорь и высадились. Обозревая эту страну, мы убедились в том, что она обитаема, так как земля была всюду обработана. Днём мы не могли хорошенько осмотреть всего, но, когда наступила ночь, вблизи показались многие другие острова, некоторые побольше, другие поменьше, но все огненного вида… Мы решили отправиться дальше и вскоре встретили Конекоршунов, как они здесь называются, и были ими захвачены. Эти Конекоршуны не что иное, как мужчины, едущие верхом на грифах и правящие ими как конями. Грифы эти огромных размеров, и почти у всех три головы… Конекоршуны были обязаны облетать страну и, завидев чужестранцев, отводить их к царю. Нас они, схватив, тоже повели к нему». Познакомившись с местным правителем, путешественники узнаю́т, что назревает война: лунные жители собираются заселить «пустынную» Венеру, но им препятствует армия Солнца под предводительством завистливого Фаэтона. Земляне решают присоединиться к воинству Луны и включаются в боевые действия, описанные с большой фантазией.

Рис. 2. Битва обитателей Луны с обитателями Солнца. Иллюстрация из голландского издания «Правдивой истории» Лукиана Самосатского, 1647 год.

К сожалению, рассказы Лукиана Самосатского – это фактически первый и последний на целое тысячелетие образец литературы о контакте с инопланетянами. Огромная Вселенная скукожилась до нескольких сфер, вращающихся вокруг уникальной неподвижной Земли. Христианская церковь, идеологически и политически завоевывавшая Европу, могла выбрать атомизм в качестве основы для своей космологии, но предпочла философию Аристотеля, исключавшую концепцию множественности миров. Сегодня выбор может показаться странным, ведь таким образом христианские мыслители ограничивали всемогущество Бога, которое, как мы знаем, подразумевается априори. Более того, Иисус в своё время обронил загадочную фразу: «В доме Отца Моего обителей много» (Евангелие от Иоанна, 14:2), что при желании можно интерпретировать как указание на существование иных миров, созданных Творцом. Но церкви, вероятно, была важнее установка на соответствие модели мироустройства формальной аристотелевской логике, что само по себе свидетельствовало бы о разумном замысле при возникновении Вселенной.

В качестве примера можно привести греческого христианского теолога Оригена Адаманта, учившегося и проповедовавшего в Александрии в первой половине III века. Он, конечно, признавал космологию Аристотеля, благо к тому времени Клавдий Птолемей выпустил свой знаменитый труд «Альмагест» (Almagest, ок. 140), в котором под геоцентрическую модель были «подогнаны» накопленные за века данные астрономических наблюдений. Но Ориген никак не мог смириться с ограничениями божественного всемогущества, поэтому в собственном многотомном трактате «О началах» (De principiis, 220–230) предположил, что Господь вечно творит миры один за другим, каждый из которых появляется после гибели предшествующего (циклический апокатастасис). Впрочем, даже такая компромиссная позиция вызвала гнев отцов церкви: учение Оригена было объявлено еретическим ещё при его жизни, а позднее, в 543 году, византийский император Юстиниан издал эдикт, в котором осуждал Оригена Александрийского и всех, кто поддерживает «оригенизм».

Официальную позицию христианских идеологов по вопросу множественности миров сформулировал другой известный богослов – Аврелий Августин Иппонийский (Блаженный), епископ Гиппона Царского в Нумидии, написавший трактат «О граде Божьем против язычников» (De Civitate Dei contra paganos, 413–427), в котором резко критиковал атомистические взгляды, обосновывая свою позицию тем, что они явным образом расходятся со Священным Писанием: «Не может обманывать то Писание, которое удостоверяет действительность рассказываемых им событий прошлого исполнением на деле его предсказаний». Причём Августин отрицал существование не только каких-то других миров, но даже антиподов, то есть обитателей другого полушария, поскольку они, по его мнению, не выжили бы во время Потопа. При этом он не мог обойти проблему всемогущества и нашёл ей решение в разделении Бога и Вселенной: Господь находится вне времени и пространства, в момент Творения он изменил логику своего бытия, прервал вечность, наполнил её определённый отрезок конкретным содержанием, выражающимся через изменения в известном нам мире. При этом сам Бог остался вне процесса изменений, ведь – в силу его неземного совершенства – ему незачем меняться, а когда мир придёт к неизбежному концу, время снова исчезнет и наступит вечность в её абсолютной форме.

Однако накапливаемые в монастырских библиотеках сведения о других странах и народах пошатнули теорию Августина Блаженного если не в части множественности миров, то в части многообразия разумных существ. Мореплаватели, среди которых попадались священники-миссионеры, возвращаясь из дальних странствий, рассказывали поразительные истории, которые тут же превращались в легенды. Например, с античности широко обсуждался вопрос о кинокефалах (киноцефалах, псоглавцах, песиголовцах) – людях с собачьими головами, которые живут где-то на краю света, носят одежду, строят жилища, но разговаривают исключительно лаем, как обычные псы. Поскольку многие источники свидетельствовали о том, что кинокефалы реальны, для средневековых мыслителей стало проблемой, куда отнести их в космологической иерархии: к животным, людям или демонам.

Её взялся разрешить франкский монах-богослов Ратрамн из Корби, живший в IX веке: он пришёл к выводу, что поскольку кинокефалы носят одежду, а в их сообществе есть закон, то они тоже люди, потомки Адама, и могут претендовать на спасение души.

Языческие предания и народная мифология исподволь меняли мировоззрение европейских христиан, размывая твёрдость догматов. В хрониках постоянно появлялись записи о контактах с загадочными существами, которые вроде бы выглядели как люди, но не имели прямого отношения к человеческому роду. Скажем, в XIII веке английские летописцы уверенно сообщали о встречах с «морскими» или «зелёными» людьми, живущими в скрытом месте.

Рис. 3. Кинокефалы Никобарских островов. Иллюстрация неизвестного художника (предположительно из Фландрии, которого принято называть Мастером Мазарини) к рассказам итальянского путешественника Одорико из Порденоне, 1412 год.

Наиболее примечательной и необычной была история, изложенная Гервасием Тильберийским в «Императорских досугах» (Otia imperialia, ок. 1210). Прихожане одной британской церкви увидели якорь, опустившийся прямо из облаков и зацепившийся за надгробную плиту. Внезапно на удерживающем его канате появился «моряк», который спускался вниз. Прихожане, недолго думая, схватили его. «Моряк» задохнулся от влажности нашего воздуха и умер. Его товарищи наверху прождали час, потом перерезали канат и «уплыли», оставив якорь на земле. История вполне в духе современных нам паранаучных баек, но в XIII веке её воспринимали всерьёз.

Своеобразным сводом средневековых чудес стала Херефордская карта мира, изготовленная около 1290 года: на ней можно найти русалку, сирену, мужчин с лицом на груди, монопода (человека с одной огромной ногой), циклопа, кинокефала, птицеголовое существо, опирающееся на трость: все они, по мнению автора карты, обитали на границах известного мира. Однако францисканец Джованни де Мариньолли, отправившийся в 1339 году во главе папского посольства в Китай и целенаправленно искавший чудовищ, описанных в старинных хрониках, ничего похожего не нашёл. Тем не менее даже церковные лидеры признавали реальность людей чуждой природы – иначе зачем их было искать?

Не всё было однозначно и с идеей множественности миров. Рубежным для революционного переосмысления средневековой космологии стал, как считается, 1277 год, когда Этьен Темпье, епископ Парижский, провозгласил, что отрицание множественности миров является ересью, потому что всемогущество Бога подразумевает возможность сотворить один или много миров разной структуры. Демарш епископа имел последствия: прогрессивные теологи конца XIII века, среди которых можно назвать Генриха Гентского, Годфри Фонтенского, Ричарда Миддлтонского, Уильяма Уэрского и Фому (Томаса) Страсбургского, в своих трудах высказались в пользу того, что Писание не отвергает возможность существования других миров.