Падение случилось из-за того, что я оступился, поставив ногу мимо ветки. Когда же я осознал, что что-то идёт не так, из-за раненой конечности быстро не сориентировался и не вовремя перенёс вес на неё. К счастью, высота была всего метра три, а сырая земля смягчила падение. В общем, отделался лёгким испугом, без переломов и вывихов, но боль всё же оказалась острой и жгучей, и отозвалась она по всему телу. Да так, что я чуть не взвыл. Особенно болели места, где отсутствовала кожа и были ранения. Но я смог сжать волю в кулак, самостоятельно поднялся и, вытирая выступившие слёзы, направился к группе.

– Отлично сработано, Алёша, – в один голос похвалили меня мужики, когда я подошёл к ним.

Мы пожали друг другу руки, и я заметил на груди Воронцова бинокль.

– Забрал в качестве трофея у одного из их наблюдателей, – сказал он и, показав на лежащие в телеге тела, спросил: – Куда их девать-то будем? Надо, наверное, овражек какой-нибудь найти?

– Это после, – отмахнулся я.

Подошёл к телеге и предложил товарищам обыскать тела, забрав у уничтоженных противников оружие и боезапас.

И пока Воронцов с Твердевым, морщась, занимались сбором трофеев, я принялся осматривать и перезаряжать оружие, чтобы наполнить все обоймы.

После того, как дело было сделано, выдал каждому из своих напарников по три винтовки и сказал:

– Вы, товарищ Воронцов, направляйтесь вон к той берёзе, – показал рукой на дерево, находившееся левее лагеря диверсантов, – и занимайте там оборону. А вы, товарищ Твердев, двигайтесь к высокому дереву, что растёт справа от поляны, – тоже показал направление. – Таким образом, лагерь диверсантов у нас окажется в полукольце. Исходя из этого, план второй фазы операции у нас будет следующий: вначале я отстреливаю сколько возможно противников отсюда – с точки, на которой мы сейчас находимся. Затем, как только противник, теряя людей, сообразит, с какого именно направления по ним ведётся огонь и попрячется так, что отсюда его достать будет невозможно, я перемещаюсь на позицию к Фёдору Лукичу. Он мне помогает забраться на дерево, и я по максимуму ликвидирую противника с той стороны. Затем мы вместе с ним перемещаемся к товарищу лейтенанту госбезопасности. И уже с того дерева я отрабатываю тех недобитков, кого с предыдущих деревьев достать не удалось. Если же в лагере и после этого воздействия останется кто-то живой, то мы вновь возвращаемся сюда. Вы занимаете позиции у корней берёзы и страхуете меня. Я же вновь лезу вверх и сижу там, словно кукушка, ожидая увидеть хоть какое-нибудь движение на поляне и засадить туда свинец. – Закончив представление плана операции, спросил: – Есть какие-то вопросы и предложения по существу услышанного?

Как и ожидалось, никаких вопросов в общем-то не было. Только вот Воронцов, услышав про кукушек, поморщился.

– Кукушками называли финских снайперов в зимней войне с финнами в 1939–1940 годах, – заметил он.

– Да? – напоказ удивился я, а сам задумался.

Я не был уверен в том, что живущий в этом времени подросток может обладать столь специфической информацией.

«Сейчас интернета нет, и все знания берутся из газет и журналов. А могли ли эти самые журналы и газеты рассказывать о „кукушках“»? – корил себя я за невнимательность. – С одной стороны, не могли, потому что про эту не очень удачную для СССР войну особо распространяться не любили. А с другой стороны, ведь были же ветераны – те, кто воевал на той войне. И, по идее, участники той войны вполне могли через свои рассказы поведать обществу о тех самых снайперах – „кукушках“».

В общем, решил этот прокол себе в минус не засчитывать. Тем более что фраза про кукушку была сказана без привязки к той войне, а просто к слову.

Воронцов тоже больше не стал ничего по этой теме говорить, и я подвёл итог:

– Раз никто не против, значит, поступаем, как договорились. – А потом кивнул на лошадку и добавил: – Но первым делом надо привязать Маньку номер два, чтобы не убежала.

Сидя на дереве, я посматривал не только на перемещение неприятеля в лагере, но и на наручные часы, которые дал мне Воронцов. Операцию мы решили начать через двадцать минут поле того, как разошлись. Этого времени должно было хватить обоим членам моей группы, чтобы дойти до определенных им мест, замаскироваться там и ждать, когда я поочерёдно прибуду к каждому из них. Перед тем как расстаться, я вспомнил об условном сигнале и вновь «покричал» совой. Сейчас три крика должны обозначать, что к ним приближаюсь я, а не противник. Мне, что очевидно, не хотелось быть случайно подстреленным своими же, поэтому моё воспоминание об условном сигнале было озвучено очень кстати.

Стрелки часов неумолимо отсчитывали последние секунды.

Всё время, пока ждал, запоминал, кто из диверсантов куда перемещается, кто где остаётся. Основная их масса продолжала сидеть под навесами за столами. Но были и те, кто ушёл в палатки и пока оттуда не вышел. Сейчас в зоне моей видимости на свежем воздухе последние вдохи делали двадцать четыре гада.

Шестнадцать человек находились за столами. Трое разговаривали у орешника. Двое просто бродили по поляне, вероятно, разминая ноги. И двое лежали в секрете на противоположной стороне.

Ни справа от лагеря, ни слева секретов мной обнаружено не было, из чего я сделал вывод, что либо их там нет, либо они замаскированы настолько, что их с моей позиции не видно.

Но сейчас это меня не сильно беспокоило. Я был уверен: если эти самые секреты там есть, то вскоре, когда я перемещусь к Твердеву на правый фланг, а затем к Воронцову на левый, я их, скорее всего, сумею обнаружить, после чего и ликвидировать.

В любом случае сейчас это была несущественная проблема, и я её решение оставил на потом, небезосновательно полагая, что к тому времени много воды утечет, и я уже буду действовать, исходя из складывающейся на тот момент обстановки.

Стрелки часов показали, что наступил час «икс», и время помчалось вскачь.

«Бах!» – раздался мой первый выстрел, которым я отправил в далёкое путешествие на тот свет одного из гуляющих по поляне врагов.

Глава 5
И снова в бой!

Этот одинокий к тому времени зашёл за палатку, и его падение в грязь лицом осталось никем не замеченным.

«Бах! Бах! Бах!» – переключив внимание, занялся я той тройкой, что стояла у дерева.

Пуля на такую дистанцию летит более восьми секунд, а отправил я все пули меньше чем за полторы. И результат такой молниеносной атаки не заставил себя долго ждать.

Вот первая пуля поразила находящегося ко мне спиной в затылок. Вот его кровь попала на стоящих перед ним. Вот пока ещё оставшиеся в живых изумились, впали в ступор и, широко распахнув глаза, смотрят на падающего собеседника. Вот в их бестолковые головы приходит понимание происходящей ситуации. А вместе с пониманием в эти самые головы прилетает и выпущенный в них свинец.

В магазине к тому времени остался всего один патрон. Им я уничтожил второго гуляющего по поляне.

Быстро снарядил новую обойму и прицелился в первую пятёрку, что укрывалась от непогоды под навесом. Удивительно, но смерть предыдущих пятерых диверсантов у сидящих за столами не вызвала никакого интереса и не была вообще ими замечена.

Впрочем, этому имелось логичное объяснение. Игроки занимались картами, и им было неинтересно происходящее вокруг. А если учесть, что звуков выстрелов они не слышали, а их соратники умерли беззвучно за короткий срок секунд в пять, то пока никто ничего заметить не успел.

И я, воспользовавшись этим, сосредоточил своё внимание вместе с наведённым стволом на самый крайний правый столик слева, решив начать уничтожение именно с этой компании. И такое решение было обусловлено тем, что за самым правым и центральными навесами сидело по пять человек за столом, а это означало, что на устранение каждой из групп нужно будет по одной обойме без перезарядки. А вот под крайним левым третьим навесом за столом устроилось аж шесть игроков. То есть в связи с тем, что магазин моей винтовки был рассчитан на пять патронов, для полного уничтожения всей данной компании требовалась перезарядка. А это пара лишних секунд, за которые другие противники могут прийти в себя и укрыться от поражающего их огня.

Такого я допускать не хотел. Кроме того, очерёдность справа налево давала шанс на то, что противники с дальних друг от друга столов не увидят, как одна из их компаний падает под обстрелом. Ну а если всё же заметят и заподозрят неладное, то не сразу поймут, что именно там происходит, ведь расстояние между крайними лагерями около шестидесяти метров.

Бах! И тот, кто сидел ко мне спиной, раскидывая мозги, падает головой на стол.

Его камрады пока не понимают, что происходит, а потому поочерёдно присоединяются к усопшему, так и находясь до последнего мгновения в неведении. Вначале умерли двое сидевших рядом, а затем те, кто напротив. Никто из них не успел даже тревогу поднять, настолько быстро всё произошло.

Но всё же кое-что они сделать смогли. Непроизвольно, конечно, но тем не менее своими резкими движениями мёртвых тел они таки умудрились привлечь внимание центральной компании. И скорее всего, ту компанию удивило не то, что сидящие неподалёку их камрады все разом прекратили переругиваться за игрой и кидать на стол карты. И не то, что трое из них в одночасье уткнулись в стол, перестав дышать и подавать признаки жизни. А то, что те двое, получившие пули в лоб, от энергии удара упали не на стол, как их подельники, а свалились с лавочек на землю.

Такое неадекватное поведение и сумело вызвать ненужный интерес и ажиотаж под центральным навесом. Они даже что-то успели сказать своим лежавшим под столом камрадам, прежде чем начали умирать.

Нужно сказать, при атаке на эту компанию всё происходило практически точно так же, как и несколькими секундами ранее. Вначале я застелил тех, кто сидел спиной ко мне, а уже затем тех, кто сидел лицом к уничтоженным.

Я ни разу не промазал, а потому пули все попали точно в цель, унеся в небытие всех пятерых игроков.

А вот далее уже всё пошло не по плану. Третья компания обратила внимание на то, что вторая компания, до этого что-то кричащая первому столику, в мгновение ока оказалась не совсем живой. И когда с этого самого третьего стола заметили, что и за первым столиком сидят и валяются мёртвые камрады, они, разумеется, начали ломиться в разные стороны, как тараканы.

Да так шустро, что подстрелить я успел только троих. Трём же «тараканам» всё же удалось ускользнуть.

И ладно бы, если бы они просто спрятались и затихли. Но нет, они панику устроили, подняв тревогу.

В обойме у меня осталось два патрона, и ими я быстренько ликвидировал состоящий из двух человек секрет, что был расположен в лесу на противоположной стороне поляны.

А переполох выжившие диверсанты подняли нешуточный, и на их выстрелы, которые они производили в сторону леса наобум, из палаток стали выбегать полуодетые солдаты противника.

Их было очень много, и в первое мгновение я даже растерялся, не понимая, в кого мне стрелять. Но я быстро взял себя в руки и, помня народную мудрость «терпение и труд всё перетрут», занялся методичным уничтожением врага справа налево.

Уже через минуту мной было ликвидировано как минимум тридцать противников. После чего те, кто ещё оставались живы, поняв, что любое перемещение смерти подобно, определив направление, откуда я работаю, попрятались в кустах, палатках и за деревьями.

На поляне любое движение почти полностью прекратилось. И я за все пять минут ожидания смог подстрелить только одного врага. Причём им оказался не тот, кто был в лагере, а тот, кто выбежал на поляну из леса с западной стороны.

Диверсант придерживал одной рукой штаны, а другой винтовку и, судя по движениям рта, спрашивал у валяющихся на земле трупов, что тут происходит.

Те, разумеется, не отвечали, а потому ответ ему пришлось дать мне. А точнее, передать его через пулю, которая, влетев диверсанту в грудь, шепнула на прощание, что тут происходит аннигиляция вражеских интервентов и их пособников.