Черный халифат (страница 8)
Об отношениях с Аббасом Петр ее не расспрашивал. Ему было не до того. Их закружило. От тех дней у него осталось ощущение обжигающего осеннего солнца, раскалившего мраморные плиты и колючие стебли сухой травы, проросшей в щелях камней. Колоски этой травы, если их раскрошить, пахли терпко и напоминали Петру крымские степи, где он бывал в детстве у деда. Вдалеке виднелось море. Платок Дилар, придавленный камнем, трепетал на ровном теплом ветру. Девушка сидела на расстеленной Петром на земле куртке и смотрела на него чуть сбоку, щурясь от солнца и прикрыв часть лица распущенными черными длинными кудрявыми волосами.
Смуглая, но лицо у нее бледное, словно мраморное. Кожа на щеках и лбу будто излучала сияние. Неискушенного в женском вопросе Петра это изумляло и восхищало. Он начинал опасно увлекаться Дилар. Опасно, потому что всерьез… Утаивал от Центра свой разгоревшийся роман. Но тут как раз произошел арест Мардини, и Петра отозвали в срочном порядке в Москву.
Долго тосковать ему не дали. После небольшого отпуска и дополнительного обучения отправили в Ирак…
Он повернулся на бок на жестком ковре подиума-лежанки. Ему почудился резкий запах ила, водорослей, босфорской воды и… крови, засохшей, застарелой. Петр поморщился. Вдруг увидел рядом с собой Дилар. Она лежала на спине, волосы закрывали лицо. Петр, приподнявшись на локте, отвел кудри в сторону и, вздрогнув, отпрянул, увидев окровавленные щеки и лоб. Горюнов проснулся, обливаясь потом, и почувствовал, что кто-то смотрит на него пристально из темноты.
Ущипнув себя, убедился, что не спит, и подобрался, готовый к любым неожиданностям.
– Ты кто? – спросил темноту Петр.
– Мансур, – ответил явно детский голос.
– Включи свет, – хрипло, со сна, велел Горюнов. Сел на подиуме, борясь с тошнотой. Все еще пахло водорослями.
Вспыхнул круглый пыльный плафон под потолком. Свет сначала был тусклый. Потом накал усилился.
– Ты кто? – спросил Петр снова, посмотрев на мальчишку.
Черноволосый, хрупкий, лет десяти, в кожаном коричневом жилете и темно-синей водолазке. Широкие джинсы и расхлябанные, небрежно зашнурованные кроссовки только подчеркивали худобу Мансура. Бледное лицо показалось Петру нездоровым и очень знакомым. Мальчишка не ответил и смотрел, чуть нахмурив брови над черными крупными глазами, влажно блестевшими.
– Зачем ты здесь? – решил сменить тактику Петр.
– Зара сказала, ты собираешься к Аббасу. Возьми меня с собой, – выпалил мальчишка.
– Чего это с тобой Зара откровенничает? Ты чей вообще? – Он потер лицо, пытаясь проснуться окончательно и понять, что это за явление.
– Моя мать Дилар.
– А отец? – заинтересовался Петр.
– Аббас.
– Угу. И ты думаешь, отец обрадуется, если я притащу тебя на войну? Сперва он порешит меня, а затем и твою персону, в лучшем случае, налупит.
– Он меня не бьет, – Мансур поджал губы.
– А зря, – Петр посочувствовал Аббасу. – Вали-ка ты, парень, иначе я сам займусь твоим воспитанием. У меня рука тяжелая. Сразу выбью дурь. Детям на войне не место.
Мансур отошел к двери, взялся за ручку и, обернувшись, зло выкрикнул:
– Дети воюют! И получше взрослых. В Башакшехире, я знаю, там тренируют парней… – Он осекся и быстро скрылся за дверью, потому что у Петра на лице проступила крайняя заинтересованность, которую Мансур воспринял как угрозу.
«Час от часу не легче», – подумал Петр, надевая ботинки и куртку. Ему еще хотелось спать, но он решил встретиться с парикмахером Эмре.
Когда позвонил ему, тот, учитывая ночное время, поменял оговоренное заранее место встречи.
– Приходи туда же. Там сейчас пусто.
Через сорок минут, подъехав на такси поближе к Фенеру, дальше пройдя пешком, Петр был настороже, войдя со света больших улиц в темные переулки Фенера. Однако никого не встретил. Пахло дымом и жареным мясом – наносило со стороны Босфора из ночных ресторанов. В редких окнах горел свет, но они были плотно зашторены. Петр постучал в стеклянную дверь парикмахерской. Свет там не зажегся. Эмре отпер.
– Давай быстрее, – недовольно пробурчал он. – Как кто-нибудь от вас является, ни днем ни ночью покоя нет. Иди в подсобку!
В душном и пропитанном смесью запахов различных одеколонов помещении было гораздо теплее, чем на улице, и только теперь Петр почувствовал, как промерз. Некстати пришла на ум мысль: «Когда погибла Дилар? Если осенью, как же холодно было в Босфоре…»
На столе лежали паспорт и автомат Калашникова.
– Родной калаш! – оживился Петр, осматривая автомат, поцарапанный во многих местах на стволе и прикладе с потертым ремешком. – Это все, что ты мне можешь предложить? – Он пролистнул паспорт на имя Кабира Салима.
Вздохнув, Эмре достал из ящика стола три магазина, снаряженных патронами, и бухнул их рядом с автоматом.
– Я переговорил тут с одним парнем. Думаю, будет реально переправить тебя в Сирию.
– Погоди с этим. Наверное, справлюсь сам. Мне нужно передать сообщение в Центр.
Эмре положил чистый лист бумаги перед Петром и вышел из комнаты.
Горюнову было что сообщить. И по поводу «причин» отъезда Аббаса (он в них не поверил), и о гибели Дилар, о предложении Зарифы, ее подозрениях, и о странных словах Мансура о тренировках каких-то парней, очевидно, подростков, в одном из самых неспокойных районов Стамбула – в Башакшехире. Сам Петр не собирался раскручивать эту информацию, но знал, что Центр непременно поручит это другому разведчику, действующему в Турции. А когда тот прояснит ситуацию, Центр, вероятнее всего, предоставит информацию правительству Турции или предаст ее огласке, чтобы лишний раз продемонстрировать – Турция стала полигоном подготовки кадров для ИГИЛ и базой отдыха для боевиков.
Зашифрованную записку Петр отдал вернувшемуся в подсобку Эмре. Тот принес в белом пластиковом контейнере шаурму.
– Небось не успел поесть…
– Спасибо, мамочка, – усмехнулся Петр, принимаясь за еду. В Стамбуле он не опасался съесть собачатину вместо шаурмы. Чеснока и специй тут не жалели, и поэтому во рту горело не только оттого, что шаурма горячая. Зато согрелся.
– Ключи, – Эмре покачал ими перед его носом. – Машина стоит здесь. – Он дал клочок бумаги с адресом и в темно-коричневом портмоне документы на «Тойоту»-пикап.
– Твоя? – Петр заглянул в документы, посмотрел доверенность.
– Не совсем. Не важно.
– Важно, – вздохнул он. – С ней почти наверняка придется распрощаться.
– Да я понимаю, – теперь вздохнул Эмре. – Так что с вербовщиками?
– Я сообщу, если понадобятся. Где, кстати, переходят границу?
– В районе сирийских городов – Тель-Абьяда и Джераблуса.
– Это ближе к Шанлыурфе?
Эмре кивнул.
– Джераблус подальше. Он скорее ближе к Биреджику.
Петр облокотился о колени и выглядел удрученным. Его совершенно не радовала перспектива гнать машину через всю Турцию к границе с Сирией. Он-то планировал прилететь, например, в Шанлыурфу, там обзавестись тачкой и заскочить в Сирию на «горячем вороном коне». В крайнем случае, рассчитывал, что кто-то перегонит машину в приграничный город. Но Эмре оказался довольно расторопным типом и повесил на Петра еще одну проблему. Больше полсуток, если без отдыха, за рулем, а значит, нужен напарник или… напарница. Зара, как в воду глядела, чувствовала, что пригодится. Но возникала другая опасность, даже две – оружие и женщина в машине. Если остановит полиция и начнет докапываться…
– Не стоит тебе здесь оставаться, сам понимаешь. Мы и так действуем в нарушение конспирации.
Петр пожал плечами. Риск попасть под пристальный взгляд спецслужб есть всегда и при соблюдении инструкций. А если быть бдительным, работать по обстановке и не всегда по правилам, то можно сохранить не только конспирацию, но и жизнь. Однако для таких «импровизаций» нужен опыт и чутье, и они у Петра имелись.
– Да, пожалуй, – наконец сказал он. – Пойду я. Ты мне предлагаешь тащить с собой автомат?
– Такси? – робко предложил Эмре.
Петр прикинул, что, если таксист повезет пассажира из Фенера в Сулукуле, да еще с продолговатым свертком, он наверняка сообщит в полицию. Стамбульские таксисты, как и большинство таксистов мира, не любят полицию, а чтобы не попасть в неприятности, они стучат.
– Ладно я отвезу сам, – решил Эмре. – Спрячу в машине. Там есть тайник под сиденьем водителя. На полике слева рычажок, потянешь его вверх – откроешь бензобак. А если снова потянешь при открытой дверце бензобака – отодвинется панель под ковриком.
– Праворульная «Тойота»?
– Нет. Переделанная… Ответ из Центра будет не раньше чем завтра вечером. Позвонишь? Тогда встретимся там, где оговаривали.
Петра не интересовало, как осуществляет связь с Центром Эмре, но ему подумалось, что до завтрашнего вечера – это слишком большой срок, и неизвестно, где он будет к тому времени.
Вернувшись к Бахраму в дом, Петр увидел там полицейского – довольно молодого худощавого офицера в форме и в кожаной черной куртке. Он находился в комнате, где спал недавно Горюнов. Сидел на ковре и курил. Видимо, давно, поскольку сигаретный дым, проникший из-под двери, Петр уловил еще в коридоре. Прикинув мгновенно, что бежать бессмысленно, дом наверняка оцеплен, только покалечат при попытке бегства, Петр шагнул в комнату. Но странно, что по его душу полиция, а не люди в штатском. Впрочем, они могли еще не догадываться, с кем имеют дело.