А кому еще? Профильных КБ в Союзе не имелось для таких задач. А аэросани разрабатывали все кому не лень. Тут же хотя бы какие-никакие, а имелись наработки. Все-таки гидросамолеты разрабатывали-строили. И насколько Фрунзе знал, проектировали летающую амфибию под руководством подчиненного Григоровича – Вадима Борисовича Шаврова…

Вот как раз с самолетом-амфибией и было связано его второе задание. Почти напрямую. Он поручил ОМОС изучение экранного эффекта. Его к тому времени уже открыли. И нарком, наткнувшись на заметку о нем, прямо оживился.

Практически каждый мальчишка в Союзе и после его развала слышал про экраноплан «Лунь». Про эту трехсоттонную махину, носящуюся над водой со скоростью около 500 км/ч. Хотя бы раз – уж точно.

Так вот.

Фрунзе имел в виду совсем не его, когда давал задание Григоровичу. Михаил Васильевич в той жизни своими глазами не раз видел легкие экранопланы вроде «Волги» или «Акваглайда». Для чего-то подобного никаких запредельных технологий не требовалось. Их было реально сделать даже из фанеры при достаточно дохлом моторе в сотню-другую лошадей. Благо, что даже идущий на скорости в 120–150 км/ч такой пепелац был заметно быстрее любого торпедного катера. Даже глиссирующего. И его радикально меньше трясло. Что было крайне важно. Ибо сидеть на катере, идущем даже со скоростью 40–50 км/ч, было удовольствием ниже среднего. Когда же катер пер со скоростью под 100 км/ч, находиться на нем являло собой особую форму бешеного родео, доступного далеко не всем. И Михаил Васильевич видел в легких экранопланах перспективу именно в формате катеров: патрульных, поисковых, десантных, торпедных и так далее, то есть как старших братьев airboat.

И обо всем этом требовалось поговорить.

Вживую.

Посмотреть на их мини-модели.

Заглянуть в их глаза, пытаясь понять – занимаются они делом или саботируют. Ну и так далее. Командующий же Балтийским флотом и председатель научно-технического комитета в этом деле выступали очень важными фигурами. Проводниками воли наркома. И требовалось, чтобы они как можно лучше понимали и осознавали задумку. Вот он их и потащил с собой…

Глава 5

1927 год, март, 19. Москва

Раннее утро субботы.

Входная дверь захлопнулась.

Фрунзе только что проводил детей до служебного автомобиля, отправляя к бабушке. На выходные. Благо, удалось ей существенно улучшить жилищные условия. А бабушку дети любили.

Вопрос с жилплощадью для родителей жены он тоже решил, как и для семьи ее сестры. Конечно, им выделили не элитные квартиры, но вполне сносные. И главное – не очень далеко. Так что, в принципе, можно и пешком дойти, не прибегая к услугам автотранспорта. Но так надежнее.

Да, небольшой перегиб со служебным положением. Но почему нет? В конце концов, Михаил Васильевич не бессребреник. А любовь к Родине, как известно, должна быть обоюдной. Хоть немного.

За то время, что он провожал детей, супруга уже успела переодеться и накраситься, представ во всеоружии.

Нарком улыбнулся.

Красота.

Настоящая женщина-вамп.

Как по нему, Любе совершенно не шел блонд, в который ее выкрасил Александров. Ее натуральные темные волосы особенно в сочетании с правильным макияжем и одеждой создавали удивительный образ. Страстный. Острый. Сексуальный.

Супруга, увидев, как муж ей откровенно любуется, ответила встречной вполне искренней улыбкой. И опустила иглу граммофона на пластинку.

Заиграла музыка.

Вальс.

И Михаил Васильевич, сделав пару решительных шагов, подхватил ее за талию и закружил в танце.

Никогда в прошлой жизни не танцевав, он вдруг обнаружил свой интерес к этому делу. И редкую неделю не вальсировал с молодой женой. Раз от раза улучшая свои показатели.

Да и романтика какая-никакая. Пусть и топорная. Но им она нравилась. Обоим. В эти сложные годы она была на вес золота внутри семьи.

Пластинка закончилась.

И Любовь Петровна нехотя отлипла от мужа, давая ему возможность завести граммофон заново. Брак по расчету, заключенный ими изначально, довольно быстро трансформировался.

Да, Михаилу Васильевичу не хватало дворянского воспитания. И это сразу бросалось в глаза. Но и бескультурным его нельзя было назвать. И уж тем более необразованным. Он удивлял свою супругу. И чем дальше они жили, тем больше. Тем сильнее она к нему привязывалась. И даже потихоньку влюбляясь. Даже несмотря на существенную разницу в возрасте.

Сам нарком не отставал.

И удобная девочка, взятая, чтобы «закрыть кейс» одинокого мужчины, становилась в его глазах все более и более ценной особой. Любовь или нет, но привязанность нарастала. Ему с ней было хорошо. Не только и столько в сексуальном плане, сколько в житейском.

Она старалась быть хорошей женой.

И у нее получалось.

И даже с детьми она сумела поладить.

Секс, правда, был не так чтобы и блестящий. Но откуда молодой женщине быть в нем опытной? Она ведь не практиковала «дополнительные услуги» во время работы в театре. Да и до того тоже…

Вновь заиграла музыка.

Вновь они закружились в танце.

Тактильный контакт потихоньку заводил и разогревал. Пока наконец после в очередной раз остановившейся композиции они не предались более интересным делам. Заходя издалека и медленно раздеваясь. И это разогревало и тревожило только сильнее…

– Ты не дуешься на меня? – спросила она, когда все закончилось и они лежали обнаженными на постели.

– Дуюсь?

– Из-за книги.

– «Сказки на ночь»?

– Да.

– Все совершают ошибки, – чуть помедлив, ответил Михаил Васильевич, прижав ее посильнее. – А эта вроде бы даже и не ошибка. Вон какой от нее эффект. Я слышал, что даже Надя купила эту книжку и читает детям.

– Надя?

– Аллилуева. Жена Сталина. А это показатель. Значит, пронесло.

– Слава богу, – выдохнула женщина.

– Я даже подумал, что нужно подготовить второе издание и обеспечить сказки иллюстрациями. Подберешь художников?

– С радостью…

Так они и провели первую половину выходного дня. Предаваясь тактильным и любовным утехам. Болтая. И в целом наслаждаясь обществом друг друга. После обеда их ждало посещение кинотеатра и небольшая рабочая поездка мужа. Выделять на отдых совсем уж весь день он не мог себе позволить…

Подмосковный стрелковый полигон снова шумел.

Бойцы в новом зимнем обмундировании громыхали из тяжелых 13-мм винтовок. Тех самых, Mauser, которые мало-мало собирали в Союзе. Но в этот раз они стреляли не для научных или статистических изысканий, а ради учебного процесса.

– Бей! – не очень громко, но четко произнес мужчина с биноклем, стоящий рядом со стрелком.

Жахнул выстрел.

– Поспешил. Полкорпуса.

Стрелок чертыхнулся.

– Смена позиции.

И тот вместе со вторым номером, подхватив винтовку, пригибаясь, метнулся в сторону…

По полю же на тягах катилась мишень мотоцикла. Сейчас отрабатывался огонь по ней. А так-то имелись грузовики и легковые авто. Причем двигались они либо с приближением, либо с удалением. И с разной скоростью. Чтобы научить стрелков самих оценивать упреждение в зависимости от ситуации. Это было второе учебное поле. Продвинутое. На первом работали по неподвижным мишеням, имитирующим пулеметные гнезда, орудия и так далее. Где обучение и начиналось. Там цели не двигались, но поднимались, дистанционно. По команде инструктора. Третье поле – самое продвинутое – смешанное. Там и силуэты техники двигались, и мишени поднимались. Только тут перед каждой сессией инструктор «заказывал» сценарий, к которому техники готовились. Включая те или иные цели по секундомеру.

И тут важно понять – Михаил Васильевич готовил не снайперов. Отнюдь. Да и оружие не позиционировал как снайперское. С его-то угловой точностью. Противотанковыми или бронебойными эти винтовки тоже не считались и не назывались. Нарком прекрасно понимал – толщина брони очень быстро подрастет до неприличных размеров. Совершенно непригодных для поражения таким вот видом оружия. Вот и задумывал его как некое легкое «антиматериальное» средство, называя просто «тяжелой винтовкой».

Бойцов гонял соответственно. Выделив по нормативу две тысячи выстрелов на каждого. Не бог весть что^[13]. Но это было радикально лучше линейной стрелковой подготовки в царской армии или, допустим, предвоенной РККА. Мало-мальски стрелять можно было научить. Да с поддержанием квалификации ежегодным расходом по триста патронов на брата.

Хотя, конечно, в глазах Политбюро и прочего руководства РККА такие учебные стрельбы выглядели расточительством. Даже такие скромные, по мнению Фрунзе. Так что наркому пришлось их продавливать. Слишком уж высока была ценность таких бойцов в текущих реалиях.

Политбюро, скрепя сердце, уступило. Все-таки Михаил Васильевич обычно так не делал. А тут вот прямо ни на миллиметр не отступал. Доверились. Хотя в их понимании особой нужды в таком перерасходе боеприпасов попросту не имелось. Даже в относительно благополучном в материальном плане 1938 году на весь курс обучения стрельбы рядового стрелка в РККА тратили 35 боевых патронов^[14]. В 1927 году отпускалось обычно и того меньше. Даже с оглядкой на «прогрессивную общественность», то есть тех же англичан и французов. Но даже там не шло речи о двух тысячах выстрелах. О том же, что даже этого количества патронов недостаточно для формирования устойчивого навыка, они даже слышать не хотели.

Се ля ви.

И Михаил Васильевич был вынужден довольствоваться таким вот скромным результатом. Пока, во всяком случае…

С крупнокалиберной винтовкой Mauser история получилась очень занятная и показательная. Фрунзе ведь не просто договорился о закупке готовой технологии, а заказал доработку. Что, согласно Версальским ограничениям, компания сделать попросту не могла.

Ну открыто.

Понятно, что для себя они там пилили что-то потихоньку. Но даже в этом случае где-то в районе 1929 года были вынуждены купить швейцарскую компанию Solothurn Waffenfabrik AG. Да, не сам «Маузер», а «Рейнметал», но пользовались ее услугами все подряд. Однако на дворе был 1926 год. И никакого «Солотурна» у немцев под рукой еще не имелось. Задание же Фрунзе было очень интересным. Не только и не столько в финансовом плане, сколько в военном и политическом, позволяя разом помножить на ноль все эти орды легких французских танков, которыми Париж регулярно угрожал Берлину. Из-за чего тема эта курировалась на самом высоком уровне, находясь на личном контроле у Гинденбурга.

Что и неудивительно.

Реваншизм в Германии никто не отменял из-за крайне странного завершения Первой мировой войны. Немцы чувствовали себя преданными и обманутыми. По всем признакам они войну выиграли, а им засчитали поражение. Как тут не начать подозревать обман? Так что их элиты увидели в этом нарастающем сотрудничестве с Союзом надежду. Особенно на фоне того, что уровень радикализма в СССР стремительно снижался. Уткнувшись в юридический тупик, немцы создали в июле-августе 1926 года целую россыпь компаний в СССР. И перенесли в них часть своих научно-исследовательских подразделений, работа которых блокировалась Версальскими ограничениями. Наплодив этакие «Солотурны» рязанского разлива.

Так вот – винтовка.

В силу обстоятельств время поджимало.

Тем более что оживились американцы, которых заинтересовала сама идея особого налогового режима в Союзе для подобного рода предприятий. Особенно их ВПК, сидящего на жесткой финансовой диете с момента окончания Первой мировой войны. Так что дойчи действовали предельно быстро.

50 BMG патрон купить они не могли – американцы не продавали.

5 Vickers также не удавалось купить – не продавали уже англичане.