– А, так вы здешний… А говорите, как иностранец. Впрочем, прошу извинить…

Потеряв всякий интерес, красотка разочарованно скривилась и, отвесив поклон, направилась к ближайшей таверне.

– Эй, постой! – вдруг обернулся Бутурлин.

– Да, господин? Передумали? – синие глаза барышни вспыхнули надеждой или, скорее, алчностью.

– У пирса королевы Маргариты стоит трофейный шведский пинас… Думаю, у тамошней команды еще осталось немного денег… Да! Ты знаешь ли, что такое пинас?

– Трехмачтовое торговое судно! – без запинки выпалила девчонка. – Большое и крепкое. Испанцы зовут такие – галион… И они возят золото, господин!

– Хо! – Никита Петрович непритворно изумился. – Откуда про галион знаешь?

– Покойный батюшка был моряком. А я вот…

Барышня всхлипнула, впрочем, тут же растянула губы в улыбке:

– Так, говорите, причал королевы Марго?

– Да. И поспеши – как бы они не подались в кабак! Тогда плакали твои денежки.

– Благодарю, господин, – снова поклонившись, молодка вдруг схватила Бутурлина за руку и шепнула: – Между прочим, за вами следят! Видно, хотят ограбить.

– Следят? Кто?

– Тсс! И прошу вас, господин, не оглядывайтесь, – понизив голос, быстро затараторила девушка. – Там, в переулке, откуда я… Там трое стоят. В плащах. Рожи, как у висельников… И чего им, спрашивается, там выжидать? Вонвон… выглядывают! Не смотрите. Я вижу – вы добрый человек! Знаете что? Давайте, я вас провожу! В городе еще людно, да и стражники… Туда они не сунутся, не дураки ж.

Выслушав, Никита Петрович неожиданно весело рассмеялся и, поправив кожаную без всяких украшений, перевязь, положил руку на эфес шпаги:

– Коли сунутся – что ж. Пусть попробуют! А нука…

– Ой, господин! Их же трое… И кто знает, может быть, они умеют метать ножи? Да в порту все умеют! Давайте все же я…

– А тебя, они, конечно же, испугаются и не нападут! – хмыкнул Бутурлин.

– Испугаются. Только не меня! – девчонка вдруг сделалась серьезной. – Не меня, а Хромого Фрица из Любека! Он с нас… Ну, мы ему по платим по далеру, вот он и…

– Понятно! Знаешь, наверное, я какнибудь и без тебя обойдусь.

– Нуу, господин… – поправив суконную шапку, взмолилась барышня. – Я б вам и постирала! И зашила бы, вон, колет… Вы же не женаты – это видно!

– Из чего ж это видното, а? – Никита Петрович переспросил несколько уязвленно, но с любопытством – ему и в самом деле было интересно знать.

– Сорочка у вас грязная… воротник… пуговицы на колете не хватает – причем, давно… перевязь снизу ворсится – надо бы подшить…

– Ну, ладно, ладно – уговорила. Идем!

Юная дама полусвета тут же ухватила кавалера под руку. Пошли. Мысленно перекрестившись, Бутурлин лишь хмыкнул.

В конце концов – почему бы и нет? Да, грех, но… Он ведь не монах вовсе, а мелкопоместный российский дворянин и, между прочим, майор рейтарского полка «нового строя» с жалованьем четырнадцать рублей в месяц, что примерно соответствовало… примерно соответствовало… ну, если считать талер по шестьдесят четыре копейки, то… Короче, хватало! Да еще здесь – каперские призы!

– Вот это правильно! Правильно вы решили, мой господин. А я еще могу…

– Песни петь можешь? – резко остановившись, Никита Петрович искоса глянул на красотку.

Та обескураженно кивнула:

– Могу.

– Ну, пой тогда! Только не громко.

– А… а какую петь, господин?

– Какая нравится.

– Нуу… тогда про трех гномов! Жилибыли три гнома… памбамбам…

Так дальше и пошли – девчонка пела, а Никита Петрович размышлял, думал…

Ну да, он ведь не монах и не святоша! Да и по возрасту – еще нет и тридцати. И вообще, молодец, хоть куда! Высок, красив, строен. Весь из себя крепкий да жилистый. Изпод темнорусой челки синие глаза сверкают, борода… а бороду, увы, сбрить пришлось – по здешней моде, дабы от местного дворянского люда не отличаться. Замаскировался, так сказать! Ну, так дело того требовало – личное поручение самого государя Алексея Михайловича – государево дело!

Бутурлин получил его почти сразу же после снятия осады Риги, с учетом совершенных при осаде ошибок. Нынче нужно было, используя корабли и порты русского союзника – Дании – организовать каперские рейды против шведских судов и на Балтике, и где только возможно.

Никита Петрович – лоцман, а не капитан, однако назначен был капитаном небольшого каперского судна «Глюкштадт». В помощь, по совету опытных моряков, взял шкипера Арчибальда Фикса, того самого угрюмого англичанина с вытянутым лошадиным лицом. Фикс дело свое знал хорошо, и что с того, что первостатейная сволочь? Доносчик и сплетник, каких еще поискать.

– Три гнома, три гнома… пампарампампам…

– Ну, хватит петь – пришли уж!

Вихрастый мальчишкапривратник заметил возвращающегося жильца еще издали и, тут же распахнув дверь, угодливо поклонился:

– Рад вашему возвращению, уважаемый господин ван Хеллен!

Николаус ван Хеллен – именно под этим голландским именем многие в Копенгагене Никиту Петровича и знали. О том, что он русский, догадывался мало кто – ну, разве что команда «Глюкштадта». Впрочем, никакой особой тайны это не составляло, Бутурлин же прикидывался европейцем лишь для удобства – православные слишком уж отличались от местного люда, и одеждой, и внешностью – зря привлекать лишнее внимание было бы ни к чему.

– Позвольте почистить ваш колет и шляпу, херр ван Хеллен?

– После, после, Ханс… А впрочем, я повешу за дверью. На вот тебе пока… – Бутурлин отсчитал несколько медных монет – скиллингов – примерно на четверть далераригсдалера. – Сбегай в «Три глаза» да купи чегонибудь на ужин. Да не забудь про вино!

– Сделаю, херр капитан! – просияв, вытянулся мальчишка.

Про то, что «херр ван Хеллен» был капитаном, тоже знали. Не то чтобы многие, но жильцы и хозяин дома – точно. От людей ведь не скроешь ни привычки моряка, ни стойкий запах морской соли.

«Три глаза» – так называлась болееменее приличная таверна, располагавшаяся неподалеку, на углу улицы Мельников и короля Вольдемара. Впрочем, всякого рода таверн и харчевен в Копенгагане было немеряно.

– Ну? – распорядившись насчет ужина, Бутурлин оглянулся на девушку. – Заходи, гостьей будешь. Тебя хоть как зватьто?

– Кристина, мой господин.

– Кристина, что ж… А меня называй – Николаус. Или, лучше, просто – Ник.

– Слушаюсь, господин.

Войдя в дом, Никита Петрович и его юная спутницараспутница поднялись по винтовой лестнице на третий этаж, где и квартировал господин капитан. Дом по фасаду был узкий, в два окна, зато изрядно вытянутый в глубину, так что на каждом этаже, худобедно, помещалось три комнаты, располагавшиеся одна за другой – анфиладой.

Вытащив ключ, Бутурлин отпер замок и гостеприимно распахнул дверь:

– Милости прошу! Да, уборная внизу, а помыть руки можно и тут – вон рукомойник.

Никита Петрович кивнул на деревянную шайку в углу. Над шайкой, на полочке, стоял большой кувшин, а чуть выше висело зеркало в добротной золоченой раме.

– Дада, руки… – разглядев чтото в полутьме, Кристина обрадованно закивала и бросилась к рукомойнику. – Давайте, я вам полью, господин Ник… Ой! А водыто и нету!

– Сейчас явится Ханс.

– А давайте я сама сбегаю? Я видела там бочка, на входе… Заодно и в уборную… – Девчонка схватила кувшин.

– Ну, что же – давай. – Махнул рукой Никита Петрович.

– Я мигом, господин Ник! Мигом!

– Да! Заодно захвати там свечку. Скажи – для меня.

– Сделаю, господин Ник!

Бросив на стул шляпу и перевязь со шпагой, молодой человек снял колет и повесил его на ручку двери снаружи – для Ханса, чтоб почистил. После чего подошел к зеркалу, увидев лишь смутный силуэт – на улице и в доме быстро темнело.

Снизу с лестницы донеслись быстрые шаги…

– А вот я уже и здесь, господин! – поставив кувшин, весело сообщила Кристина. – Вот вам вода. И вот свечка! А хозяин такой бука! Уфф… В ночном колпаке! Верно, я его разбудила, господин Ник!

– Ну да, он ложится рано… И нам не стоит сильно шуметь.

– Дада, я понимаю… Что же – будем умываться? Снимайте сорочку, мой господин. А вот и свечка!

– Что ж ты ее не зажглато? Ладно, сейчас…

Пошарив рукою на полке, Никита Петрович вытащил небольшую деревянную коробочку с огнивом – кремень, металлический пруткресало и трут. Достал, приноровился, ударил… Полетели искры, трут задымился – и вот оно, пламя! Свечечка загорелась, осветила все вокруг ярким дрожащим пламенем.

– Свет! – сняв шапку, Кристина радостно захлопала в ладоши. – Давайте же умываться, херр Ник!

– Давай!

Скинув рубаху, Бутурлин с наслаждением обмывался прохладной водичкой, что поливала ему на руки гостья. Воду это можно было бы и пить – каждые три дня ее доставлял водовоз, за что хозяин взимал с постояльцев отдельную плату.

– Эх… хорошо! – утеревшись висевшим тут же полотняным полотенцем, Никита Петрович весело крякнул и послал девчонку в покои, за свежей рубахой:

– Там, на комоде, лежит. Или висит на стуле…

– Нашла уже, вижу… Позвольте помочь, мой господин?

В дверь вежливо постучали – вернулся Ханс с покупками, аккуратно сложенными в большую плетеную корзину.

– Печеная свиная вырезка на три скиллинга, полголовки сыра – на четыре, еще хлеб на два, да на три скиллинга селедки. И вот, яблоки, да баклажка вина, да зелень… И еще я взял пива – на три скиллинга, во фляжку как раз вместилось две кружки! Вот сдача, господин Хеллен…

– Оставь себе! – взяв у парня корзину, великодушно отмахнулся Бутурлин.

Впрочем, Ханс и не торопился доставать деньги. Улыбнулся, отвесив поклон:

– Большое спасибо, капитан Хеллен!

Кристина стрельнула синими глазками:

– Ого! Вы все ж таки – капитан?

– Капитан, капитан… Давай, что ли, ужинать.

Пройдя в среднюю комнату, Никита Петрович поставил на стол корзину и принялся раскладывать снедь.

– Позвольте мне, господин…

Примостив на столе свечку, гостья тут же перехватила инициативу, ловко разложив на столе все, доставленные Хансом, продукты. Красиво получилось – Бутурлин аж слюной истек и быстро потянулся за кружками.

– Ну, выпьем… А потом и тебе умыться не мешало бы!

– Как скажете, мой господин.

Выпив кислого винца «за знакомство», хозяин и гостья вновь переместились в прихожую. Кристина живенько скинула жилетку, верхнюю сорочку и юбку, оставшись лишь в нижней льняной рубашке, местами сильно истончившейся и рваненькой, правда, аккуратно заштопанной.

– Что вы так смотрите, господин Ник? Сорочка у меня не ахти? Так это поправимо!

Без всякого стеснения юная распутница стащила через голову рубашку, бесстыдно оголив тело…

А ничего такая! Стройненькая, крутобедрая… еще и упругая грудь с напряженно торчащими сосочками… Ах, эта грудь! Как дрожат сосочки… А какая…

– Вы поливатьто будете, господин?

– Что? Ах, да… да…

– И напомню – я беру три далера, господин!

Ну, три, так три… Вытерев девчонку полотенцем, Бутурлин подхватил ее на руки и утащил на ложе…

Балдахин, конечно, был так себе – старенький и далеко не бархат, и матрас набит старой соломой, да и кровать скрипучая…

Зато какая дева! Вот уж, поистине, кудесница! Как она извивалась, вертелась, закатывала глаза… Вправду, было приятно? Или просто отрабатывала свои три далера? Как ни сказать, а Никита Петрович был очень доволен. Да и девчонка, судя по всему, тоже.

– Ох, грехи наши тяжкие!

– Не такие уж и тяжкие, господин Ник! Мы что же, когото ограбили или убили?

– Лаадно! Теперь и поужинаем… Поди голодная?

– Нуу… как сказать… Вообщето – да!

– Ну, давай тогда пивка, под селедочку!

– Мне б лучше мяса…

– Как скажешь! Ну, давай, дева Кристинка – пей!