Эдгар и Лаура избегали территорий, где происходили братоубийственные войны, вроде раздираемой на части Югославии. Они предпочитали оставаться в Центральной Европе, приходившей в себя после распада Варшавского блока. Эти страны считались безопасными, но не настолько, чтобы избавиться от трупа представляло трудности. Сытая и благоустроенная Европа напоминала вампирам уютный ресторан с выбором блюд на любой вкус и развлекательной программой. Лаура была полна любопытства к жизни, и Эдгар, заряжаясь ее энергией, тоже ощущал себя молодым. Они посещали рок-фестивали – раздолье для поиска жертв, лишь бы те оказались не слишком пьяны.

Роскилле, древняя столица Дании, где погребенные в кафедральном соборе короли с грустью вспоминают былое величие, раз в год оживала. Спящий на берегу фьорда городок каждое лето становился пристанищем самого громкого фестиваля в Северной Европе. Чистые, вымытые шампунем улицы наводняли толпы меломанов, в основном молодежь. Впрочем, они быстро перемещались из центра в палаточный городок.

Рок-фестиваль в Роскилле длился неделю и воплощал целый мир со своими законами и непередаваемой атмосферой. Нигде не встретишь столько счастливых, опьяненных музыкой людей. Край неба еще горел закатным заревом, но поле уже накрывали медлительные северные сумерки. Над сценой, мерцающей разноцветными огнями, взошла полная луна и томно застыла в ожидании. Незадолго до начала выступления любимой группы Лауры вампиры обменялись многозначительными взглядами и разделились.

Лаура вышагивала сквозь плотную толпу, и люди невольно расступались, освобождая путь. Ее даже ни разу не толкнули: она излучала нездешнюю энергетику. Брюки из натуральной кожи сидели на Лауре как влитые, подчеркивая ее округлые бедра и длинные стройные ноги, а благодаря отличной терморегуляции, свойственной вампирам, девушка не страдала от жары. Белокурые волосы свободно рассыпались по плечам, а грубые ботинки на платформе и небрежный макияж в стиле гранж придавали образу дерзость. Майка с надписью The Cure не скрывала очертаний высокой груди. В облике Лауры не осталось и воспоминания о той неуверенной в себе девочке, которую не так давно обратил Эдгар. Она выглядела великолепно и сознавала, кто она: чудовище под ангельской личиной. Высшее существо, которое вправе решать, кому сегодня суждено умереть, – так сказал ей Эдгар в самом начале пути. Иногда Лауре даже нравилось чувствовать себя олицетворением зла, эдакой вершительницей судеб. Она попала в сказку о Красавице и Чудовище, которое заточило ее в замке и навечно привязало к себе. Только Лаура не могла расколдовать мертвого принца и со временем смирилась с новой сущностью. Иногда, чтобы стать счастливее, нужно сделаться чуточку хуже. Тогда «жили долго и счастливо» обеспечено для вас, но не для всех.

Лаура неспешно двигалась среди зрителей, ощущая вибрации, исходящие не только со сцены, где играли музыканты на разогреве, но и от зрителей. Жажда дразнила вкусовые рецепторы, щекотала, ощущалась зудом на коже. До тех пор пока Лаура не выпьет чужую жизнь, присутствие людей не перестанет ее раздражать. Так не может успокоиться комар, если в комнате спит теплокровное существо, пока не укусит его или сам не погибнет. Умирать Лаура не хотела – уже не раз пробовала, поэтому ей оставалось только следовать зову полной луны и придирчиво выбирать в меню коктейль вплоть до уровня алкоголя в крови.

Вампирша шла медленно, заглядывая потенциальным жертвам в глаза и вытягивая господствующую эмоцию, как ниточку из клубка. Влюбленность. Эйфория. Сильное опьянение. Восторг. Беременна и счастлива. Зависть, но под кайфом, – нет. Ревность, агрессия – то, что нужно! Лаура остановилась, обворожительно улыбнулась и без лишних слов взяла удивленного парня за руку. Ее голубые глаза под влиянием лунного света менялись, приобретали зыбкость и глубину бирюзового моря. При взгляде в них растворялись все посторонние мысли, кроме одной: повиноваться.

Лаура увлекла жертву под сень деревьев, достала из кармана брюк миниатюрный нож, который без труда пронесла на фестиваль, и провела по запястью парня, не сводя с него сияющих глаз. Несколько лет практики научили ее аккуратности, и Лаура не пролила ни капли. Ей нужно выпить его жизнь и энергию, но оставить в трупе достаточно крови, чтобы патологоанатом в морге не заподозрил неладного. Ранки, если наносились вампирскими клыками, не затягивались, как порез. Трепет и предвкушение, когда ее заостренные клыки протыкали мягкую кожу и погружались в пульсирующую вену, не сравнимы ни с чем. Укус в шею был, безусловно, более приятным и интимным действием, но слишком рискованным в современной Европе, где все знали, кто такие вампиры. Подобную роскошь можно позволить себе, если есть возможность как следует спрятать тело или же где-то в забытой богом экзотической стране, какие они с Эдгаром посещали время от времени.

Кровь – странная субстанция, отвратительная на вкус для людей и сладостная, имеющая множество оттенков для бессмертных. Кровь из вены вытекала медленно, тягуче, позволяя смаковать каждый глоток, а не била фонтаном, как из артерии, хотя для быстрого питания и сонная артерия годилась. Живительный эликсир проникал в каждую клеточку мертвого тела Лауры, окуная ее душу в безвременье, сулил обновление и вечную молодость. К счастью, Лаура не перенимала память и черты характера жертвы, иначе это было бы невыносимо: она превратилась бы в законченную мегеру или повредилась рассудком. В ее смертельных объятиях самый отъявленный мерзавец расслаблялся и испытывал удовольствие. Смерть избранных ею жертв была полна неги и наслаждения, чего они явно не заслуживали.

Почувствовав, как сердце человека останавливается, Лаура сделала последний, самый вкусный глоток и отстранилась, затем прислонила к дереву вялое тело парня. Его голова свесилась на грудь, и со стороны казалось, что он перебрал спиртного и уснул. Такими бессознательными телами поутру было усеяно все фестивальное поле – посетители напивались, совокуплялись, испражнялись и часто засыпали на том же самом месте, не дойдя до своей палатки. Вряд ли его найдут до утра, если только друзья примутся за поиски. Лаура пошла прочь, не беспокоясь, что ее поймают: она умела создавать вокруг себя ауру неузнаваемости. Благодаря вампирскому гипнозу никто из свидетелей не запомнит ее внешность, даже если и видели, как парень уходил с ней.

Внезапно Лаура услышала до боли знакомые звуки и ускорила шаг: ей не хотелось опоздать на выступление. Со сцены полились чарующие вступительные аккорды песни Want^[1], слова которой вещали о неутолимом желании большего, что присуще людям. Чем бы мы ни обладали, все равно испытываем голод и хотим невозможного, зная в глубине души, что никогда не получим всего желаемого. Девушке, награжденной бессмертием помимо своей воли, это было известно как никому другому. Благо для восполнения сил вампирам нужна только одна жертва в месяц. Если бы им требовалось убивать каждую ночь, прятаться от солнца и спать в гробах, как описано в классических романах, Лаура не выдержала бы и недели такой нежизни. А так их существование казалось вполне сносным, за исключением некоторых особенностей: вампиры не употребляли человеческую пищу, на несколько часов перед рассветом превращались в мертвецов и не видели снов. Эти потери компенсировались сверхъестественной силой и выносливостью, способностью летать, даром создавать пространственные порталы сквозь зеркала. Что же, даже в посмертном существовании можно найти преимущества. Лаура грустно вздохнула и нырнула в толпу.

Эдгар и Лаура безошибочным чутьем отыскали друг друга среди волнующегося людского моря и тут же слились в страстном поцелуе. Вкус меда на их губах лишь слегка отдавал металлическими нотками выпитой обоими крови, что прибавляло поцелую пикантное послевкусие. Окружающие, поглощенные выступлением легендарной группы, не замечали влюбленную пару. Взгляды зрителей были прикованы к сцене, руки взметнулись вверх в едином порыве. А Эдгар и Лаура стояли в обнимку, затерянные в толпе, и слушали пронзительную песню, как солнце восходит из глубокого зеленого моря^[2]. Они чувствовали счастье, столь же неисчерпаемое и необъятное, как небо с россыпью бесчисленных звезд, что раскинулось у них над головой.

Глава 2

Кровные узы связывали Эдгара и Лауру не только друг с другом. Существовала и другая, живая ветвь их рода, расцветшая, словно сирень по весне, свежими ароматными цветами. Старшая сестра Лауры Джемайма жила в Лос-Анджелесе с мужем Дэвидом и детьми. Появление первых близнецов в их роду было предсказано более двухсот лет назад прародительницей Кресентой. В загадочном пророчестве не говорилось, что они совершат, но, пока Джек и Джекки просто дети, Эдгару было интересно взглянуть на своих потомков.

Дом, в котором выросла Лаура, преобразился после ремонта и ожил от детских голосов. У них с сестрой никогда не было такой счастливой семьи. Не дом, а воплощение американской мечты с участком, обнесенным белым штакетником, над которым всегда сияет солнце. Воздух словно звенел от радости, наполненный щебетанием птиц и детским смехом. По идеально выкошенной лужайке вслед за ребятишками с лаем носилась собака, убегая от струй вращающегося разбрызгивателя.

Близнецы были дружны между собой, но внешне сильно различались: мальчик по имени Джек получился копией Джемаймы, с такими же любопытными карими глазами, темными, слегка вьющимися волосами и проказливым характером. Младшая сестра, извлеченная из чрева матери через три минуты после него, носила изысканное имя Жаклин, или по-домашнему Джекки. Внешностью, как часто бывает у девочек, Джекки пошла в отца, унаследовав пепельно-русые волосы и серые глаза в обрамлении кукольных ресниц.

Собака породы чау-чау, похожая на маленького пушистого льва, подозрительно заворчала, но быстро притихла, когда почуяла, что от чужаков не веет опасностью. Животные с присущей им чуткостью ощущали, что вампиры – другие, но интуитивно понимали, что те не причинят им зла. Кровь животных, вопреки заблуждениям, не представляла для вампиров интереса.

Джемайма вышла из дома с подносом и остановилась на пороге, одарив гостей белоснежной улыбкой. После отпуска, проведенного с семейством на курорте Канкун, она напоминала бронзовую статуэтку – белый сарафан на бретельках выгодно оттенял ее загорелую кожу.

– Лолли! – радостно воскликнула Джемайма и поспешила навстречу, чуть не опрокинув пирог, который несла в руках, но Дэвид вовремя подоспел и перехватил у нее поднос.

Джемми сбежала по крыльцу и бросилась обнимать Лауру, едва удостоив Эдгара приветственным кивком. Лаура замерла и невольно зажмурилась, вспоминая тепло сестринских объятий. От Джемаймы пахло солнцем и лимонным пирогом, она олицетворяла уют и спокойствие. Кто бы мог подумать, что из хладнокровной и беспринципной карьеристки выйдет идеальная жена и мать?

Джемайма радушно пригласила гостей в зону барбекю, где в тени деревьев был приготовлен стол. Дерево жакаранда, что зацветало в Лос-Анджелесе дважды в год, оделось нежно-лиловыми колокольчиками и источало медвяный аромат. Лаура по совпадению надела платье фиалкового оттенка. Со временем она переступила внутренний барьер и начала носить любимые цвета своей матери, с которой никогда не ладила: сиреневый и фиолетовый.

Над столом витало напряжение, что несколько разбавляла непосредственность детей: Джекки принесла показать своих кукол Барби, а Джек хвастался жабой, которую нашел у озера в каньоне Франклин. Жаба уже несколько дней жила в стеклянной банке с травой, Джек исправно кормил ее муравьями и паучками, выпускал попить воды и опрыскивал ей кожу из пульверизатора. Жаба выглядела великолепно: сантиметров пятнадцать в длину, зеленовато-ореховая кожа, покрытая шоколадными крапинками, с кремовой полосой на спине. Джек невероятно гордился своей находкой.

– Зачем ты притащил к столу эту гадость? – брезгливо поморщилась Джемайма, испытывая неловкость перед гостями.

– Пусть играет, дорогая, – мягко возразил ей Дэвид, – он ведь мальчик, а им положено быть любознательными.