Дэвид оказался на удивление добрым и снисходительным отцом. Его трепетное отношение к детям не вызывало сомнений: он следил, чтобы малыши помыли руки перед едой и надели шапочки от солнца, помог дочери собрать кукол и не потерять ни одного их аксессуара. Лаура пристально наблюдала за его действиями, не упуская ни единой мелочи.

Обе сестры недолюбливали избранников друг друга, и на то были причины. Лаура помнила, что Дэвид когда-то пытался застрелить Джемайму, хоть та сама спровоцировала его на такой шаг. Пользуясь своими способностями, Лаура изо всех сил старалась разглядеть в Дэвиде признаки психопатии или нездоровую ревность, но не усмотрела ничего, что могло бы насторожить. Изучив Дэвида, Лаура поняла, что тот обожает Джемайму, но в этих отношениях нет ничего общего с его пугающей одержимостью первой женой, которую он убил на почве ревности. Страсть Дэвида к Джемайме горела ровно, как огонь в камине на Рождество, когда вся семья собирается за праздничным столом. Впрочем, в роду Эдгара и Лауры у всех имелись скелеты в шкафу, это стало своеобразной семейной традицией.

Лаура отвлеклась от Дэвида и заинтересовалась жабой. Та грустно смотрела на девушку мудрыми черными глазами и слабо шевелила бледным горлом, будто бы хотела что-то сказать. Лауре много раз приходилось умерщвлять людей, но это не убило в ней чувство жалости. Она искренне пожалела это живое существо, задыхающееся в банке под жарким солнцем.

– Тебе не стоит держать жабу в заточении, Джек, – сказала Лаура племяннику, и ее губы задрожали. – Она скоро погибнет у тебя. Отпусти ее на свободу!

– Но я забочусь о ней, кормлю, – запротестовал мальчик, – и придумал ей имя! Я хочу, чтобы она жила у меня.

– Жабы не могут жить в неволе, – умоляюще настаивала Лаура. – Ей нужен водоем, прохлада, а в банке тесно и душно. Прошу тебя, отнеси ее туда, где взял, и выпусти.

– Я завтра отвезу ее в парк, – неожиданно поддержал Лауру Дэвид. – Ты права, это жестоко – держать земноводное в таких условиях. И эта жаба не нравится маме. Если хочешь, сынок, мы купим аквариум с рыбками, только ухаживать за ними будешь сам.

Джек сокрушенно вздохнул, соглашаясь, и унес жабу в дом.

Время медленно текло за светской беседой, хотя общих тем за столом не возникало. Джемми вспоминала какие-то смешные проделки детей, а Лаура рассказывала о странах, где им с Эдгаром довелось побывать. Мужчины в основном хранили молчание и вежливо улыбались. Обе пары были из разных миров, орбиты которых на несколько часов пересеклись, чтобы снова разойтись.

Мясо, зажаренное Дэвидом на барбекю, источало такой аппетитный аромат, что Лаура сглотнула слюну. Однако вампиры были лишены возможности пробовать что-то иное, кроме человеческой крови, – одна из самых досадных утрат среди доступных удовольствий. Лаура вяло разрезала стейк и скармливала мясо под столом прожорливой собаке, чья плюшевая морда тыкалась ей в колено и облизывала руку языком черничного цвета, снова требуя угощения.

– Почему бы тебе не пойти учиться, Лолли? – осведомилась Джемайма. – Или вы планируете в ближайшее время завести детей?

– Нет, пока нет. Мы хотим сначала пожить для себя, – ответила Лаура заученной фразой.

Эдгар улыбнулся одними уголками губ и привлек к себе Лауру, как бы подтверждая, что это их общее решение. Так ведут себя бесплодные пары, скрывая за улыбками свою боль.

Физиология вампиров мужского пола не сильно отличалась от человеческой, но их семя не могло заронить жизнь в женское тело. У вампирш прекращались ежемесячные кровотечения. Обретя бессмертие, они утрачивали способность к размножению естественным способом. Лауре исполнилось двадцать шесть, ее биологический возраст пока не сильно отличался от того, в котором ее плоть запечатлелась в вечности. Молодую девушку не тяготила вынужденная бездетность, ей все еще хватало Эдгара, только его одного. Он стал для нее целым миром, который расцвел яркими красками.

Эгоистическое нежелание обременять себя заботой о ком-то крупнее кота породило в конце двадцатого века движение чайлдфри. В противовес обидному определению «бездетный» люди, сознательно отказавшиеся от родительства, стали называть себя «свободными от детей». Они путешествовали и жили в свое удовольствие, лишенные обязательств и привязанностей. Подобный образ жизни стал модным в развитых странах, ограничивая рождаемость в перенаселенном мире, в то время как жители Африки и Индии продолжали безудержно плодиться.

– Ты счастлива? – спросила Лаура сестру, когда они мыли посуду на кухне, – в выходной Джемми отпустила домработницу.

В этом вопросе не было необходимости, потому что Джемайма сияла от счастья.

– Конечно, ты еще спрашиваешь! – не задумываясь ответила Джемми и расцвела улыбкой, заправив за ухо выгоревшую каштановую прядь. – У меня есть все, о чем я мечтала: муж, дети и любимая работа. Я ушла в гражданское судопроизводство, чтобы не иметь дел с преступниками, которые могут угрожать моей семье. Ты бы видела, как меня отговаривали! Убеждали, что я создана для уголовного права. Но благополучие близких для меня гораздо важнее славы. Теперь я занимаюсь разводами и разделом имущества. Драмы не меньше, но работать гораздо спокойнее, а иногда дело и вовсе заканчивается примирением – к радости обеих сторон.

Лаура прошла в гостиную и взяла с полки семейную фотографию с их родителями. Отец, известный врач, смотрел на нее умными карими глазами, точно такими, как у Джемми, которая всегда была папиной любимицей. На красивом лице матери застыло презрительное выражение. И две девочки на переднем плане, одна с каштановыми локонами, другая белокурая, держатся за руки. На первый взгляд идеальная семья, но впечатление обманчиво. Лаура вздохнула и поставила рамку на место. Жизнь окончательно развела сестер в противоположные стороны, и Лаура начала это понимать.

– Я безмерно рада за тебя, – медленно проговорила она, взвешивая каждое слово. – У вас замечательная семья. Джек и Джекки просто прелесть! Ты присылай мне их фотографии, пожалуйста. Ну а нам пора ехать.

Эдгар и Лаура не остались ночевать в гостях, распрощались и под благовидным предлогом уехали в отель. По дороге Лаура, повеселевшая было после долгожданной встречи с сестрой, впала в задумчивость.

– О чем размышляешь, любовь моя? – участливо спросил Эдгар, отрываясь от дороги. – Куда поедем?

– Я не хочу сразу в отель, – решила Лаура. – Впереди целая ночь, давай прокатимся по Лос-Анджелесу, по нашим местам.

Их автомобиль плыл по артериям, питающим город, – освещенным улицам и шоссе, расчерченным будто по линейке. Они миновали Беверли-Хиллз, Голливудское кладбище, Аллею Славы и свернули в горы. Буквы легендарного знака «Голливуд», с высоты которых Эдгар учил Лауру летать, теперь стали недоступны даже для вампиров. Неоднократные акты вандализма и попытки видоизменить надпись так надоели властям, что символ мечты обнесли забором и установили систему круглосуточного видеонаблюдения. Нарушать закон не стоило даже ради дорогих сердцу воспоминаний.

Эдгар неспешно вел машину по сумеречному шоссе Малхолланд-драйв, петляющему по холмам Санта-Моники. Наконец он сделал остановку на самой известной смотровой площадке – над Голливуд-боул. Закат успел угаснуть, и по счастливой случайности здесь не было вездесущих туристов. На фоне чернильного неба ощетинились сверкающие силуэты небоскребов Даунтауна, а по автостраде внизу текла огненная река машин. Город ангелов раскинулся перед ними как на ладони, раскрылся подобно электрическому цветку, мерцая разноцветными огнями. Завораживающий вид позволял провести несколько сладких минут наедине.

Эдгар обнял за талию свою калифорнийскую мечту, пропуская сквозь пальцы шелковистые пряди ее длинных прямых волос. Казалось, их натуральный оттенок вобрал в себя и отблески солнечных лучей, и лунный свет. В глазах Эдгара Лаура преобразилась в тот самый идеал, который он всегда стремился создать, каким хотел обладать. Он поцеловал ее в макушку, вдыхая теплый аромат волос, и задержал дыхание от блаженства.

– Давай уедем подальше отсюда! – неожиданно прошептала Лаура.

– Я полагал, ты захочешь задержаться в Лос-Анджелесе, ведь это твой родной город, – напомнил Эдгар. – Помню, раньше тебя тянуло сюда, ты постоянно тосковала по нему.

Лаура слегка нахмурилась и мягко высвободилась из его объятий. Размышляя, она неторопливо подошла к ограждению и обвела взглядом темную долину Сан-Фернандо, очертания знака «Голливуд», белеющего справа.

– Это уже не мой город, я потеряла его. Приобрела взамен целый мир, но семью я утратила. Впрочем, у меня ее никогда и не было, только сестра. Мне не о чем жалеть, я свободна!

Лаура раскинула руки и звонко рассмеялась, казалось, она сейчас взлетит. Но Эдгар с его проницательностью уловил в ее смехе надрывные нотки. Радость Лауры выглядела слегка экзальтированной и потому наигранной.

– Ты недовольна тем, что увидела у Джемаймы? – осторожно спросил Эдгар.

– Нет, я рада за нее, она счастлива, это заметно. Для нее все сложилось наилучшим образом, муж любит ее и детей. Не сомневаюсь, у них впереди прекрасное будущее. Они будут жить долго и стариться вместе. Но мы с Джемми стали почти чужими… Нам не о чем говорить. Я буду ей звонить, но оставаться здесь больше не хочу.

Лаура окинула прощальным взглядом равнодушный город в ореоле огней, на которые слетались доверчивые мотыльки. Вечерний воздух был свеж и прохладен, а бриз, доносящийся с океана, хотелось пить, смаковать маленькими глотками. Цикады стрекотали оглушительно и навязчиво, казалось, что шум, создаваемый ими, забирается под кожу. Лаура поежилась, хотя была почти нечувствительна к холоду, и обняла руками себя за плечи.

– Ладно, мы поедем, куда ты захочешь, хоть в самый далекий уголок мира, где нет никого, кроме нас двоих, – согласился Эдгар не раздумывая.

Однако его возлюбленной такая покладистость казалась недостаточно весомым возмещением того, что она оставляла в прошлом. Лаура не могла просто мило улыбнуться и, не оглядываясь, идти дальше. Ей думалось, что ее жертва гораздо более существенная.

– Мы постоянно путешествуем и даже питомца не можем себе позволить, – изрекла она, не в силах скрыть недовольство, и снова повернулась лицом к покидаемому городу, ловя ускользающие мгновения.

Эдгар воспринимал красоту ночи как само собой разумеющееся и смотрел только на Лауру. За годы совместной жизни он научился видеть ее насквозь, предугадывать колебания и не упускать ничего важного. Эдгар приблизился и взял лицо Лауры в руки, поглаживая бархатистую кожу щек, обводя ее подбородок, и испытующе заглянул в глаза.

– Я вижу, что на самом деле волнует тебя. Ты видела их, в этом дело, и поневоле примерила на себя жизнь Джемаймы. Но ты не такая и знаешь это. Она живая и изменчивая, как огонь, но земная, даже приземленная. У тебя иная природа и другое предназначение. Но я от души сожалею, что не могу дать тебе обычную семью. И детей.

Лаура удивленно взглянула на него, зная, что Эдгар обладает должной деликатностью, чтобы лишний раз не касаться этой болезненной темы. Она видела, что он переживает встречу куда легче, чем она. Долгожданные близнецы вызвали у него не более чем любопытство. Он как будто посмотрел диснеевский фильм. В главных ролях: образцовая американская семья, очаровательные дети и забавная собака. Прожив двести пятьдесят шесть лет, Эдгар чувствовал себя достаточно оторванным от жизни, чтобы фантазировать о подобном. По этой причине он когда-то не забрал на воспитание маленькую Лауру, хотя располагал такой возможностью.

– Рожать от своего предка – это уже чересчур, – отшутилась она. – Мне хватает твоего общества, нашей любви и моей привязанности к тебе.