– Откуда же мне знать? – развел руками Верещагин.

– А было вот что, – продолжала Мак-Гахан. – Один местный любитель живописи, увидев вашу подпись на стене под этим этюдом, немедленно, не торгуясь, его купил.

Верещагин улыбнулся.

– Что ж, я рад, что помог моему американскому знакомцу…

– Не спешите, – перебила его Мак-Гахан, – это только половина истории. Поняв, что ваша подпись является наилучшей рекомендацией, Моран стал вешать над этой подписью все новые и новые этюды. И благодаря вашему авторитету все эти этюды идут у любителей живописи нарасхват.

Верещагин засмеялся и покачал головой.

– Меня восхищает деловитость американских художников, но сам я на такое не способен.

Дождавшись, пока Верещагин и журналистка закончат разговор, старик Тимофеев вместе со своим сыном направились прямо к нему. Художник сразу вспомнил Тимофеева, вспомнил даже, что зовут его Петр Михайлович. Однако разговора в этот раз у них не вышло. Петр Михайлович представил Верещагину сына, которого на американский манер звали Эндрю Джоном Тимоти. Это был энергичный брюнет лет тридцати, говоривший на весьма сносном русском языке и первое, что он сделал – отправил отца рассматривать выставку, оставшись с художником один на один.

– Любите живопись? – полюбопытствовал Василий Васильевич.

– К черту живопись, – отвечал его оригинальный собеседник, – у меня к вам дело. Серьезное и очень выгодное.

Дело действительно оказалось весьма любопытным. Мистер Тимоти работал в конструкторском бюро Швана и занимался разработкой двигателей для подводных лодок. К сожалению, в последние годы бюро изрядно захирело и находилось на грани банкротства. Между тем у мистера Тимоти имелось весьма перспективное, по его словам, изобретение, которое он готов был продать русскому военно-морскому ведомству.

– Но почему вы обращаетесь ко мне, художнику? – удивился Верещагин.

– Потому что вы – по образованию морской офицер и оцените мою находку по достоинству.

Верещагин осторожно отвечал, что хоть он и служил недолго мичманом, однако закупками военной техники не занимается. Мистеру Тимоти лучше бы поговорить с русскими дипломатами. Тем более, в Сан-Франциско есть российское консульство.

Мистер Тимоти только невесело улыбнулся в ответ. Все дело в том, что бюро Швана работает на американскую армию, а, следовательно, находится под особенным присмотром секретной службы. Пойди он в русское консульство, его немедленно скрутят и обвинят в предательстве, военном шпионаже и попытке разгласить государственную тайну.

– А почему вы не предложите свое изобретение вашим же военным? – спросил художник, которому вся эта история не без оснований казалась несколько странной.

– Во-первых, потому что они бюрократы и дуболомы, – исчерпывающе объяснил Тимоти. – Они ничего не понимают в технических изобретениях.

– А во-вторых?

Во-вторых, он уже пытался. Он отослал в военное ведомство свою заявку нового двигателя для подводного миноносца – так называются большие военные субмарины.

– И каков был результат?

Результат оказался плачевным. Идиоты из военной комиссии посчитали его проект недостаточно разработанным.

Инженер фыркнул: подумать только, недостаточно разработанным!

– Они хотели, чтобы я прислал им все расчеты и все чертежи, после чего они с чистой совестью могли украсть мое изобретение, – продолжал мистер Тимоти. – Но я не такой дурак.

– Но ведь не имея всех данных, нельзя оценить действенность вашего двигателя, – осторожно заметил Верещагин.

– Можно! – победительно воскликнул инженер. – Все дело в том, что у меня есть рабочая модель. Если бы они хотели, они могли бы убедиться, увидеть все своими глазами. Но им это не нужно. Это косные бюрократы, которые дорожат только своим местом в министерстве. Скажу вам больше: даже если бы они опомнились, я все равно не стал бы продавать им мое изобретение.

Художник был заинтригован: почему же?

– Что вы слышали про контр-адмирала Мэхена? – задал встречный вопрос Тимоти.

Верещагин только плечами пожал.

Инженер объяснил, что Мэхен – известный военно-морской стратег и политический теоретик. Он разработал концепцию сдерживания России путем объединения ряда морских государств вокруг Америки. Мэхен и новый президент США Рузвельт считают, что на Дальнем Востоке нужно проводить политику активной экспансии.

– По их мнению, Россия слишком сильна в этом регионе и потому угрожает интересам США, – добавил инженер. – Но это было бы еще полбеды. Гораздо хуже, что наши политиканы решили спеться с Японией. Сейчас они рьяно вооружают ее против Российской империи и готовы предоставить микадо любую финансовую и военно-техническую помощь. Я же как патриот России не хочу, чтобы мое изобретение попало к япошкам и работало против моей исторической родины.

– Так вы, значит, хотите передать нам свое изобретение бесплатно? – осведомился Верещагин, и в глазах его заплясали веселые чертики.

Тимоти поглядел на него внимательно и неожиданно улыбнулся.

– А что, – сказал он с удовольствием, – это интересная мысль.

Затем умолк, думал несколько секунд и проговорил с явным сожалением:

– Увы, ничего не получится. Я намерен создать семью, а патриотизм, как вы понимаете, на хлеб не намажешь. Единственное, что смогу обещать – продам свое изобретение русскому флоту в два раза дешевле, чем продал бы любому другому.

– Ну, хорошо, – молвил Верещагин, которому уже надоело ходить вокруг да около, – в чем же суть вашего изобретения? Или это секрет?

Суть находки инженера была достаточно ясной. Как известно, исход современных войн часто решается на море. В связи с этим у всех крупных держав есть два флота. Первый – надводный, куда входят всяческие броненосцы и крейсеры. Второй же флот состоит из подводных судов. Подводные лодки имеют то достоинство, что их трудно обнаружить, и они способны атаковать вражеский флот незаметно для противника. Однако есть у них и серьезный недостаток – медленный ход как на поверхности, так и под водой. Если какой-нибудь крейсер обнаружит субмарину, уйти от удара ей будет крайне трудно.

– Вообще, подлодки – вещь более сложная, чем даже броненосцы, – продолжал инженер. – Они, в частности, имеют два мотора: дизельный – для надводного плавания и электрический – для плавания под водой. Так вот, главной слабостью подводных лодок является как раз электрический мотор.

По словам мистера Тимоти, любая подлодка серьезнейшим образом уступает в скорости надводным кораблям. Современные подводные лодки не ходят быстрее десяти-двенадцати узлов^[4] на поверхности и шести-восьми узлов под водой. Это значит, что они катастрофически отстают даже от сравнительно тихоходных броненосцев, способных развивать скорость до двадцати узлов, не говоря уже о миноносцах, которые движутся со скоростью двадцать пять – двадцать семь узлов. Так вот, господину Тимоти удалось разработать электрический мотор, который обеспечивает скорость в двадцать восемь узлов при полном погружении субмарины.

Услышав такое, даже видавший виды Верещагин открыл рот.

– Но помилуйте, – сказал он, – ведь это значит, что такая подлодка сможет не просто догонять броненосцы и эсминцы, но делать это скрытно, под водой! А это, в свою очередь, означает, что любой вражеский флот оказывается беззащитным перед подобным судном. Это не просто лодка, это королева субмарин! Две-три таких способны решить исход любой морской битвы, да и войны в целом!

При этих словах мрачноватый инженер просиял. Все именно так, мистер Верещагин с одного слова понял суть дела. Ранее тихоходные подлодки могли лишь подстерегать противника, чтобы ударить по нему торпедами. Теперь же они могут преследовать врага, не подвергаясь почти никакой опасности. Подплыла, ударила, отплыла. Подобную лодку следовало бы назвать морским охотником – одна такая стоит целого флота.

– Но как же вам это удалось? – Верещагин все никак не мог прийти в себя от изумления. – Как вам удалось добиться таких фантастических результатов?

Тимоти лукаво улыбнулся. Собственно говоря, в этом и состоит секрет его изобретения, а секреты, как легко понять, просто так не выдают. Однако господину Верещагину он намекнет в двух словах, что суть состоит в адаптации к субмаринам трехфазного асинхронного двигателя русского инженера Доливо-Добровольского и применении особого рода шкивов, изобретенных самим Тимоти.

Верещагин заявил, что если все это правда, он постарается свести мистера Тимоти с русским дипломатом, уполномоченным вести переговоры о подобных вещах. Однако Эндрю неожиданно покачал головой.

– Свести – это прекрасно, – сказал он, – но только не здесь, в Сан-Франциско.

– Почему? – удивился художник.

Все дело было в том, что некоторое время назад мистеру Тимоти пришло письмо. Неизвестный предлагал ему продать его изобретение, правда, за весьма небольшие деньги.

– Письмо было даже не подписано, – заметил инженер. – Безымянный корреспондент предлагал мне в случае согласия выставить конверт в окне моего дома, и тогда со мной свяжутся. Предложение было явно недобросовестным, так что я просто его игнорировал. Спустя короткое время пришло новое письмо. Там была одна короткая фраза: «Назовите ваши условия». Кроме того, было указано место, куда следовало положить конверт с моим ответом.

Легко догадаться, что инженер не ответил и на второе письмо: ему было ясно, что такой корреспондент не может быть солидным партнером. И тогда мистера Тимоти стали терроризировать. Его почту демонстративно вскрывали, пытались влезть к нему в дом, а когда он выходил на улицу, ему казалось, что кто-то все время идет за ним по пятам.

В конце концов он вынес чертежи и расчеты из дома и спрятал в надежном месте, чтобы их не могли украсть. Однако спокойнее жизнь его от этого не стала.

– Но откуда же взялся неизвестный преследователь? – полюбопытствовал Верещагин. – И как он вообще узнал о вашем двигателе?

Эндрю поглядел на него мрачно: он бы и сам хотел ответить на этот вопрос. Может быть, это агенты секретной службы, может быть, некое частное лицо, которое получило доступ к тайнам военной комиссии. Одно ясно – люди эти не оставят его в покое, и о его визите в русское консульство тут же станет известно. Его могут обвинить в чем угодно, вплоть до передачи военных секретов, да и вообще…

Тут он хмуро умолк, так и не уточнив, что именно стоит за этим «и вообще».

– Но где же тогда вам встретиться? – развел руками художник. – У нас только два консульства – здесь и в Вашингтоне.

Инженер задумался ненадолго. Вашингтон – это лучше, в Вашингтоне его не знают. Можно добраться до столицы и встретиться с ответственным дипломатом в укромном уголке где-нибудь в предместьях, чтобы обговорить условия передачи изобретения.

– Прекрасно, – сказал Верещагин, – так и поступим. Однако, прежде чем ввязываться в подобное предприятие, я бы хотел быть уверен, что предложение ваше солидно и добросовестно. Вы говорили, у вас есть действующая модель субмарины с изобретенным вами мотором?

– Да, масштабом один к девяти, – кивнул инженер. – В длину она примерно десять футов…

Тут рассказ Верещагина перебил Загорский.

– Мистер Тимоти показал вам эту модель, и она действительно оказалась так хороша, как он обещал?

– Да, – отвечал художник. – Более того, я был совершенно поражен ее быстроходностью. Это не подлодка, это стальная акула – быстрая и верткая, как рыба-меч. Она мгновенно опускается на глубину и становится невидима для врага, а сама может преследовать его и наносить внезапные смертоносные удары.