– Что с ней происходит? – спрашивал Генрих, общий друг и ангел-хранитель.

– Ты о чем? – делал вид, что не понимает вопроса, Ромка. Никому они не рассказывали о беременности Наташи, даже родителям. Ждали, когда УЗИ покажет пол, и тогда они сообщат всем радостную новость.

– Наташу будто подменили. Она даже двигается иначе.

– Разве?

– Я бы сказал, грациозно, но правильнее будет – зазывно. Она же ходячий секс.

О да! Если бы Роман не вкалывал по десять часов после занятий, чтобы заработать на ремонт, они бы только любовью и занимались. Наташа постоянно хотела ласки, а Роман, невзирая на усталость, готов был ее давать. Так что секс у них был каждый день, и не по разу. Соседи даже дали им прозвище Кроликовы, а кто-то из них стучал в дверь в разгар самого жаркого акта и орал: «Да сколько же можно?!»

Не только первое УЗИ, но и второе не показало пол. Ребенок лежал попкой, будто не желая рассекречиваться. Решили назвать Сашенькой, а комнату оклеить нейтральными бежевыми обоями.

Ремонтом занимался Ромчик. Наташа пыталась помогать, но он прогонял ее. Незачем беременной напрягаться.

– Потолки три с половиной, один не справишься, – пыталась вразумить его Наташа. – Давай хотя бы Генриха попросим подсобить.

– Нет.

– Родственников тогда. У твоего бати золотые руки, и он закодировался. Вдвоем вы управитесь за пару дней…

– Я все сделаю сам.

– Какой ты упрямый!

Если Ромчик что-то решил, то переубедить его было крайне сложно. Но возможно! Железные аргументы работали. И если бы у них горели сроки, он сам бы попросил помощи. Им же некуда было спешить, до родов оставалось еще несколько месяцев.

– Мне надоело жить в вечном ремонте, – не отставала от него Наташенька.

– А для меня удовольствие делать его не спеша. Мне кажется, сейчас лучшее наше время, и я хочу продлить его.

– Загнать ты себя хочешь! Учеба, работа, ремонт…

– И на все у меня хватает сил. Я вдохновлен и безумно счастлив.

– Я тоже хочу внести свою лепту в ремонт.

– Сшей шторы, – нашелся Рома. – Нам потребуются плотные, не пропускающие света. Но они не должны быть мрачными.

Она ухватилась за его идею. Быстро выбрав ткань (тоже без помощи мамы, сестры или Генриха), уселась за машинку. Ромка клеил, Наташа строчила, и оба наслаждались процессом. Безудержный секс остался в прошлом, теперь ребята кайфовали, создавая уют в своем доме. И никто им был не нужен, ни родственники, ни друзья.

* * *

Домой он возвращался бегом. Сегодня Наташа сообщила, что дошила шторы, и ждала Ромку, желая их, уже отпаренные, повесить. Он обещал явиться в восемь, но задержался на час, вот и мчался со всех ног. И, между прочим, не с пустыми руками. В ювелирном магазине, где он сегодня устанавливал торговое оборудование, в качестве премии Ромчику выдали украшение из серебра. Точнее, предложили несколько на выбор. Ему приглянулся двойной браслет с сердечком. Как потом оказалось, парное украшение. Если разделить его, получатся два браслета. У каждого по половинке сердца…

Но Рома и свое хотел подарить Наташеньке!

Он влетел в комнату, сжимая в руке коробочку с подарком. Первое, что увидел, – это шторы. Они лежали на полу. Гора тяжелого материала, плотного, неподатливого (ох и намучилась Наташа с ним), внушала страх. Почему, Рома понял позже…

В этой груде лежала Наташенька. Съезжавшаяся, будто безжизненная.

Как мертвая гусеница. Они сметали таких с подоконника осенью и удивлялись, откуда они на нем появились. Надуло с деревьев или птицы притащили?

Рома бросился к Наташеньке. Она была в сознании. С болью смотрела на свои окровавленные руки, прижатые к животу, и беззвучно плакала.

– Что случилось?

– Я не знаю, – пролепетала она. – Я упала и не могу встать.

– Ты что, полезла вешать шторы? – разгневался Рома.

– Нет, я просто их раскладывала, как в животе закололо. Я села, чтобы перевести дух, но больше не смогла разогнуться…

Рома бросился к телефону, вызвал скорую помощь. И тут же вернулся к Наташе. Она уже не могла говорить, только шептала что-то невнятное. И за живот держаться перестала. Тогда Рома увидел, сколько крови из нее вытекло. Казалось, ведро!

– Наташенька, не отключайся, пожалуйста, – умолял ее он. – Потерпи, помощь скоро придет!

Она только улыбалась в ответ.

– Смотри, что у меня есть! – Ромка вытряс из коробки украшение. – Это сердце, видишь?

Наташа не видела, потому что не могла открыть глаза.

– Оно большое и состоит из двух половинок: моей и твоей. Моя пусть будет с тобой. – Он натянул подарок ей на руку. – Всегда с тобой, Наташенька…

Скорая помощь прибыла быстро. Девушку погрузили в машину, а Рому не пустили. «Жених – не родственник», – сказал фельдшер. Он подобрел бы, получив денежку, но кошелек остался дома. Тогда Рома побежал за «каретой». И не сильно отстал от нее, потому что на улице было много светофоров.

Дальше приемного покоя его, естественно, не пустили. А вскоре выгнали из здания. Но перед этим с ним поговорил доктор:

– Ребенка вы уже потеряли. Он умер в утробе.

– От удара? Наташа упала, да?

– Нет, малыш скончался до этого. Он уже начал разлагаться в утробе. У него шансов не было. А у твоей невесты есть. Она молодая, здоровая, выкарабкается.

– Где она сейчас?

– В реанимации. Отходит после операции. Пока слаба. Завтра не приходи, все равно не пустят, звони. И думай о хорошем. Если веришь в Бога, молись.

Он не верил, но молился. И Генриха заставил это делать. Их семья давно съехала из коммуналки, но ему кто-то сообщил о случившемся с Наташенькой. Но не сразу, а через день.

– Вы ждали ребенка и мне не сказали? – сокрушался он. – Как будто я бабка с дурным глазом и могу сглазить его.

– Даже наши родители были не в курсе.

– И Наташина мама?

– Никто не знал. Мы сюрприз для вас готовили.

– Кто был, девочка или мальчик?

– Наташа двойней забеременела. Но один близнец быстро поглотил другого. То был мальчик.

– То есть его вскрыли, а там…

– Да, еще один плод. И уже он помешал развитию братика.

– Вы что, УЗИ не делали?

– Два раза. Но оно ничего странного не показало. – Рома уже не плакал, говорил спокойно. – Наташенька так легко переносила беременность, и мы даже представить не могли…

– Тебе надо отвлечься. Пойдем, выпьем. – На первом этаже открылась рюмочная, можно было даже не переобуваться, а идти в тапках, Ромчика пустили бы.

– Нет, молиться надо. Давай со мной. – И Рома указал на купола церкви.

– Я католик.

– А я вообще некрещеный. Это не важно.

Наташеньку долго не выписывали. Но хорошо, что начали к ней пускать посетителей.

Когда Ромчик впервые зашел в палату, то растерялся. Шесть женщин и среди них ни одной знакомой.

– Какие красивые ромашки! – услышал он от одной. Присмотрелся, а это Наташенька. Бледная, похудевшая кило на пять, с головой, обвязанной платком, она казалась другим человеком. – Что, не узнал?

– Ты платки никогда не носила…

– Голову не могу помыть, воду отключили. Знаю, мне не идет, но лучше так, чем с сальными волосами. – Она приняла цветы, обняла. Сил в руках совсем не было, а спина – как допотопная доска для стирки, ребристая. – Как ты?

– Счастлив, что с тобой все в порядке, – выдохнул он. – Когда тебя выпишут?

– Не скоро. Пока даже вставать без спросу не позволяют. Но я иду на поправку.

– Я шторы повесил. И купил на Покровке картину с ангелами. Как думаешь, куда ее повесить? – Она пожала плечами. – А хочешь, я ее сюда принесу? У вас и место для нее есть! – Он вскочил и подбежал к стене, на которой когда-то было радио, а теперь оставался только незакрашенный квадрат. – Девочки, как вы относитесь к ангелам?

– Ты б лучше нам окно починил, – проворчала одна. – Распахивается при каждом порыве.

– Завтра же сделаю. Сейчас инструмента нет.

Он сдержал обещание. И картину повесил. Но Наташу перевели в другую больницу. Почему, он узнал от Генриха.

– Осложнения у нее. В Семашко положили, там более квалифицированные специалисты.

– Почему ты в курсе, а я нет?

– Мой отец договорился. К Врангелю так просто не попасть.

– Это доктор?

– Доктор-гений. К нему со всего бывшего Союза приезжают.

– Пойдем в рюмочную? – предложил Рома. – Только у меня денег всего на пару стопок.

– Угощаю.

Генрих уже работал. Его, как блестящего выпускника, взяли на закрытое оборонное предприятие инженером. Выдали машину. Предложили беспроцентный кредит на покупку квартиры. Родители очень им гордились, а он все еще не знал, чем хотел бы заниматься.

– Если ни к чему не тянет, может, то, чем ты сейчас занимаешься, твое, – ответил на его мысли вслух Ромчик. Они как раз пришли в рюмочную и заказали сет из разных настоек.

– Я легко справляюсь со своими обязанностями, только и всего.

– Мне большего и не надо.

– Мы в разных условиях.

– Потому что ты почти гений, а я просто способный?

– У тебя есть Наташенька, а у меня… Ее нет!

– Все еще ее любишь?

– Не к тому веду. Был бы я в гармоничных отношениях, иначе бы смотрел на вещи. И квартиру бы взял в рассрочку от предприятия. Или, наоборот, наплевал на синицу в руках и ринулся за журавлем в небе…

– Ответь на вопрос, – прервал его Ромчик.

– Отстань.

– Значит, любишь.

– Какое это имеет значение? – с досадой протянул Генрих и опрокинул в себя стопку. Дощечку с шотами как раз принесли на их столик. – Наташенька выбрала тебя. Я это принял.

– Не сразу, – напомнил Ромчик и тоже выпил. Ему досталась настойка на пряных травах. До жути противная. Ее захотелось закусить, но они не заказали никакой еды.

– Вот тебя перекосило, – заметил Генрих и сунул Роме конфетку. – Да, я считал тебя недостойным Наташеньки. Но это в прошлом. Ты ей подходишь, а я нет.

– Почему?

– Я слишком ее люблю. С перебором, понимаешь?

– Не очень.

– Мы никогда не поругаемся, потому что я со всем соглашусь. Позволю вытирать об себя ноги. Я исполню любое ее желание. Даже выпрыгну из окна, если она прикажет… – Генрих взялся за вторую стопку, вместо того чтобы заказать хоть какую-то закуску, хотя бы сухари. – Женщины таких подлиз не любят. Им нужны страсти.

– Почему ты не найдешь себе девушку? Ту, с которой хотя бы будет комфортно?

– У меня этих комфортных, – хохотнул Генрих. – Ромчик, неужели ты думаешь, что я девственник?

– Нет.

– Меня девочки обожают. Я симпатичный, образованный, внимательный. У меня тачка есть и деньги, пусть и невеликие. Но ни с одной я не захотел начать встречаться. У меня секс на раз-два. Я мачо, Ромчик.

– Охренеть, – рассмеялся тот.

И Генрих к нему присоединился.

В тот вечер они напились, как черти. Выкатились из рюмочной, едва держась на ногах, поднялись в квартиру, горланя песни, а уснули на полу комнаты, не найдя сил добрести до дивана.

То была предпоследняя встреча Ромчика и Генриха. Следующая состоялась через три месяца, и она уже не была такой позитивной.

* * *

Он не понимал, что происходит…

Наташа давно выписалась, окрепла и уладила дела, связанные с учебой. Жизнь, по идее, должна была налаживаться, но этого не происходило.

– Грустишь? – спрашивал Рома у любимой, заставая ее то лежащей на диване, то сидящей на подоконнике, то замершей над тарелкой с остывшей едой.

– Нет, просто задумалась, – отвечала Наташенька и оживала. Но она просто двигалась, не совершая полезных действий. Даже тарелку с застывшей кашей не опорожняла, а ставила в раковину. – Как прошел твой день?

Рома отвечал. Подробно, сопровождая повествование шутками. Наташа кивала и улыбалась невпопад. Она его не слушала!