Об этом времени Ромчик вспоминал всегда, когда ругался с Ларисой. Они отдалились друг от друга в подростковом возрасте, стали почти чужими. Потом начали враждовать. Рома считал, что его сестра катится по наклонной. В лицо называл ее отбросом. Та плевала ему в лицо. За такое не зазорно и бабе втащить. Но Ромка прощал ей это в память о тех временах, кода они, держась за руки, бродили по торговым рядам, среди ворья, наркоманов, бандитов – всего того сброда, что стекался на привокзальную площадь. Среди цыганят-попрошаек, готовых отмутузить конкурентов. Среди ментов, что только делали вид, что следят за порядком. Их окружала опасность, но Ромчик был спокоен, ведь его за руку держала сестра. С ней ему было все нипочем!

– Так как ты? – повторила вопрос Лариса. Они уже несколько лет отлично общались. Все благодаря Наташеньке, она помирила их.

– Хорошо. Я же рассказывал. – Он отчитался о поездке на море и продемонстрировал фотографии.

– Или ты не в курсе?

– Чего?

– Наташа замуж выходит.

– Моя Наташа? – переспросил он. Мало ли какая – имя распространенное.

– Уже не твоя, получается.

– За кого?

– Не знаю, мы не общаемся. Но сестра мужа работает в свадебном салоне на Покровке, она мне сказала, что Наташа заходила выбирать платье. С сестрой Полей. И они торопились, потому что торжество уже на следующей неделе…

Ромчик тут же встал, передал ребенка матери и пошел к выходу.

– Куда ты? – крикнула Лариса.

– Съезжу к другу. Давно его не видел.

– Только глупостей не натвори!

А он именно это и запланировал – сотворить глупость. Иначе говоря, отмудохать Генриха.

Ромчик подъехал к проходной предприятия, на котором тот работал. Дождался, когда бывший друг выйдет, и посигналил. Генрих напрягся, увидев водителя «бумера», но все же подошел.

– Садись, подброшу.

– Я на своей. – И махнул в сторону стоянки авто.

– А ты все равно садись.

Но Генрих мотнул головой. Тогда Роме пришлось выйти, схватить того за шею и чуть встряхнуть.

– Прости, что не сказал, – пискнул тот. – Я смалодушничал…

Бить его Рома не собирался, но сам не заметил, как распустил руки. То были оплеухи, но обидные. И Генрих впервые решил дать отпор. Сжав кулак, он долбанул Рому по лицу. Слабый нос тут же «заплакал». Кровь закапала, заливая футболку. Схватившись за ноздри одной рукой, второй Ромчик двинул Генриха под дых. Раз, другой. Когда тот осел, схватил за шкирку и затолкал-таки в машину.

Сам тоже сел, но сначала достал из бардачка салфетки.

– Ну, рассказывай, – прогнусавил Ромчик, сунув в каждую ноздрю по затычке.

– Свадьба в следующую субботу.

– Дождался? Поздравляю!

– Меня-то с чем? – Он снял очки, чтобы проверить, не сломаны ли. Но те просто погнулись.

– Ты и Наташенька станете мужем и женой.

– Она не за меня выходит. Но спасибо за то, что допустил эту мысль.

– Нет? Тогда за что ты прощения просил?

– Я же сказал, за малодушие. Нужно было позвонить тебе еще тогда, когда она о помолвке объявила. Но я надеялся, все расстроится, ан нет… И заявление подали, и банкетный зал заказали.

– Кто он?

– Не знаю. Лично не знаком. Взрослый какой-то мужик. Не старый – именно взрослый. За тридцать. Разведенный. Поленька говорит, классный. И очень Наташу любит.

– А она его?

– Наверное, тоже, раз замуж выходит. Не по залету же…

Ромчик вышел из машины, чтобы выкинуть пропитавшиеся кровью тампоны в урну. Генрих тоже покинул ее.

– Ты мне, кажется, ребро сломал, – сказал он, схватившись за бок.

– Не выдумывай. Ты получил по брюшку всего-навсего.

– Уезжай из города, Ромчик. Пока не натворил беды.

– В твоих советах нуждаюсь.

– Я их тебе и не давал никогда. Сейчас впервые.

– Ты вообще когда-нибудь считал меня другом?

Генрих молчал.

– А врагом? Их, как говорят, надо держать еще ближе, чем друзей.

– Слишком много на себя берешь, Ромчик. Ты был когда-то помехой, а теперь… Никто! Вали в свою Москву, чтобы я забыл о твоем существовании. И ты о моем забудь.

Он так и сделал… Свалил в тот же день. В «своей» Москве нашел новую квартиру, работу, продал «бумер» и пригласил на свидание официантку из любимого кафе. Он начал новую жизнь!

Глава 3

Она вытряхнула из кармана деньги, пересчитала их. Тринадцать лари. По нынешнему курсу это меньше четырехсот рублей или четырех долларов. Негусто, но на три дня Алисе хватит. Ест она мало, воду пьет из-под крана, благо она в Тбилиси не только безопасная, но и вкусная, а вина совсем не пьет. За свой счет точно! Угощают, не отказывается от бокала-другого, но на излишества деньги не тратит по убеждению.

Уже пять месяцев как Алиса живет в Тбилиси. Приехала в Грузию из родного Екатеринбурга к друзьям на недельку, но осталась если не навсегда, то надолго. Гостеприимством не злоупотребляла, через двадцать дней переместилась в гостиницу (тогда у нее еще были деньги), потом нашла компанию, и вшестером они сняли трешку. Так бы и жили в ней, но хозяйка выселила беспокойных жильцов. Пьяных дебошей они не устраивали, оргий тем более, но могли всю ночь играть на гитарах, барабанах, петь, читать стихи, просто играть в ассоциации, но с хохотом и воплями. «Лучше бы оргии устраивали!» – поджав губы, сказала хозяйка, когда выяснила, чем именно занимаются ее жильцы, на которых жалуются соседи.

Компания распалась. Алиса с Гогеном сняли комнату. Он был художником, пытался рисовать портреты на Руставели, но его быстро погнали местные мазилы (именно так он их называл). То, что начиналось как страстный роман, быстро переросло в дружбу, но с сексом, а Гоген познакомился с Мананой, взрослой армянкой, владеющей кафе, где он взялся расписать стену. Художник забрался под крылышко новой возлюбленной, позабыв обо всех обязательствах. Он не только съехал, но и не отдал свою долю арендной платы, а хуже всего, прихватил с собой единственную ценность Алисы – золотой браслет, купленный ими на блошином рынке Тбилиси в качестве подарка ей на день рождения. Да, вскладчину, но для нее, а не для толстой Мананы, на ее руке он и смотреться не будет, но какая разница? Гоген преподнесет его в знак своей любви и наплетет что-нибудь романтическое. Брехать у него получалось даже лучше, чем рисовать.

Месяц Алиса мыкалась по богемным знакомым, спала то с кем-то валетом, то на полу, а когда смогла хоть немного заработать, сняла крохотную комнату в аварийном доме. В ней водились тараканы, полы были погрызены мышами, а нужник находился на улице. И все равно Алиса радовалась. Кровать, вполне удобная и широкая, есть раковина, чайник, черно-белый телевизор, который ловит всего один канал, но он детский. Алиса любила засыпать под мультики, американские, французские, русские и все переведенные на грузинский. Просыпаясь, она заваривал себе чай в гигантской чашке с лилиями и попивала его под раскидистым каштаном во дворике, называемом итальянским. В эти минуты она была безгранично счастлива, поскольку ни о чем не думала. Такую установку она себе дала – ни о чем не думать сразу после пробуждения. Алиса сделала себе такой подарок – утро безмятежности. Он денег не стоит, но радует многократно.

– Через две ночи выселяться, – вслух проговорила она и тяжко вздохнула. Был день, и появлялись мрачные мысли. – Если я не заработаю денежку, то скоро буду ночевать на улице.

Она действительно рассматривала этот вариант. Ночи уже нехолодные, можно перекантоваться в любом итальянском дворике. В них много полуразвалившихся балкончиков, на которых стоят старые диваны, если постелить под себя полотенце, рюкзак сунуть под голову, накрыться курткой, то есть шанс выспаться. Главное, чтобы ее не заметил никто из жильцов. Добрые начнут зазывать к себе, а Алиса хотела еще немного побыть в одиночестве, а злые вызовут патруль. Она не наркоманка и не пьяница, у нее в порядке документы, но депортировать ее все равно могут, а на родину она возвращаться не может…

Не просто же так бежала с одним рюкзаком!

В животе у Алисы заурчало. Она не ела со вчерашнего дня, но не из-за экономии. Просто не хотелось! Вечер она провела в компании потрясающих людей, которым читала стихи. Ей рукоплескали и подносили коньяк. От него она тоже отказывалась, поскольку и без допинга была на подъеме. Жаль, потрясающие люди были проездом в Тбилиси и Алиса вынуждена была с ними расстаться сразу после полуночи. Она проводила их на вокзал и махала им вслед сорванной с головы косынкой. А возвращаясь домой, сочиняла новое стихотворение о расставании. Оно было главной темой ее поэзии.

Алиса сгребла деньги и сунула их обратно в карман. Все до последней монеточки. Все свое ношу с собой – это про нее. В котомке документы, тетрадка со стихами, карандаш, чтобы их записывать, таблетки от аллергии и вся наличка. Сейчас ее так мало, что можно и в кармане таскать.

Живот снова заурчал. Громче и протяжнее. Примерно с таким звуком, что издает старый кран в ее комнатушке, прежде чем дать воде политься. Алиса заторопилась и уже через минуту стояла возле палатки с традиционной грузинской выпечкой. Взяв хачапури с сыром и лобиани с фасолью, она вгрызлась в тот пирог, что подали первым. Божественно пахнущий, свежий, тающий во рту, он был так хорош, что Алиса глотала его, почти не жуя. Слопав половину, сделала над собой усилие и приостановилась. Нужно сесть и поесть нормально.

– Вкусно? – услышала она мужской голос и подняла глаза. Молодой мужчина, который к ней обращался, явно был туристом. – Вы с таким аппетитом едите…

Алиса в ответ кивнула. Она была очень дружелюбной, разговорчивой, контактной, но не со всеми. Исключением являлись молодые мужчины славянской внешности, что бродили в одиночку по улочкам Тбилиси. Кто-то из таких мог ее преследовать.

– С фасолью? – не отставал он. Алиса глянула на начинку и вновь кивнула. Выпечка с сыром ей нравилась больше всего, но она стоила на два лари дороже, потому она купила и любимый хачапури, и дешевый лобиани.

– Вчера вы были более разговорчивы, – хмыкнул незнакомец. На щеке у него была ямочка. Одна и на правой. А длинная челка спадала на левую. В целом образ получался гротескный. И все же молодой человек был симпатичным. Ласковые карие глаза, крупный нос, улыбчивый рот, растрепанные светлые волосы.

– Мы знакомы? – подивилась Алиса. Она запомнила бы этого парня, была в нем какая-то богемная небрежность. Легкая, естественная. И порода. Алиса предположила, что он рос в среде творческой интеллигенции и сейчас, скорее всего, близок к искусству, но тому, что приносит доход. Режиссер рекламы или успешный тревел-блогер.

– Я видел вас у бань. Вы читали стихи. По мне, красивые, но я не разбираюсь в поэзии.

– Нет?

– Я из рабоче-крестьянской семьи. Деды и бабки из деревень понаехали в город Горький, чтобы строить автомобильный завод, родители работали там же. В нашем доме если и были книги, то американские детективы.

– И в них вы разбираетесь?

– Тоже нет. Я не люблю читать. – Он широко улыбнулся. Рот потянула за собой ямочка. Ребенком он мог бы сниматься в «Ералаше». – Давайте знакомиться, я Роман.

– Алиса. – Она уже не опасалась своего нового знакомца, но представилась ненастоящим именем. Тут, в Грузии, она для всех была Алисой.

– Давайте посидим где-нибудь? Я не могу на ходу есть.

– Вон лавочка. – Она указала на нее.

– Может, лучше в кафе зайдем? Поедим нормально, вина выпьем.

Она колебалась, но недолго:

– Я знаю хорошее местечко неподалеку.

– Ведите. Я вчера много где был, но мало что помню. Только вас…

– Поэтов? – зачем-то уточнила она, прекрасно понимая, что Роман имеет в виду конкретно ее. – Предлагаю на «ты» перейти.

– Отлично. Не люблю официоз. И как давно ты, Алиса, переехала в Тбилиси?

– А что? – настороженно спросила она.

– Если это секрет, не говори. Так даже интереснее. Будешь для меня таинственной незнакомкой.

Алиса улыбнулась ему. Хорошо, что не настаивает на своем. И ведет себя непринужденно. О таких обычно говорят: легкий в общении человек. Алиса тянулась к подобным, но и им она не доверяла.