Снимок из полицейского участка. На нем было запечатлено серьезное мужское лицо с черными глазами, сбоку было написано имя: Арон Уоллес. Я подняла фотографию и посмотрела на него с той же снисходительностью, с какой он смотрел на меня тогда. Я поставила коробку на пол и начала перебирать остальные бумаги с такой решимостью, какую раньше в себе не подозревала.

Я пыталась найти кое-что конкретное. Несколько слов, которые точно были здесь, но которые я не могла найти. Адрес. Настало время отыскать его. Я столько раз сомневалась, стоит ли продолжать двигаться по намеченному пути, но тени той ночи и эхо того выстрела всегда возвращались ко мне, как оголодавшие горгульи, алчущие сожрать мою душу. Возможно, если эта фотография будет у меня дома, она поможет утихомирить гнев.

Вдалеке раздался гудок такси. Я поспешила к выходу с коробкой Джины и фотографией Арона. Наклонилась, чтобы опустить рольставни и закрыть замок, и увидела уголок листа, торчащий из-под двери. Все могло бы закончиться совсем по-другому, если б я затолкнула его обратно вместо того, чтобы достать…

Двадцать минут спустя я с коробкой Джины в руках смотрела из окна такси на величественные небоскребы, пока машина ехала по Манхэттенскому мосту. Но свет и красота тысячи светящихся окон, составлявших яркий контраст с печальным видом города, не шли ни в какое сравнение с бившимся во мне адреналином, когда я опускала глаза на лежащий рядом со мной помятый лист и в полутьме читала заветную вторую строку: «улица 123, 60, 3А».

Глава 7

Нью-Йорк

23 апреля 2011

Тремя днями ранее

Джим Шмоер

Зачем людям глаза, если многие просто неспособны видеть?

Профессор вышел из корпуса Колумбийского университета на пересечении Бродвея и 116-й улицы с неприятным послевкусием во рту. Добравшись до дома после долгой прогулки пешком в северном направлении, он упал в кресло «Честер», обитое коричневой кожей, – самый выдающийся предмет мебели его гостиной. Он ослабил галстук и застыл, смотря в потолок и зажав двумя пальцами переносицу. Прежде чем подняться по лестнице в свой кондоминиум на перекрестке Гамильтон-Плейс с 141-й улицей, он остановился у магазинчика «Дели» на углу и купил на полдник бретцель без сахара, упаковку нудлс с карри быстрого приготовления на ужин и большой стакан латте, чтобы хоть как-то скрасить неприятный осадок, оставшийся после разговора со Стивом. Он попросил добавить в него тройную порцию ванильного сиропа – больше, чем его сорокавосьмилетний организм мог выдержать, но сейчас такая глюкозная бомба была ему по-настоящему необходима.

Оставив кофе на кухонной столешнице, как и всегда, на неопределенное время – может, на пятнадцать минут, а может, на два часа, – он встал с дивана и с серьезным выражением лица подошел к окну. На противоположной стороне перекрестка играли дети. Две девочки, приблизительно шести и восьми лет, качались на красных качелях, как два маятника. Мальчик лет пяти сидел на одном из сидений балансира, крепко держась за ручку, и ждал, пока кто-нибудь сядет на другой край. Джим смотрел на него несколько минут, но мальчик продолжал недвижно сидеть. В этом ребенке профессор увидел человека, в которого постепенно превращался сам: в того, кто безучастно ждет непонятно чего и непонятно откуда.

Джим отвернулся от окна, внутренне возмущаясь тем, что с мальчиком никто не играл. Он взял кофе со стола и сел перед компьютером. Сделав первый глоток, профессор поморщился:

– Твою мать.

Он любил холодный кофе со вкусом ванили, но на дух не переносил карамельный сироп. Этот кофе был с карамелью. Продавец снова ошибся, и профессор хотел спуститься и потребовать замены, но этим вечером он собирался готовиться к подкасту.

Джим включил «Аймак» и открыл заметки, где у него был намечен план программы. В течение часа он планировал во всех подробностях рассказать о серьезной вспышке ботулизма, от которой пострадали уже четыре сотни детей по всей стране. Согласно его собственному расследованию, причина распространения болезни крылась в партии сухого молока «Гроукидс» фармацевтической компании «Глобал Хелс». Партия была отозвана с рынка за несколько недель до этого без какого-либо объяснения и освещения в медиа. В течение следующих дней Джиму удалось получить доступ к группе в «Фейсбуке»^[5] под названием «ДетскийБотулизм». Количество новых обращений по сравнению с данными прошлого года говорило само за себя. Все комментарии в группе, казалось, повторяли друг друга: «Не знаю, из-за чего это могло произойти. Мой сын пьет только сухое молоко “Гроукидс”».

Он подготовил эту программу почти в одиночку. Материала было собрано столько, что придраться было просто не к чему. Слова декана задели его, и Джим даже задумался над тем, не написать ли ему статью. Проглотив свою гордость, он мог бы отправить ее в свою бывшую редакцию, в «Геральд», где он не появлялся с момента увольнения в 1998 году. Однако Джим тут же подумал о том, как об этом начнут шептаться его бывшие коллеги, до сих пор работавшие в издании.

Он включил микрофон, открыл программу для подкастов и, глубоко вздохнув, начал запись:

– Доброй ночи, искатели. Сегодня я приготовил для вас доказательства по делу, которым занимался на протяжении последних дней. За вспышкой ботулизма, от которой пострадали уже более четырехсот детей, по всей видимости, стоит фармацевтическая компания «Глобал Хелс». Если общественность и дальше будет игнорировать происходящее, последствия могут…

Он остановил запись. С первых слов у него появилось какое-то нехорошее предчувствие.

Джим открыл браузер и зашел на сайт университета в раздел, где перечислялись меценаты и благотворители. Во вкладке «Партнеры», будто они делали что-то помимо того, что перечисляли деньги, на первом месте гордо красовался логотип «Глобал Хелс».

– Черт.

Это было еще хуже, чем карамельный латте. Джим не знал, что делать. Он мог бы запустить подкаст в прямом эфире по ссылке в «Твиттере» и не размещать его для скачивания. Таким образом, если кто-то из «Глобал Хелс» или из руководства университета будет искать запись среди списка подкастов, чтобы доказать его нападки, найти ничего не удастся. Но он понял, что этого будет недостаточно. Джим взялся за это расследование именно для того, чтобы эта новость вышла в свет и возымела должный эффект: штраф, денежную компенсацию для семей, внесение изменений в рецептуру, чтобы подобное не повторилось. Удалив выпущенный подкаст, он набросит тень на свою работу и подорвет собственную репутацию. Тысячи людей, которые слушали его каждые пятницу и субботу, увидят, что он удалил эту новость со своей страницы, очевидно поддавшись давлению сильных мира сего. Разве не против этого он боролся всю свою жизнь? Если же он выпустит подкаст как обычно и совет узнает об этом, он может попрощаться с карьерой преподавателя. Все это было омерзительно.

Джим поднялся со стула и вернулся к окну. На балансире, на котором сидел мальчик, теперь катались две девочки с качелей, а мальчик сидел на одной из этих качелей с безжизненно свисающими ногами, которые походили на сталактиты. Джим поискал взглядом его родителей среди взрослых, собравшихся на зеленой лавочке, но они, похоже, были так увлечены разговором, что никто не обращал внимания на одинокого малыша.

Джим собирался спуститься и сам покачать его на качелях, когда неожиданно начался дождь. Родители тут же поднялись, а дети бросились врассыпную. В мгновение ока парк опустел, и вид этой площадки, этих качелей напомнил Джиму то время, когда он был намного счастливее.

Профессор взял телефон и набрал номер. Через несколько секунд на другом конце раздался женский голос:

– Джим?

– Привет, Кэрол, – произнес он с надеждой в голосе.

– Что тебе нужно? – Очевидно, она не ждала его звонка.

– Можно поговорить с Оливией?

– Она в Лонг-Айленде. В гостях у Аманды.

Он горько вздохнул, но так, чтобы Кэрол не услышала.

– Да? Если б я знал, что она не собирается проводить выходные с тобой, я бы пригласил ее сюда.

– Она… Она бы отказалась. Она хотела провести несколько дней у подруги. Она целую неделю уговаривала меня и родителей Аманды.

– Но… Мы могли бы сходить в театр или…

– Что тебе нужно, Джим? – перебила его бывшая жена. – Ты никогда не звонишь просто так, если это не выходные, когда наступает твоя очередь провести время с Оливией.

– Я просто подумал о вас, вот и все. К тому же нам нужно поговорить. Одни выходные в месяц это очень мало.

– Ты постоянно работаешь, Джим. Ты не можешь заботиться о ней.

– Нам обоим прекрасно известно, что мы договорились о таком распределении еще тогда, когда я работал в газете. Сейчас у меня больше свободного времени.

– Не начинай. Оливии уже семнадцать. Мы развелись, когда ей было три. И… Сколько лет ты уже не работаешь в газете? Восемь? Девять?

– Тринадцать, – вздохнул Джим.

Когда он произнес это огромное количество лет, словно это был лишь незначительный промежуток времени, вся логика его рассуждений тут же рухнула.

– Ладно, Джим, мне некогда. Если хочешь, позвони Оливии и поговори с ней. Не знаю, что с тобой, но, может, тебе станет лучше, если ты услышишь от нее, что с ней все в порядке. – Бывшая жена почувствовала, что с ним было что-то не так, и не хотела тревожить старые раны. – У тебя все хорошо?

– Да, все хорошо. Просто… Я хотел провести с ней время. Вспомнил, как мы втроем ходили в парк покатать Оливию на качелях.

– Да, теперь она большая для этого. Я тоже иногда вспоминаю, какие хитрости Оливия выдумывала, чтобы остальные дети делали то, что она хотела.

– Она была очень умной девочкой.

– Она и сейчас такая. Хотя в последнее время у нее такой период… Она предпочитает гулять с друзьями и делать вид, что меня не существует.

– Понимаю, – ответил Джим.

– Мне надо идти, ладно? Мы с Эндрю собираемся погулять. Я привезу ее к тебе на следующих выходных, хорошо?

Джим ответил не сразу.

– Джим?

– Да, отлично, Кэрол, – с трудом выговорил он, пытаясь проглотить ком в горле.

Он вернулся к столу и закрыл программу, не сохранив запись. Джим не мог позволить себе потерять что-то еще. Профессор открыл «Твиттер» и написал:

«Искатели, о чем вы хотите, чтобы я рассказал в сегодняшнем подкасте? Я подумал, лучше вы сами предложите тему».

Несколько секунд и два лайка спустя появился первый ответ, к которому была прикреплена фотография девочки с каштановыми волосами. Комментарий был написан пользователем под ником @Godblessthetruth^[6]. Под фотографией Джим прочитал:

«О смерти Эллисон Эрнандес».

Глава 8

Куинс 23 апреля 2011

Тремя днями ранее

Бен Миллер

Нетрудно найти правду, трудно ее принять.

Миллер распахнул входную дверь и выбежал из дома семьи Эрнандес. Подойдя к машине, он взял с пассажирского сиденья папку с делом Эллисон и нервно разложил бумаги на капоте. Среди документов и записей допросов, которые он собирал на протяжении последних дней, агент нашел несколько фотографий, приложенных к материалам дела.