На первом снимке Эллисон, с темными волосами и вечной улыбкой, отчужденно смотрела в камеру, как на школьном портрете. Было несколько фотографий с камер наблюдения банкоматов, стоящих неподалеку от того места, где Эллисон в последний раз видели живой. Их предоставили работники нескольких банков напротив аптеки, посреди Ямайка-авеню, рядом с ее школой… По-видимому, кто-то позвонил на горячую линию «ЭМБЕР Алерт» и сообщил, что, похоже, видел девушку вместе с другими подростками примерно ее возраста в то утро, когда она пропала, где-то в двухстах метрах от «Института Маллоу». Агент попытался пойти по этому следу, но ничего не нашел. В тот день Эллисон была на занятиях до обеда, а, по словам директора образовательного учреждения, студентам не разрешалось выходить за пределы школы в учебное время даже во время тридцатиминутной перемены.

Наконец Миллер нашел нужный ему снимок и стал внимательно рассматривать его под светом луны. Фотография спальни Эллисон. На ней было четко видно покрывало на кровати, висевшее над ней распятие, книги на полках, бумаги на столе, стул… Маленькая статуя Девы Марии на одной из полок поддерживала книги. Миллер внезапно понял, что все в той комнате было пропитано религией. Со снимком в руке он поспешил обратно в дом, на этот раз не спрашивая разрешения хозяев.

Рыдания матери, отражаясь от стен, разносились из гостиной по всему дому, как удары церковного колокола на берегу моря. Миллер включил свет в спальне Эллисон и вошел, смотря на фотографию. Он был поражен той зловещей, бросающейся в глаза разницей между тем, что было на снимке, и тем, что он видел перед собой.

Миллер подошел к стене, где висело распятие, и заметил, что на его месте остался четко очерченный светлый след. На глаз он определил, что это был католический крест размером примерно семьдесят на тридцать.

В полной тишине Миллер сравнивал снимок с тем, что окружало его в комнате. Еще одна деталь привлекла его внимание. На фотографии книги стояли плотно друг к другу, прижатые статуей Девы Марии. Сейчас же они завалились в сторону, и по небольшому пространству между ними было понятно, что одной не хватало.

Вдруг за спиной Миллера встал Оскар, отец Эллисон. С глазами, полными слез, он рыдая набросился на агента:

– Вы все еще здесь? Разве мало горя вы нам принесли? Убирайтесь отсюда сейчас же!

– Где распятие, которое висело над кроватью? – удивленно спросил Миллер.

– Распятие?

Отец в растерянности перевел взгляд на стену, не понимая, о чем идет речь.

– Прошу вас, это важно. Была ли здесь Эллисон после своего исчезновения?

– Эллисон? Как она могла бы?..

– Отсюда пропали вещи. Распятие. И книга, которая стояла вот здесь. Я сделал фотографию в день, когда вы подали заявление. Видите?

Миллер показал ему снимок. В ту же секунду в глубине дома прекратились рыдания жены.

– Пропали вещи? – пробормотал Оскар, ошарашенный этими словами, и с потерянным взглядом добавил: – Я не…

– Кто забрал их? Это очень важно.

– Я… Я не знаю, – наконец ответил он. – Два дня назад…

– Что два дня назад?

– Кто-то разбил окно на кухне, за гостиной.

– Что?

– Разбили окно. Когда мы увидели осколки на полу, подумали, что нас ограбили. Но… Мы проверили все вещи и… Мы подумали, что все на месте, – сказал он.

– Почему вы не сообщили полиции? Мы искали вашу дочь. Это могла быть ва…

Миллер оборвал сам себя. Они и без того взвалили на себя слишком много вины.

– Мы думали, это местные мальчишки. Это… небогатый район, ребята играют на улице, пинают мяч и разбивают окна. Мы не думали, что…

На этот раз Оскар замолчал сам. Он не мог продолжать.

Каждое слово напоминало ему о том, что они слишком долго не заботились о судьбе дочери. Мужчина кивнул, не в силах произнести больше ни слова. На пороге спальни появилась фигура Хуаны с красным от слез лицом и опухшими глазами.

– Скажите, агент, – начала она слабым голосом. – Моя девочка страдала?

– Вы верующие, не так ли?

Оба, затаив дыхание, молча кивнули.

– Страдал ли Иисус на кресте? – спросил Миллер.

– Я… Я не знаю, – сказала Хуана, не понимая его.

– И я… Я не знаю, что ответить на ваш вопрос.

Глава 9

Манхэттен

24 апреля 2011

Двумя днями ранее

Мирен Триггс

Не все двери закрываются навсегда.

Всю ночь я провела в состоянии полудремы, не в силах перестать думать о Джине и обо всем, что мне предстояло сделать, чтобы наверстать упущенное. Когда часы показали пять утра, я приняла душ и надела черные джинсы и черную кофту, под цвет теням, преследующим меня в каждом сне. Это был мой базовый образ писательницы, и я надеялась, что теперь он станет базовым образом журналистки «Манхэттен пресс».

Остановившись перед зданием редакции, в самом центре Манхэттена, я почувствовала, что вернулась домой или по крайней мере в место, где я чувствовала себя как дома. Я стояла, держа в руках коробку с материалами по делу Джины, а мимо меня мелькали костюмы офисных работников, проплывали фигуры случайных прохожих, с открытыми ртами проходили туристы, поднявшиеся с утра пораньше, чтобы пройтись по туристическому маршруту Нью-Йорка. Следующие по этому маршруту встречали рассвет на смотровой площадке «Вершина скалы», заходили за капкейками в пекарню «Магнолия», останавливались на Таймс-сквер и делали небольшую передышку напротив «Манхэттен пресс», откуда, переходя с одной улицы на другую, к полудню добирались до Центрального вокзала. К вечеру все как сумасшедшие устремлялись к «Эмпайр-стейт-билдинг», чтобы успеть занять место на обзорной площадке. Самым удачливым, возможно, посчастливится стать свидетелями неудачной попытки самоубийства с вершины небоскреба. Точно такой же маршрут проделала и я, впервые оказавшись в городе с родителями, когда мы приехали сюда на машине из далекого города Шарлотт в Северной Каролине. Тогда я мечтала поступить на факультет журналистики Колумбийского университета, не догадываясь о том, к чему это приведет. Боль и правда всегда шли рука об руку.

Кира Темплтон была единственным лучиком света, который освещал мою жизнь в этом городе. Я не могу сказать, что все остальное было погружено во тьму. Но другие искорки и случайные моменты счастья никогда не светили мне с такой ясностью, как история этой девочки. Даже свет того пламени, что открыл передо мной двери «Пресс».

Я достала пропуск и прошла через турникет на входе в редакцию. Услышав звонки телефонов и стук клавиш редакторов за дверью, я подумала, что они, должно быть, не останавливались ни на секунду с того самого момента, когда я была здесь в последний раз. Незнакомая мне молодая девушка-секретарь с улыбкой робота и гарнитурой с микрофоном посмотрела на меня.

– Вы?..

– Могу я увидеть Фила?

– Фила… Что-то еще?

Она улыбнулась мне еще шире, будто я сморозила какую-то глупость. От ее улыбки стало не по себе.

– Фила Маркса…

– Посмотрим… Одну секунду…

Она поднесла ручку ко рту. Я понадеялась, что на ней полно микробов.

– Кто его спрашивает? – спросила она, хотя, по-видимому, это ее не очень интересовало.

– Может, мы оставим это на другой раз и я просто пройду?

– Вход в редакцию разрешен только для работников «Манхэттен пресс». Таковы правила. Скажите, кого вы ищете, и я узнаю, можете ли вы зайти. С кем вы хотите поговорить?

– Я уже сказала. С Филом Марксом, – с раздражением ответила я, опустив коробку Джины на пол.

– Этого имени нет в моем списке, – холодно отозвалась она почти в ту же секунду. – Знаете ли вы кого-то еще? Назовите имя, и я узнаю в редакции.

– Фил Маркс – главный редактор газеты. И ваш начальник, на минутку. Мое имя – Мирен Триггс, я работаю здесь. В отделе расследований.

Она снова углубилась в список на своем столе. Немного погодя она подняла глаза, которые расширились до того, что стали похожи на страусиные яйца, и равнодушно произнесла:

– Вас нет в моем списке. Мне жаль, но я вынуждена попросить вас удалиться.

– В каком смысле? Я работаю здесь, – со злостью запротестовала я.

– Согласно моему списку, нет.

– Да к черту ваш список.

– Прошу, не вынуждайте меня звать охрану. Это серьезное издательство…

Я огляделась вокруг. В этот самый момент в редакцию вошли два журналиста, которые работали в отделе внешней политики. Я не знала, как их имена, но помнила лица.

– Простите, вы не могли бы сказать, что я здесь работаю? Мне нужно поговорить с Филом.

Они с недоверием переглянулись. Потом один из них грустно посмотрел на меня, а другой заговорил:

– Мирен? Разве тебя не уволили?

– Уволили? Я была в отпуске. Вы же знаете, из-за книги. Можете сказать ей, чтобы она меня пропустила?

Они снова переглянулись, и эта секунда показалась мне вечностью.

– В отпуске? Ты ничего не знаешь?

– О чем? – не поняла я.

Вдруг за спиной я услышала голос, который тут же узнала:

– Мирен?

Это был Боб Уэкстер, руководитель отдела расследований. Все это показалось мне странным. Более двенадцати лет я работала в «Пресс», и хватило всего секунды, чтобы я почувствовала себя чужой.

– Боб?! Как хорошо, что ты здесь!

– Мистер Уэкстер, вы ее знаете? – вмешалась секретарь.

– Конечно, это мисс Триггс, – ответил Боб.

Затем, повернувшись ко мне, явно удивленный моему появлению, он продолжил:

– Что ты тут делаешь?

Я знала, что он был рад меня видеть, но в то же время выглядел растерянным.

– Я готова вернуться. Мне требовалось время и… Вот я здесь.

– Давай пройдем в мой кабинет и поговорим там.

– В твой кабинет? Тебе дали кабинет? Как им удалось закрыть тебя в четырех стенах?

– Ты не знаешь? Теперь я главный редактор газеты.

– Серьезно? Невероятно! Поздравляю! Тебя… Подожди-ка. А как же Фил?

– У Фила все плохо. Проходи, я тебе расскажу. Хочешь кофе? Боже мой, как ты изменилась. Я слышал тебя по радио. Твоя книга повсюду.

Я прошла вслед за ним, оставив за спиной секретаршу, которая в последний раз бросила на меня свой недоверчивый взгляд. У меня защекотало под ложечкой, когда я проходила мимо своего стола. Моего пустого стола. Слишком пустого в сравнении с воспоминаниями. Испарились горы документов. Исчезли лотки для бумаг. Пропал монитор компьютера. Я заметила, что, несмотря на непрерывный шум телефонов и чей-то громкий разговор, офис казался опустевшим. Когда мы вошли в кабинет, в котором я столько раз спорила с Филом, Боб сел в кресло и сбросил на меня бомбу:

– Видишь ли, Мирен… Ты не можешь вернуться.

– Что? – ошарашенно переспросила я.

Такого удара я не ожидала.

– Поверь, дело не в тебе. Это бизнес.

– Бизнес? Что ты имеешь в виду?

– Руководство складывает паруса. Приближается буря. На самом деле мы уже качаемся на ее волнах. Ты заметила, что половина офиса пустует?

– Я подумала, еще слишком рано.

– В прошлом месяце уволили половину штата. Вот уже несколько месяцев количество читателей стремительно падает. Если так пойдет и дальше, через год нам придется закрыть газету.

– Поэтому Фил ушел?

– Фил ушел, когда ему сообщили эту новость. Он не мог уволить пол-издательства и остаться во главе. Он чувствовал свою ответственность за это. Как видишь, теперь в офисе царит совсем другой дух. Тебе не показалась, что он будто… Умер?

– Почему это произошло?

– Интернет, социальные сети, отсутствие интереса… Откуда мне знать. Сейчас люди читают только заголовки в «Твиттере», и им этого хватает. Настали тяжелые времена. Фил делился со мной своими опасениями. Руководство давило все сильнее и сильнее. Этих ублюдков интересуют лишь деньги. Только они имеют для них значение. Тиражи с каждым разом становятся все меньше, а монетизировать онлайн-статьи не так уж и просто. Люди не привыкли платить за информацию в Интернете.

– Все так плохо? А что с командой? Где Саманта? Кто остался кроме тебя?

– Саманта ушла первая. Я… Я занял место Фила, а отдел расследований распустили. Мы не можем позволить, чтобы два или три человека занимались одной новостью. Это нежизнеспособно. Сейчас мы сосредоточены на разделах происшествий и политики. На этом можно легко заработать. Происшествиями занимаются молодые и дешевые журналисты, отбивая свои статьи у новостных агентств. В отделе политики тоже не все гладко. У нас есть несколько хороших аналитиков, которые пишут для редакторов небольшие сводки.

– Это шутка?