Несколько следующих дней прошли спокойно. Тереза не знала, звонила ли Валя дяде Георгию, если, конечно, смогла узнать телефон. И по-прежнему ли беспокоилась по поводу неожиданного приезда Елены и Алика в старый дом дяди Георгия? Коля помог уничтожить весь бурьян в огороде у дома и собирался делать там грядки под картошку, зелень и клубнику. Елена как-то заметила, что Алик очень любит клубнику. Коля же восстановил старый курятник. Валя привезла с рынка цыплят и возилась с ними. Алик не отставал. Он все время проводил с цыплятами.

– Его надо готовить к школе. Или он будет учиться в курятнике? – напоминала Елене Тереза.

– Да, конечно, – соглашалась та. И Тереза трижды в неделю занималась с Аликом прописями, математикой. Валя если и ревновала подругу к ребенку, то терпела. Алик выбегал из комнаты для занятий и несся в курятник, к цыплятам.

– Пожалуйста, давай ты спросишь, Лялечка тебе ответит, – Валя все же переживала по поводу прошлого Елены.

– Не хочу и не буду, – отмахнулась Тереза.

– Но нам нужно знать правду! – умоляла Валя.

– Мне не нужно. Коле, который уже навсегда влюбился в Елену, тоже, – заявляла Тереза. – Кому когда правда была нужна? Все верят в то, во что хотят поверить. Тебе ли не знать. Мы сколько небылиц про свои семьи услышали? Ты во все поверила? Давай оставим эту девочку в покое. Пусть хотя бы она не столкнется с тем, что мы пережили. И Алик… он очень умный мальчик, но тревожный. Ты молодец, что завела цыплят. Лучшего и не могла придумать. Алик иногда замирает, будто чего-то боится. Надо дать ему возможность успокоиться. Он ребенок, зачем ему сейчас знать правду? Он не поймет, не должен понимать. Ты хочешь ему жизнь сломать, как сломали мне и тебе?

Валя замахала руками, будто отталкивая от себя воспоминания, прошлое…

– Иногда нужно не задавать вопросов. Не вмешиваться, куда не просят. Жизнь сама все решит, – тихо сказала Тереза. – Иначе зачем она нас оставила в живых, хотя всех близких унесла? Может, для того, чтобы мы помогли этой девочке с ее ребенком, которые больше никому не нужны?

– Да, ты права, – расплакалась Валя.

– Только сейчас прекрати плакать, умоляю тебя. Ты же знаешь, что у меня от твоих слез голова начинает болеть, – строго сказала Тереза. – Ты куда шла? Вот туда и иди, дай мне еще полчаса полежать. Что там с погодой? Опять дождь обещают? Мне нехорошо что-то…

Тереза очнулась, не помня когда и в какое время. На кровати сидел Алик с цыплятами.

– Ты мне тут курятник решил устроить? – строго спросила Тереза.

– Мам, она очнулась, ругается! – радостно объявил Алик.

– Это хорошо, раз ругается, – к постели Терезы подбежала Валя. На кровать присела Елена, которая держала в руках чашку.

– Вам надо это выпить, – сказала она.

– Ничего мне не надо. Я прекрасно себя чувствую. Если бы Валя не будила меня ни свет ни заря, ничего бы не случилось, – отмахнулась Тереза. – Не могу рано вставать, что считается большой проблемой, если живешь в деревне.

– Да, она с детства такая! – подтвердила Валя, трогая лоб Терезы и норовя посчитать пульс. – Не может она рано. Сразу зеленая и синяя становится. Терочка, но я же тебя не заставляла так рано! Ты сама вставала! – восклицала Валя.

– Поспишь с тобой, если ты громыхаешь у меня на кухне с пяти утра, будто я сама себе яичницу не могу пожарить, – хмыкнула Тереза.

– Да, я лучше с утра все сделаю. Вечером не могу, – улыбнулась виновато Валя.

– Тетя Терра, вам еще рано в гроб. Вы мне обещали, – заявил Алик. Он пытался собрать на руки цыплят, разбредшихся по кровати.

– Выпейте, пожалуйста, – попросила ласково Елена, – вот, несколько глоточков. Это просто чай сладкий.

– Выпью, если ты, Алик, унесешь от меня свой курятник в курятник, а ты, Валя, прекратишь закатывать глаза и щупать меня, будто я уже умерла и лежу холодная.

Алик немедленно собрал всех цыплят, а Валя отошла от кровати.

– Так-то лучше, – улыбнулась Тереза. – Развели тут панику. Неужели пожилая женщина не может немножко поспать, когда ей захочется?

– Вы не спали, у вас был обморок, – заметила Елена. – Кажется. Выпейте, пожалуйста.

– Шантажисты, – ответила Тереза, но выпила то, что налила ей в чашку Елена. – Ужас какой! Гадость. Лена, кто тебе наврал, что это чай с сахаром? Валя? – закричала она, глотнув.

– Это травяной отвар, – призналась Елена. – Но он помогает от обмороков. И сил придает. Тетя Валя тут ни при чем. Я сама заварила.

– Детка, а ты откуда такой рецепт знаешь? – ахнула Тереза.

Елена промолчала. Валя уже открыла рот, чтобы повторить вопрос, но тут в комнате снова появился Алик. Цыплята бежали следом.

– Я тоже пью гадость, которую мне мама наливает, когда болею. Но терплю, и вы потерпите. Надо до конца выпить, – заметил он строго, залезая на кровать.

– Я же просила тебя их унести! Почему они опять по мне ходят? Я им, что, мать-курица, в смысле квочка? Предупреждаю, если они накакают на мою постель, я их убью и зажарю тебе на ужин, – заявила, стараясь сдержать улыбку, Тереза.

– Мам, тете Терре совсем хорошо, – радостно объявил Алик.

– Мне не хорошо, убери с кровати своих пернатых! Лучше бы ты завел собаку! Толку бы больше было, – ответила Тереза.

– Мам, мы заведем собаку? – воскликнул тут же Алик. – Мам, ну давай, пожалуйста. Мы же больше никуда не уедем, да? Мы же тут надолго, да? Я больше не хочу никуда уезжать. Мне тут нравится.

– Алик, что сказала тетя Тереза? Отнеси своих цыплят в курятник. Про собаку потом поговорим, – строго сказала Елена и чересчур быстро пошла на кухню.

– Лялечка, – окликнула ее, снова разволновавшись, Валя. – Почему Алик так говорит? Разве вы собираетесь уехать? Что-то случилось? Мы тебя чем-то обидели?

– Мало ли что ребенок сказал? Для него переезд – это приключение. Может, приснилось что или фантазии? – отмахнулась Елена и все-таки сбежала на кухню.

– Вот о чем я тебе и твердила! Тут точно что-то не так. Наверняка у них случилась беда! – Когда Елена и Алик вышли из комнаты, Валя плюхнулась на кровать Терезы и допила отвар из ее чашки.

– Валя, ты точно не дашь мне спокойно умереть. Еще и лекарства за меня выпьешь, – буркнула Тереза.

– Конечно не дам! Зачем ты меня так пугаешь? Устроилась тут без сознания лежать! Тебе сколько лет, чтобы в обмороки прямо со стула падать? В нашем возрасте с сердцем можно аккуратно лечь в кровать или с давлением. С обмороком уже неприлично! – возмутилась Валя и промокнула невольно выступившие слезы уголком простыни, которой была укрыта Тереза. – Как ты меня напугала! Прежде чем падать, могла бы не только о себе подумать, как тебе хорошо будет лежать, а еще обо мне! Даже не думай больше так делать! Давай, вставай, делай свои уроки, не знаю, что хочешь. Только не смей сейчас меня подвести. Как я тут с ними одна управлюсь? Кто Алика будет учить? Ты же знаешь, я только с животными умею, а с вашими прописями не могу. Только Алику этого не говори. Он считает, что я все-все знаю. Такой умный мальчик. Спрашивает меня, как лечить курицу, если она заболела. Вот разберемся с Лялечкой и Аликом, все узнаем, убедимся, что у них все хорошо, тогда ложись в свой обморок на сколько захочешь. Слова тебе не скажу. Обещаю, даже нашатырь тебе под нос не буду пихать!

– Нет, ты все же попробуй сначала нашатырем. Вдруг я еще живая буду, а ты меня уже похоронила? – рассмеялась Тереза, но взяла руку Вали и сжала ее так крепко, как могла. – Устала я что-то. Переживаю… Боюсь я за них. Да, ты права, что-то произошло у Лены, она скрывает, не может рассказать. Но как узнать? Видишь, она закрывается сразу же. Так что давай, это ты умеешь как никто, заболтай ее своими причитаниями и выясни, что ее тревожит.

– Пробовала, – отмахнулась Валя, – она только рассказала, что они сначала жили в другом доме, у дальних родственников, но там своя семья большая, поэтому переехали сюда. Чтобы никому не быть обузой. Я спрашивала у нее телефон или адрес дяди Георгия, но она говорит, что ключи ей передал двоюродный брат. По тете Лиане. Не знаю, что и думать.

– Как зовут двоюродного брата? – уточнила Тереза.

– Тоже Алик. Так в семье всегда называли, а полного имени она не знает, – пожала плечами Валя. Мол, дело безнадежное. Алик мог быть Алексеем, Александром, Альбертом, Алибеком…

– Надо пойти на почту. Нина наверняка знает новый адрес дяди Георгия, – размышляла вслух Тереза.

– Ой, Нина только тебя послушает, ты же знаешь, она считает, что вся почта ей лично принадлежит, – отмахнулась Валя. – Мне она точно ничего не скажет. И проще Колю попросить письмо или телеграмму в городе отправить, чем к Нине на почту идти. Она сразу начнет придираться – то цифру на индексе не так написала, то адрес неразборчиво. Я все понимаю, ей не с кем после Темура поругаться, натура такая, но зачем так издеваться, а? Я ей что, каллиграфия? А как она отправила телеграмму тети Залины, ты помнишь?

Тот случай помнила вся деревня. Тетя Залина по случаю собственного юбилея – 75 лет – решила повидаться со всеми родственниками и пригласить в гости. И спросила у Нины, как лучше сформулировать приглашение, чтобы было не очень затратно – разоришься ведь телеграммы с длинным текстом отправлять на как минимум пятьдесят адресов.

– Ниночка, как лучше будет, так и напиши! – попросила тетя Залина. – Вот адреса.

Нина, недолго думая, отправила: «Приезжайте. Воскл. знак». Родственники, конечно, собрались полным составом, как и мечтала тетя Залина. Но, правда, с дресс-кодом вышла проблема – все явились на похороны, а не на юбилей. Тете Залине, к счастью, никто не сообщил, что ее уже похоронили, поэтому юбилярша решила, что черный сейчас в моде по всем случаям, раз все женщины одеты в черные платья.

Нина считала себя повелительницей звонков и писем. Могла принять телеграмму, а могла и нет. Выдать марки для конверта или сказать, что закончились. Связать с другим городом за минуту или заставить ждать несколько дней. Все терпели. После смерти мужа у Нины осталась только ее почта. Она больше не могла мучить придирками своего Темура и мучила всех остальных жителей деревни.

Многие в деревне после смерти Темура вовсе перестали ходить на почту. Все слышали, как Нина насылала проклятия на мужа, желая ему скорой смерти, и на весь род за то, что его родственники так плохо с ней обращались. Кто знает, может, ее проклятие исполнилось? Иначе как объяснить, что Темур – здоровый пятидесятилетний мужчина, любивший выпить, поесть, погулять, – вдруг начал таять на глазах. Сначала похудел на тридцать килограммов, и люди перестали его узнавать. Он вдруг превратился в свою бледную тень. Такую бледную, что ужас брал. Не человек, а призрак остался. Нина же не поседела, чего от нее все ожидали: муж так болеет, что не жилец. Не перестала ходить на работу, что тоже все ожидали: какая работа, когда муж при смерти? Она будто воспрянула, стала хорошо выглядеть, казалось, помолодела и зарядилась жизненной энергией лет на десять вперед. Изводила всех соседей, которые все еще рисковали зайти на почту и отправить открытку или письмо, чтобы правильно писали цифры индекса. По черточкам! Для чего они нарисованы? Не для красоты же! Придиралась, если на конверте пятно появлялось. В кабинке межгорода говорили чересчур громко, с точки зрения Нины, конечно же, – она больше не соединяла. Не любила, когда орут на всю почту, мешают. А то, что связь плохая, так все равно не надо кричать.

– Нина, у тебя почта или библиотека? – возмущались соседи. – Это в библиотеке надо тихо, а на почте как говорить, если ты але, але, а тебя не слышат!