Улица, на которой Хелен наконец сбавила скорость, была застроена большими и маленькими домами – несомненно, старинными, с ухоженными дворами, обнесенными каменными и металлическими оградами. Пешеходов видно не было – очевидно, что те из жителей, которые не были на работе или учебе, нашли для развлечений какое-то другое место. На одной стороне улицы линию домов нелепо нарушали две витрины. Одна принадлежала бакалейному магазину, который никак не мог сравниться с тем, что Аарон видел в городе. Другая же оказалась пабом «У Просперо», крошечным заведением с выкрашенным выцветшей черно-лиловой краской фасадом. Бар выглядел пустым, хотя внутри горел свет. Аарон подумал, что заведение явно нуждается в оживлении.

«А ты мог бы показать им, как оживить это хилое предприятие?» – ему представился ободрительный смех Марисы и согрел его, однако в то же время напряг что-то внутри, и Аарон скривился.

Тишину нарушил щелчок стояночного тормоза.

Хелен пошарила рукой и вытащила из-под заднего сиденья свою трость.

Дом, к которому они направились, оказался существенно больше остальных на этой улице, однако снаружи сей факт скрывался переплетением ветвей и кирпичной стеной, покрытой толстыми подушками мха, что свидетельствовало скорее не о почтенности, а о простом небрежении. Пока Хелен боролась с тяжелым засовом ворот, Аарон еще раз бросил взгляд в перспективу улицы: безжизненный пейзаж, тупик, куда его отправили с очевидно тупиковой миссией выполнить чужую работу. Все это грозило обернуться катастрофой, безуспешным предприятием, от которого нужно было откреститься. Аарон позволил потоку своих мыслей унести его так далеко, насколько это было возможно. Идя вслед за Хелен, он еще раз оглянулся на паб. «Просперо». Очень уместно. Кстати, единственная пьеса Шекспира, которую он никогда не понимал.

Трость Хелен оставляла небольшие углубления на увядшей траве.

Здание было построено из выцветшего красного кирпича, но когда Аарон пригляделся, то увидел то, чего было не видно с улицы: на обломанных кирпичах проступали какие-то пестроты: желтые и бледно-оранжевые потеки, зеленый мох, коричневые пятна. И такими пятнами был покрыт весь двухэтажный возвышающийся фасад. Было ясно, что этот дом старше своих почтенных товарищей, занимающих улицу, и что некогда он выглядел весьма величественно. От боковых фасадов отходили стены, увенчанные округлыми декоративными элементами, напоминающими перевернутый ананас, и расходились в стороны, словно намереваясь охватить большое пространство, но у соседских заборов обрывались, что придавало им сиротливый, заброшенный вид.

Аарон ступил на дорожку, выложенную разными по форме и цвету небольшими камнями; черные, коричневые и серые, прямоугольные и круглые, скрепленные известковым раствором, поразительно гладкие от времени – они сами по себе выдали бы древность этого здания, даже если бы не окна, что предстали взгляду Аарона. Как же называется такая форма? Заостренные, словно значок пик с игральной карты. Они словно устремлялись к небу сходящимся кверху острием. Стекла были разделены ромбическим переплетом, который так портил вид из окна. Аарону доводилось бывать в подобных домах, и когда он выглядывал наружу, ему казалось, что он смотрит сквозь тюремную решетку. Аарон до сих пор не мог привыкнуть к этой английской особенности: среди обычных жилых домов вдруг проглядывала такая седая древность, что невольно хотелось остановиться и поглазеть. В США такой дом был бы музеем. Не было ничего удивительного в том, что кому-то пришла мысль превратить здание в художественную галерею, хотя Аарон не поставил бы ни цента на успех такого предприятия. Казалось, что весь район погружен в глубокий вековой сон…

Хелен сильно стукнула дверным молотком. Через мгновение арочная дверь распахнулась, и навстречу гостям вышла привлекательная блондинка, одетая в стильное угольно-серое платье. Гладкие блестящие волосы ее были стянуты в пучок, а узкие бедра подчеркивались розовато-лиловым поясом.

«Возможно, улица не такая уж безжизненная», – подумалось Аарону. Женщина вежливо поздоровалась с Хелен.

– Бриджет Истон, – представилась она, увидев Аарона, и тот, улыбаясь, протянул руку.

В доме было гораздо прохладнее, чем думал Аарон, и пахло старой золой. Напротив входа тихонько тикал обогреватель, но все тепло, что он вырабатывал, уходило наверх в галерею. Аарон бросил взгляд на смутные очертания второго этажа: резной балкон, обрамляющий вход, широкие дверные проемы, как бы намекающие на просторные комнаты за ними.

– Очень приятно, что вы приехали, – сказала Бриджет.

Быстрым шагом она провела Хелен и Аарона через прихожую мимо картин в коробках, карточного столика с раскрытым ноутбуком и повела в глубь дома.

– Мне прямо сейчас нужно будет отъехать, – сказала хозяйка, – но вы устраивайтесь, как вам будет удобно.

В ее жестах и поведении что-то сквозило: голодная энергия под глянцевым блеском. Бриджет повернулась и одарила Аарона оценивающей улыбкой. Он заметил, как на ее лице промелькнули две мысли: он красив. И он – еврей.

Аарон снова улыбнулся хозяйке, на этот раз откровенно флиртуя. Женщина слегка покраснела, а он испытал приступ веселья… которое, впрочем, тут же потухло, как будто одержал победу, которая его не интересовала.

– На кухне есть кофе, – произнесла Бриджет. – Угощайтесь, пожалуйста.

Аарон проследовал за Хелен мимо вместительного камина, что был встроен в стену, украшенную панелями. Какие-то секции были окаймлены простыми рифлеными бордюрами, другие же украшены замысловатыми венками. В пустой комнате гулко отдавались шаги. Аарон шагнул в сторону большого дверного проема слева, за которым на второй этаж вела деревянная лестница. И тут он замер на месте. Ничто в этом здании – даже стены с некогда гигантским размахом пристроек – не могло подготовить его к такому зрелищу. Деревянное убранство лестницы было поистине роскошным. Широкие ступени обрамлялись темными резными панелями, украшенными розами, лозами винограда и корзинами с фруктами. С высоких стен на него смотрели резные ангелы, лица которых были исполнены грустной, милой, средневековой невозмутимости. А где-то на середине лестничного марша через два арочных окна лился дневной свет, настолько осязаемо ослепительный, что Аарон мог поклясться, что этот свет обладает массой. Окна, их кованые железные ручки и средники отбрасывали на резное дерево завораживающий узор чередующихся света и тени.

Хелен подняла трость в указующем жесте.

Аарон повернул голову и в углу у основания лестницы увидел щель между панелей.

Было легко понять, что здесь произошло. Электрик нашел самый простой способ добраться до пустующего пространства под лестницей, и вскрыл запертую панель. Отодвинутая в сторону, она была частично видна. Панель была простая, с желобками в торцах, а в ней виднелась маленькая замочная скважина, над которой, судя по металлическим опилкам, усердно потрудились, стараясь открыть замок.

Внутри, в полумраке виднелись бумаги.

– Ух ты! – протяжно выдохнул Аарон. – И что, вот так никто и не мог найти их раньше?

– Этому дому почти триста пятьдесят лет, – почти благоговейным голосом ответила Хелен. – Тут должно быть как минимум с полдюжины потайных шкафов, съемные панели, чтобы скрыть проходы, которые использовала прислуга, да и бог знает что еще.

Аарон согласно кивнул. Панель была совсем простой да к тому же обращена в противоположную от парадного входа сторону и вряд ли могла привлечь чье-нибудь внимание, учитывая общее великолепие лестницы.

– Судя по всему, – продолжала Хелен, – у покойной тетушки тут стоял вон тот пристенный столик, – она указала на небольшой старинный столик под маленьким окошком в углу. – Причем, вполне возможно, его туда поставили еще ее родители или даже дед с бабкой.

– И все же, – не унимался Аарон. – За триста пятьдесят лет никому не пришло в голову попытаться вскрыть замок?

– А как часто вы обращаете внимание на то, что у вас постоянно находится под носом? – резковато переспросила Хелен.

Ее голос замер в наступившей тишине. Аарон и в голову брать не стал откровенный вызов. Было в нем что-то такое, что выводило из себя некоторых людей, как правило, женщин. Его это веселило.

Впрочем, он и сам понимал, как панель простояла невскрытой три с половиной сотни лет. Достаточно нескольких неудачных попыток, и энтузиазм мог угаснуть. Тем более если не было ключа, и никому не приходило в голову, что за этой дверцей может быть что-нибудь стоящее. Время и История идут своим чередом, но человеческая натура неизменна.

Аарон опустился на колени перед проемом размером фут на два. Внутри находились аккуратно уставленные бумагами полки. Это был настоящий архив в миниатюре: кожаные корешки томов идеально выровнены с разрозненными листами рукописей. Аарон подался ближе.

Пергаментные переплеты с крупными буквами вровень с подшитыми страницами. Кое-где виднелись сломанные и раскрошившиеся печати коричневого и красного цвета. Мечтал ли он когда-нибудь увидеть подобное? Аарону казалось, что да. Словно сквозь века до него долетело послание: «Вот оно! Я оставил это для тебя!» Древняя библиотека как будто прорвалась в настоящее, в жизнь самого Аарона Леви, не понимавшего до последнего момента, как же это ему нужно.

Он протянул руку к манускриптам.

– Руки сначала помойте! – рыкнула на него сзади Хелен.

Он не смог заставить себя взглянуть ей в глаза. За обшитой панелями дверью ему удалось найти ванную комнату, выкрашенную в зеленый цвет. Когда он вернулся, Хелен сидела точно на своем месте, даже не попытавшись достать бумаги. В промежутке между рукописями примостился одинокий листок.

– Возьмите его, – велела Хелен.

Аарон не мог понять, почему она сама не взяла лист. Что, снова проверка? Если Хелен вообразила себе, что он и дальше будет терпеть подобное, то ничего хорошего из такого сотрудничества не выйдет. На мгновение он встретился с Хелен взглядом. Синие васильковые глаза. Ровные черты лица, бледный английский оттенок кожи. Полное отсутствие каких-либо признаков эмоций.

Аарон протянул руку по направлению к лестнице и остановился. Приложив ладонь к сплошной стене слева от себя, он проверил, твердо ли стоит на ногах. На какое-то мгновение он почувствовал тревогу из-за ужасающего веса собственного тела, словно боялся оступиться и упасть на хрупкие бумаги, что хранили в себе давно угасшую жизнь. Но секунду спустя Аарон отринул наваждение и тотчас же стал придумывать, как бы описал произошедшее Марисе.

«Бумаги уложены идеально аккуратно, – начал бы он. – Как будто кто-то приготовил нам подарок».

Он потянулся к полкам и осознал, что его рука – первая человеческая рука, которая дотронется до этих бумаг спустя триста пятьдесят лет. Коснулся одинокой страницы. Бумага на ощупь оказалась шероховатой, но не ломкой. Вытащив со всеми предосторожностями листок, Аарон увидел, что это письмо, написанное на португальском языке. Прочитал дату: хешван, 5420 год. Перевел на современное летоисчисление: октябрь тысяча шестьсот пятьдесят седьмого. Приветствие гласило: «Почтенному Менассии бен-Исраэлю». Почерк был довольно выразительный и смотрелся красиво и решительно на розоватой странице.

Письмо было от имени Га-Коэна Мендеса, как и то, о котором ранее говорила Хелен. По ее указанию Аарон положил листок на пристенный столик, приютившийся у маленького окна – скромного родственника огромных окон этажом выше. Но когда Аарон придвинул поближе один из расшатанных древних стульев Истонов, Хелен остановила его:

– И ту книгу тоже.

Вернувшись к хранилищу, он потянул на себя том в жестком кожаном переплете, который лежал под листом. Книжка оказалась тонкой, с тускло-фиолетово-черным крапчатым обрезом и сильно потертой.