Пожав плечами, мама закрывает дверь, а я выдыхаю, стараясь утихомирить разгулявшееся сердцебиение. Опять чуть не влипла! Заметь она испорченные джинсы, то допрос начался бы такой, что сотрудники ФСБ могли бы у нее поучиться. А мне и ответить-то ей нечего. У самой сплошные вопросы и никаких ответов. Но сейчас мне приходится побывать на заочном допросе от Сони. Она прислала мне с десяток сообщений. Где я? Почему ушла? Почему ей ничего не сказала? И как сильно на нее еще обижаюсь?

Переодевшись в футболку и домашние штаны подлиннее, чтобы скрыть свое колено, я заваливаюсь на кровать и закутываюсь в плед. Начни я рассказывать Трофимовой в сообщениях, почему сбежала с пар, в покое она меня не оставит. Ей всегда нужны все подробности, а сейчас я не хочу даже вспоминать то, что произошло со мной сегодня в раздевалке, и уж тем более облекать в слова. Я снова отвечаю односложно:

«Все нормально, приболела, завтра поговорим».

Но кое-что из произошедшего в раздевалке все равно мельтешит у меня в голове. И до самого вечера не отпускает. Так и вертится вопрос: он это был или нет? Если подумать, то какая мне разница? У богатых же свои развлечения. Но только то, что я видела там, на ринге… Разве можно это назвать развлечением? Тот парень лежал без движения и в крови. Может, он вообще… уже того…

От этой мысли меня передергивает. То место – сборище бешеных маргиналов. Что вообще там мог делать тот, чей папа – большая шишка? А что, если мне все же показалось? Можно же просто сделать татуировки, скопировав их из интернета. Вдруг это тот самый случай? Только вот почему-то образы Тимура и того зверя на ринге в моей голове совпадают.

И во мне крепнет глупое, спонтанное решение по возможности еще раз рассмотреть Горина со спины. От этой мысли у меня по коже сразу ползут мурашки, и я даже утыкаюсь носом в подушку. О чем я думаю! Не пойду же опять в мужскую раздевалку! Да и в универе пялиться на Горина – это не выход. Но моя рука нащупывает валяющийся в складках покрывала телефон. Ведь можно посмотреть на Тимура так, что он и не узнает об этом.

Страничка в социальных сетях. Она есть у него точно. Куда-то же он должен выкладывать фото с дорогими машинами и курортами. И, пока вбиваю в новостной группе нашего университета запрос «Тимур Горин», чувствую, как опять становятся горячими щеки. «Я просто успокою свою паранойю. Ничего такого», – уговариваю сама себя.

Как только нахожу в подписчиках группы Горина, на меня накатывают те же ощущения, что и сегодня в раздевалке: стыдно и горит где-то между ребер. Мне больше не лежится на подушке. Я сажусь на кровати, поджав колени к груди. Едкое чувство любопытства, смешанное со страхом, перевешивает.

А если вчера я видела, как Тимур Горин убил человека? Стала свидетелем убийства? И я даже не знаю, что хуже. Это или то, как мне завтра появиться в академии после выходки Полины? Но все равно решаюсь нажать на аккаунт Горина. Страница загружается

мгновенно, и я, затаив дыхание, уже скольжу взглядом по ее содержимому.

Я была права. Фото каких-то дорогих автомобилей, яхт, короткие видео из клубов. Правда, не из такого, в котором я была вчера. Но самого Горина почти нет на фото. А те, на которых есть, никаких ответов мне не дают. В основном на всех снимках он стоит вполоборота. И всегда в черных джинсах и черном худи, а на голову почти до самых бровей накинут капюшон.

Близко Тимур запечатлен на фото лишь единожды. Его глаза смотрят прямо из-под того же черного капюшона, а к приоткрытым губам поднесена зажженная сигарета. Она зажата длинными пальцами. И вся тыльная сторона ладони с выступающими костяшками забита татуировками. Горин смотрит с этого фото так, словно знает, зачем я пришла на его страницу.

Взгляд зелено-карих глаз словно спрашивает через экран: «Ну что? Нашла ответы на вопросы?» Закусываю нижнюю губу. Не нашла. Но не оставляю попыток. Касаюсь двумя пальцами дисплея, разводя их в стороны, собираясь увеличить часть фото с татуированными костяшками пальцев. А вдруг там видны какие-то следы от драк? Но долбаный старый телефон! Зависнув на секунду, он отвисает в самый неподходящий момент и вместо того, чтобы приблизить изображение, ставит лайк на фотографию.

У меня сердце ныряет в желудок, становясь холодным комком. Несколько секунд испуганно пялюсь на сердечко под постом, подсвеченное красным. Твою мать! В панике ударяю по экрану большим пальцем. Хочу отбить этот чертов лайк обратно, но мой смартфон виснет. Снова и снова тычу в экран:

– Ну давай, – прошу мобильный сдавленным шепотом.

И все становится еще хуже. Телефон отвисает и просто несколько раз повторяет процедуру «убрать – поставить – убрать лайк» подряд. Откидываю мобильный на кровать и накрываю его подушкой. Господи, я дура! У меня ведь на странице отображаются фамилия, имя и даже фото имеется. Я там с котом маминой подруги возле новогодней елки. Все, на что я могу надеяться, – это что Горину прилетают ежесекундно десятки лайков от поклонниц и мой он даже не заметит. А если он все-таки заметил?

Я издаю стон и падаю лицом в подушку. Боже, пошли мне простуду, чтобы я могла и дальше не вставать с кровати. Но слышу лишь голос мамы из глубины квартиры:

– Аня! Иди все-таки поешь!

ГЛАВА 8

Никакой простуды и даже легкого чиха. Утром следующего дня у меня нет ни малейшего повода, чтобы остаться дома. Разве что соврать и имитировать болезнь, но мама-то сегодня выходная. Поэтому порог академии я переступаю со жгучей потребностью в груди сбежать отсюда. У меня начинается не то мания величия, не то параноидальный приступ.

Что может так активно обсуждать стоящая у расписания группа незнакомых мне девчонок? А если меня? А вот компания старшекурсников, спускающихся по лестнице. Не просто так же они сейчас громко засмеялись, стоило мне только появиться на горизонте? Или парень в очках, что идет мне навстречу, глядя в телефон. Почему он так улыбается экрану? Может, Полина что-то скинула обо мне еще и в анонимный чат по типу «Подслушано в академии»?

Я присматриваюсь и прислушиваюсь ко всему, что окружает меня, пока плетусь по коридору к нужной аудитории. Все жду, когда откуда-нибудь из-за угла появится Петрова со своей свитой и все уже в открытую начнут тыкать в меня пальцем.

В таком стрессе я дохожу до аудитории, где должна проходить первая пара. И там опять у закрытых дверей толпятся мои одногруппники. Нервы вот-вот

зазвенят от напряжения, когда приближаюсь к группе и ловлю на себе косые взгляды нескольких девчонок. Я бросаю им краткий приветственный кивок, а они сразу принимаются шушукаться. Ясно. Можно и к гадалке не ходить. Мои ладони неосознанно сильнее сжимают лямку рюкзака. Но я с каменным лицом прохожу мимо.

А может, у меня просто повышенная мнительность и девчонки смотрели на мою фланелевую рубашку в клетку и потертые джинсы. Просто им понравился мой «модный» прикид. И дело вовсе не в Петровой и ее грязных сплетнях. Осторожно озираюсь по сторонам, ища в толпе студентов что-то яркое и блестящее по имени Полина. Правда, взгляду не за что зацепиться. Похоже, Петровой здесь нет. Как и Жени. Но облегченно выдыхать еще боюсь. Возможно, они, как всегда, опаздывают.

– Аня! – слышу голос Сони, а потом вижу за спинами своих одногруппников машущую мне руку: – Я здесь! – зовет Трофимова.

Протиснувшись вперед, нахожу ее сидящей на подоконнике.

– Ты пришла! – Радостная Соня как ни в чем не бывало сгребает меня в объятия и приветственно чмокает в щеку. – Как себя чувствуешь?

– Уже лучше, – отвечаю подруге, когда та выпускает меня, и тоже присаживаюсь на подоконник рядом.

На какие-то мгновения между нами возникает ощутимая неловкая пауза. Еще бы ей не быть после того казуса с адресом.

– А-а-ань… – Соня нарушает молчание первой, потупив взгляд. – Мир? – И неожиданно протягивает мне плитку молочного шоколада с мармеладом. Моего любимого, кстати.

И пускай я все еще где-то внутри себя немного злюсь на Соньку, но этот жест с шоколадкой…

– Мы не ругались, – улыбаюсь уголками губ и забираю плитку шоколада из рук подруги.

– Мне стыдно, правда. – Она наконец поднимает на меня глаза. Виноватые-превиноватые.

– Мир, – дружелюбно вздыхаю я, но на всякий случай в предупредительном жесте поднимаю указательный палец. – Только больше ни на какие квесты ни в какие клубы я не поеду. Даже не уговаривай.

– Но в следующий раз мы можем сразу поехать вместе…

– Сонь! – Я строго зыркаю на нее, нахмурившись.

– Молчу! – Она тут же зажимает себе рот ладонью и действительно молчит. Но всего пару секунд.

А потом Соня возвращается к своему обычному амплуа болтушки:

– А ты вчера ушла с пар из-за Петровой?

Из моих легких вырывается тяжелый выдох. Значит, курва все же успела ляпнуть об этом своим гадким языком. Скрывать это от Сони не имеет смысла. Я рассказываю ей о вчерашнем инциденте, и даже сейчас во рту пересыхает от воспоминаний. Правда, я опускаю некоторые подробности. Например, как рассматривала татуировки Горина – я вообще не упоминаю имен лиц из мужской раздевалки. Лишь обобщаю, что туда ввалились парни, потом преподаватель и я позорно сбежала.

– Вот сучка драная, – зло шипит Соня. – Ты почему мне ничего не рассказала сразу? Я бы ей еще вчера по кукольной роже заехала. И вообще, чего ты сама ей в волосы не вцепилась?!

– Ну, во-первых, это не тебя вчера приперли совершенно голую к стенке. А во-вторых, дракой проблемы не решаются. Ударю я ее – она меня в ответ… Что изменится? – говорю я, пожимая плечами. – Петрова поумнеет?

– Да ей давно пора тумаков отвесить.

– Если не реагировать на провокации, то провокатор рано или поздно потеряет к этому интерес сам, – уверенно заявляю я. – Это же простая психология.

Правда, на всякий случай еще раз настороженно кошусь на своих одногруппников. Ищу взглядом какие-нибудь яркие пятна, что могут ознаменовать появление здесь Петровой и Красно. Но от поисков меня отвлекает дребезжание стекол. И такое сильное, что эта вибрация проходит по самому подоконнику и по моей пятой точке.

Мы с Соней удивленно переглядываемся, а потом одновременно смотрим в окно. Со второго этажа открывается отличный обзор на парковку у стен академии, где красуются две припаркованные иномарки. Обе черные, огромные, отполированные так, что от бликов хочется щуриться. А из недр одной из них слышится сумасшедший грохот музыки.

– Понторезы, – цокает Соня.

– А кто это? – интересуюсь я, но ответ появляется перед моими глазами сразу же.

Из машины, в которой грохочут басы, вываливаются трое парней. Мне тут же хочется отпрянуть от окна, и поскорее. В одном из них я узнаю того худощавого брюнета, что размахивал вчера передо мной своим членом. Фу. Благо сейчас он не расхаживает по улице в чем мать родила. Хоть бы с ним вообще никогда не пересекаться. Надеюсь, этот урод не обладает фотографической памятью на лица. Еще от него мне не хватало усмешек в спину. А вот из второй машины выходит Горин. И желание отодвинуться

поскорее от окна сменяется таким тянущим ощущением в груди. Я не могу удержаться от того, чтобы не уставиться на Тимура через дребезжащие стекла. Одетый снова во все черное – худи, джинсы, кожаную куртку, – он чуть ли не сливается со своим внедорожником. Его спасают лишь белоснежные кроссовки.

– Так это Горин и компания, – усмехается Соня.

– Понятно… – отстраненно произношу я, нервно поерзав на вибрирующем от басов подоконнике.

– Эх, мне бы такую машину. Не хочу ездить на маршрутках, – вдруг тоскливо тянет Соня.

– Нужны родители-бизнесмены, – по-прежнему безучастно отвечаю я, потому что мой взгляд не отрывается от Горина.

Смотрю, как он подходит к своим пацанам и обменивается с каждым крепким рукопожатием.