– Если хочешь остаться у нас, постарайся не забывать, – предупредила Марилла. – Ну вот так лучше. А теперь помолись на сон грядущий и ложись в постель.

– Я никогда не молюсь, – заявила Энн.

Марилла посмотрела на нее с ужасом и изумлением.

– Что ты говоришь, Энн? Разве тебя не учили молиться? Бог хочет слышать молитвы маленьких девочек. Разве ты ничего не знаешь о Боге?

– Бог – это дух, бесконечный, вечный и неизменный в проявлениях мудрости, силы, святости, добра и истины, – бойко, без запинки отбарабанила Энн.

Марилла с облегчением вздохнула.

– Значит, ты все-таки что-то знаешь! К счастью, не совсем язычница. Где тебя этому научили?

– В воскресной школе при приюте. Там хотели, чтобы мы знали весь катехизис. Мне это нравилось. Как великолепны эти слова – «бесконечный, вечный и неизменный»! Грандиозно! Словно звучит большой орган. Это не совсем поэзия, но что-то очень близкое, правда?

– Сейчас мы говорим не о поэзии. Речь идет о том, что тебе нужно молиться. Да будет тебе известно, что пропускать вечернюю молитву страшный грех. Боюсь, ты очень плохая девочка.

– Если у тебя рыжие волосы, легче быть плохой, чем хорошей, – с укоризной произнесла Энн. – Тот, кто не родился рыжим, никогда не поймет, какое это несчастье. Миссис Томас сказала, что Бог специально наградил меня рыжими волосами, и тогда я перестала о Нем думать. Кроме того, я так уставала к ночи, что мне было не до молитв. От того, кто ухаживает за близнецами, трудно ждать другого. А вы как думаете? Скажите откровенно.

Марилла решила, что нужно немедленно заняться религиозным просвещением Энн. Нельзя было терять ни минуты.

– Пока ты находишься под моей крышей, Энн, ты должна читать молитвы.

– Конечно, если вы так хотите, – радостно согласилась Энн. – Я сделаю, что угодно, чтобы доставить вам удовольствие. Только скажите, что нужно говорить. Когда лягу в постель, я придумаю по-настоящему хорошую молитву и буду всегда читать ее перед сном. Сейчас, когда такое пришло мне на ум, думаю, это будет даже интересно.

– Молитву читают, стоя на коленях, – смущенно проговорила Марилла.

Энн послушно опустилась на колени и серьезно посмотрела на женщину.

– Почему надо читать молитвы, обязательно стоя на коленях? Хотите, скажу вам, чтоб я сделала, если бы захотела молиться? Я вышла бы из дома одна и встала посереди широкого поля или углубилась в дремучий лес и там воздела бы глаза ввысь – высоко-высоко, – в чудесную небесную синеву, которой конца и края нет. И тогда почувствовала бы приближение молитвы. Теперь я готова. Что нужно говорить?

Марилла смутилась еще больше. Она намеревалась научить Энн традиционной детской молитве – «Боже, я отхожу ко сну…», но, как уже говорилось, ей было не чуждо чувство юмора. Она понимала, что сейчас заучивание молитвы неуместно. И тут ее осенило, что эта короткая и наивная детская молитва, сокровенная для детишек в белых ночных рубашках, лепечущих ее у материнских коленей, совершенно не подходит для этой веснушчатой колдуньи, которая ничего не знает о Божьей любви, потому что не получила любви человеческой.

– Ты достаточно взрослая, чтобы молиться сама, – проговорила наконец Марилла. – Просто поблагодари Бога за все его милости и смиренно попроси о том, чего хочешь.

– Хорошо. Я постараюсь, – пообещала Энн, зарывшись лицом в колени Мариллы. – Милосердный Отец Небесный – так говорят священники в церкви, значит, и в моей молитве можно – так ведь? – и она вопрошающе подняла голову. – Милосердный Отец Небесный, благодарю Тебя за Белый Путь Блаженства и за Озеро Мерцающих Вод, и за Красулю, и за Снежную Королеву. Я так благодарна Тебе за все Твои благодеяния, которые сейчас пришли мне на ум. А если говорить о том, чего я хочу, всего не назвать – желаний так много. Поэтому назову только два, самые важные. Позволь мне остаться в Зеленых Крышах, и еще – сделай так, чтобы я стала красивой, когда вырасту. С уважением, Энн Ширли.

Я правильно все сделала? – нетерпеливо спросила она, поднимаясь на ноги. – Если б у меня было больше времени подумать, я бы выразила свои мысли гораздо изящнее.

Бедная Марилла чуть не грохнулась в обморок от такой немыслимой молитвы, но, вспомнив о духовном невежестве девочки, поняла, что непочтительной та быть не намеревалась. Она уложила Энн в постель, мысленно поклявшись, что на следующий день научит ее правильно молиться. Когда Марилла со свечой выходила из комнаты, девочка позвала ее.

– Я сейчас вот о чем подумала. Наверное, мне, вместо «с уважением», надо было сказать «аминь»? Ведь священники так говорят. Я про это забыла, но чувствовала, что в конце молитвы надо добавить что-то еще. Как вы думаете, это важно?

– Не думаю, – сказала Марилла. – А теперь будь паинькой и засыпай. Спокойной ночи.

– Сегодня я могу сказать «спокойной ночи» с чистой совестью, – отозвалась Энн, уютно зарываясь в мягкие подушки.

Марилла вернулась на кухню, поставила свечу на стол и посмотрела на Мэтью.

– Вот что я скажу тебе, Мэтью Катберт… Пришло время всерьез заняться этим ребенком и научить ее уму-разуму. Энн почти язычница. Только представь себе – до сегодняшнего вечера она ни разу не молилась! Завтра отведу ее к пастору и попрошу детский молитвослов – вот что я сделаю. Как только я сошью ей подходящую одежду, она начнет ходить в воскресную школу. Похоже, меня ждут изрядные хлопоты! Но, видно, иначе нельзя жизнь прожить. Похоже, до этого времени я не знала забот, но теперь мое время пришло, и надо постараться не ударить в грязь лицом.

Глава 8
Воспитание Энн начинается

По причинам известным только ей, Марилла до полудня следующего дня не говорила Энн, что ее оставляют в Зеленых Крышах. С утра она загрузила девочку разными делами и внимательно следила за тем, как та с ними справляется. К полудню Марилле стало ясно, что Энн ловкая и послушная, не ленится и легко обучается. Единственный ее серьезный недостаток заключался в том, что во время работы она могла погрузиться в мечты и забыть обо всем на свете. Тогда только резкий оклик или непредвиденная случайность возвращали ее на землю.

Закончив мыть посуду после обеда, Энн повернулась к Марилле с выражением отчаянной решимости на лице – в страхе услышать жуткий приговор. Худенькое тело сотрясала дрожь, лицо пылало, зрачки расширились, от чего глаза стали почти черными. Крепко сжав руки, она произнесла умоляющим голосом:

– Мисс Катберт, прошу вас, скажите, какое вы приняли решение. Все утро я старалась быть терпеливой, но чувствую, что не могу больше оставаться в неведении. Это непереносимо. Пожалуйста, скажите.

– Ты не прополоскала кухонное полотенце в чистой горячей воде, как я просила, – невозмутимо проговорила Марилла. – Прежде, чем задавать вопросы, пойди и сделай это.

Энн послушно взялась за полотенце и сполоснула его. Потом снова повернулась к Марилле с мольбой во взгляде.

– Ну что ж, – начала Марилла не в состоянии найти повод, чтобы уклониться от ответа. – Мы с Мэтью приняли решение оставить тебя при условии, что ты будешь хорошей, послушной девочкой, которая ценит заботу о себе. Что такое? Что с тобой, Энн?

– Я плачу, – растерянно произнесла Энн. – Сама не знаю почему. Я так рада. Рада – это слово не передает всех моих чувств. Я радовалась Белому Пути и цветущей вишне – но это другое. И оно больше радости! Я так счастлива! Я буду стараться изо всех сил быть хорошей. А это нелегкая задача. Миссис Томас часто говорила, что я очень плохая девочка. Но я сделаю все, что смогу. Только не пойму, почему я плачу?

– Думаю, ты очень взволнована – просто не в себе, – с неодобрением сказала Марилла. – Сядь на стул и успокойся. Боюсь, ты легко переходишь от слез к смеху. Да, ты можешь остаться, и мы постараемся хорошо воспитать тебя. Ты пойдешь в школу. Правда, до конца учебного года осталось всего две недели – нет смысла торопиться. Начнешь учиться в сентябре, когда кончатся каникулы.

– Как мне вас называть? – спросила Энн. – По-прежнему, мисс Катберт? Или можно тетя Марилла?

– Нет. Называй меня Марилла. Я не привыкла, чтобы ко мне обращались мисс Катберт. Это меня раздражает.

– Но просто Марилла звучит неуважительно, – запротестовала Энн.

– Ничего подобного. Если произносить имя с уважением, не будет никаких проблем. Все в Эйвонли, независимо от возраста, зовут меня Марилла – кроме священника. Он называет меня мисс Катберт.

– Мне бы очень хотелось называть вас тетя Марилла, – мечтательно произнесла Энн. – У меня никогда не было тети – и вообще никаких родственников, даже бабушки. Тогда я почувствовала бы, что действительно являюсь членом семьи. Разрешите называть вас тетя Марилла!

– Нет. Я не твоя тетя. Не думаю, что будет правильно называть людей теми, кем они не являются.

– Мы могли бы вообразить, что вы моя тетя.

– У меня не получится, – мрачно проговорила Марилла.

– Вы что, никогда не представляете вещи не такими, какими их принято считать? – спросила Энн, раскрыв глаза от удивления.

– Никогда.

– Ох, – печально вздохнула Энн, – как много вы теряете, мисс… Марилла!

– Я не вижу смысла давать вещам другие имена, – возразила Марилла. – Когда Бог даровал нам жизнь, Он не думал, что мы захотим в ней что-то менять. И это навело меня на мысль… Энн, пойди в гостиную – только, смотри, не натопчи там и мух не напусти – и возьми цветную открытку с каминной полки. На ней текст Молитвы Господней. Сегодня днем улучи время и начни учить ее наизусть. Чтоб я больше не слышала той молитвы, какая звучала из твоих уст вчера.

– Наверно, она действительно была нескладная, – попыталась оправдаться Энн, – но у меня совсем нет опыта. Нельзя ожидать, что человек, который прежде ни разу не молился, сделает это хорошо. Вчера, лежа в постели, я придумала (как вам и обещала) замечательную молитву. Она была почти такая же длинная, как у священника, и очень поэтичная. И что вы думаете? Проснувшись утром, я не помнила ни единого слова. Боюсь, больше мне не удастся сочинить ничего подобного. Когда пытаешься что-то повторить, ничего хорошего не выходит. Вы обращали на это внимание?

– Я советую тебе, Энн, вот на что обратить внимание – сразу исполняй мои требования, а не стой истуканом и не вступай в спор. Иди и сделай то, что тебя просят.

Энн стремглав бросилась в гостиную, но обратно не вернулась. Прождав ее минут десять, Марилла отложила вязание и с недовольным видом пошла за девочкой. Энн неподвижно стояла перед картиной, висевшей на стене между окнами. Мечтательная дымка заволокла ее глаза. На девочку из сада падал, проходя меж яблонями и виноградными лозами, бледно-зеленый свет, озаряя маленькую фигурку неземным сиянием.

– О чем ты задумалась, Энн? – окликнула ее грозно Марилла.

Энн вздрогнула и вернулась с небес на землю.

– О ней, – указала она на довольно удачную репродукцию картины «Христос, благословляющий детей». Я представила себя среди детей – вон той девочкой в голубом платье. Она стоит в стороне, как будто у нее никого нет – как и у меня. И выглядит такой одинокой и печальной, правда? Думаю, у нее нет ни отца, ни матери. Она хочет, чтобы ее тоже благословили. И стоит на отшибе, чтобы ее никто не заметил, кроме Него. Мне словно передаются ее чувства. Сердце учащенно бьется, руки похолодели – как у меня, когда я спросила у вас, могу ли остаться. Девочка боится, что Он не заметит ее. Но Он ведь заметит, как вы думаете? Я пыталась представить, как это произойдет. Она потихоньку приближается к Нему, пока не оказывается совсем рядом. И тут Он видит девочку и кладет руку на ее голову. И какая же радость охватывает ее! Жаль, что художник изобразил Его таким печальным. Почему-то на всех картинах Он такой, вы замечали? Но я не верю, что Он действительно так выглядел, иначе дети боялись бы Его.