– Мне известно, что государь не желает, чтобы армия обладала неограниченными силами, – так он сможет гарантировать их покорность трону. Но вот если бы под вашим личным контролем находились пара-тройка человек? А еще лучше заиметь артефакт, который можно использовать для ваших собственных нужд, на то, что произойдет лишь по вашей воле.

Гао Цю хмыкнул на это:

– Эти безрукие армейские шлюхины дети! Я их послал за камнями гунши^[15], а они умудрились половину растерять.

Сердце Цай Цзина подпрыгнуло, хотя он ничем не выдал этого. Гао Цю разыскивал камни гунши!

Разве можно было о таком так просто проболтаться? Нынче принято насмехаться над божьими зубами, считать их бесполезными дешевыми уловками, пригодными разве что для уличных боев. Но раз Гао Цю намеренно послал людей на такое абсурдное задание, значит, возжелал обладать хотя бы толикой могущества сего артефакта. Цай Цзин мысленно отругал себя за то, что раньше не выведал этого. Этот никчемный, гнусный человечишка вот-вот станет важной фигурой в его игре.

Он старался удержать на лице спокойное выражение.

– Вы наверняка стали бы достойнейшим обладателем божьего зуба, – пробормотал он. – Не думаю, что кто-то лучше справился бы с этой ролью.

Гао Цю слегка фыркнул, но лишь для вида. Он хотел этого. Жаждал, вопреки всем существующим приличиям.

Цай Цзин был почти уверен, что причиной громких заявлений о бесполезности божьих зубов являлось не отсутствие в них реальной силы, а неспособность власть имущих воспользоваться ими. Их отбирали у законных владельцев – порой так и случалось, когда кто-то особо безрассудный рисковал связываться с хранителем божьего зуба, но это заканчивалось лишь тем, что артефактов, обладающих силой, становилось меньше. Божий зуб всегда знал, каким образом он попал в чужие руки. Знал и принимал собственное решение по этому поводу.

С которым даже сам император ничего не мог поделать. Он, Сын Неба, десять тысяч лет жизни ему, пусть имел более дюжины артефактов, но все они были в основном мелкими и бесполезными. Наверняка они просто поколениями передавались как дань уважения и потеряли всю жизненную силу. Но об этом никто не осмеливался заикаться.

Единственным среди высших чиновников, у которого имелся божий зуб в качестве фамильной ценности, был военный министр, непосредственный начальник Гао Цю. На самом деле Цай Цзин думал, что министр Дуань добился своей должности именно благодаря наличию у него этого артефакта, пусть в нынешнюю прогрессивную эпоху тот и считался бессмысленной побрякушкой. Министр и вправду слыл неплохим генералом, но для подобного поста военная доблесть не входила в главные составляющие… А уж политической смекалкой министр Дуань был обделен настолько, что даже не удосужился выслуживаться перед Цай Цзином так, как следовало бы, что немного удивляло и более чем немного раздражало.

Если Гао Цю завладеет божьим зубом, да еще и более мощным, чем у министра, то… Не то чтобы Цай Цзин предпочел Гао Цю в качестве военного министра, но им было легко манипулировать. И для Цай Цзина это будет лишь первым шагом.

– Давеча я решил заняться исследованиями в этой области, – продолжил Цай Цзин в медитативной манере. Как будто невзначай, словно речь шла об ученом любопытстве, а не о судьбе всего сущего. – Я думал приберечь это для армии, для блага Великой Сун, но если в этом действительно нет никакой необходимости, тогда мне следует поделиться этим знанием с вами. Видите ли, я выяснил, что найти божий зуб или взять его у предыдущего владельца – не единственные способы, как его можно заполучить, – на этом он выдержал паузу, интригуя. – Я уверился, что божий зуб можно создать.

Гао Цю тут же выпрямился, словно гончая, взявшая след.

– Это стало бы грандиозным научным исследованием, для которого, возможно, потребовался бы камень ученого, как вы сами находчиво предположили, – умасливал его Цай Цзин, настойчиво избегая темы аньфэньского инцидента и его последствий. – Задумайтесь только. Если нам удастся создать божий зуб, да еще и могущественнее любого, какой только видел этот свет, который превратит своего владельца в бога… Божий зуб, не найденный кем-то и не имевший хозяина. Если вы только смогли бы убедить его величество выделить ресурсы для проведения такого исследования… и позволили бы мне помочь вам преуспеть в этом, командующий Гао. И тогда вы развеете глупые страхи этого старика, если обретете столь великую мощь для нашего государства, никто не осмелится чинить нам проблемы.

Добейся, наконец, Цай Цзин благословения императора, это стало бы самым крупным прорывом, на который он только был способен. Будь у него средства государственной казны и подходящая рабочая сила, ну и Гао Цю в качестве инструмента в его руках.

Судьба империи должна быть под защитой.

Цай Цзин забыл упомянуть, сколь безрассудным может стать участие в подобном опыте. Люди в Аньфэне, пытавшиеся привлечь потустороннюю силу, погибли в мгновение ока, а их души и разум были поглощены. Разумеется, Цай Цзин собирался рассказать об этом, но не его вина, что привлекательная мощь божьего зуба настолько вскружила голову Гао Цю, что тот и не подумал задать очевидные вопросы. Он был слишком очарован, да еще и слишком самонадеян, чтобы поинтересоваться, почему же Цай Цзин не приберег эту силу для себя.

Гао Цю сжал кулаки перед собой, будто бы мог дотянуться и придушить ту женщину, на которую затаил глупую обиду.

– Каждого раздавлю, кто осмелится мне дорогу перейти. Выпьем за это. Надо позвать слуг, пусть вина принесут.

– Я буду чай, – кисть Цай Цзина соскользнула со страницы, завершив последний штрих. Иероглифы старинного изречения сияли гармоничным совершенством: «Внутренняя безмятежность есть ключ к великому успеху».

А теперь следовало притвориться благодарным Гао Цю за то, что он уважил чаяния старика.

На счастье, лесть и подхалимство не отняли у него много времени, скоро слуга возвестил о солдате, что приходил с докладом ранее. Незадачливый гонец вошел в кабинет Цай Цзина и встал перед ними достаточно близко, чтобы соблюсти дворцовый этикет, но вне зоны досягаемости возможного удара Гао Цю. После он отвесил обоим низкий поклон.

– Советник Цай Цзин, командующий Гао Цю, охранники привели госпожу Лу Цзюньи, как вы велели. Взять ее под стражу?

– Нет, – ответил Цай Цзин так быстро, словно это было нечто очевидное и само собой разумеющееся. Кажется, он вспомнил, что именно из написанного этой женщиной он читал… – Командующий всего лишь желает задать ей пару вопросов. Пропустите ее.

Двое охранников провели госпожу Лу в кабинет. Хоть они не связывали ее, не применяли к ней насилие – да и не посмели бы, при ее-то положении, – та все же источала недовольство. Пусть она и вела себя, как полагается женщине при власти и деньгах, но ее лицо, ее движения выдавали, что в ее голове таились мятежные мысли.

Она ставила себя выше законов Великой Сун.

Высокомерие. Цай Цзин вполне мог за это ухватиться. Она должна быть благодарной за то, что с ней так вежливо обходятся.

– Ты, – прорычал Гао Цю. – Ты ведь дружбу водишь с Линь Чун. Где она?

Лу Цзюньи глубоко поклонилась, но падать в ноги не стала, как подметил про себя Цай Цзин.

– Командующий, небесами клянусь, я понятия не имею, – отпиралась она. – Последнее, что мне довелось слышать, это то, что она отправилась в Цанху по вашему приказанию. Насколько мне известно, она намеревалась честно отбыть наказание как верный подданный нашего государства.

– Да что ты?! Как бы не так! – выкрикнул Гао Цю ей прямо в лицо. Позволять ничтожной букашке иметь над собой власть было непозволительно, но он никогда не задумывался о таких вещах.

Гао Цю быстро, точно змея, вытянул руку, схватил Лу Цзюньи за волосы и дернул назад, вынудив ее запрокинуть голову к резному потолку.

– Говори, что тебе известно? Ты или сама ей помогла сбежать, или знаешь, кто помог. Отвечай же!

У госпожи Лу сбилось дыхание, но она быстро взяла себя в руки.

– Клянусь вам, если бы наставник по боевым искусствам Линь Чун рассказала мне, что собирается бежать, я тотчас же отговорила бы ее от этого шага. И убедила бы принять наказание, на которое ее осудили…

– Отговорили бы ее? Разумеется, вы хотели сказать, что еще и судье о ней доложили бы, – любезно подметил Цай Цзин.

В тот момент, когда Лу Цзюньи перевела взгляд от хватки Гао Цю к нему, Цай Цзин все понял. Ей, конечно, было кое-что известно о побеге подруги, однако она отказывалась раскрывать это. Или даже если она не знала, то по крайней мере подозревала о чем-то.

Замечательно. Цай Цзина ни капли не волновала одержимость Гао Цю какой-то женщиной, которая унизила его… но вот тайны, тайны его увлекали. И разгадка секрета, который скрывает госпожа Лу, будет идеальным завершением этого дня.

– Быть может, следует позволить госпоже Лу официально отречься от подруги, – предложил он. – А мы были бы свидетелями. Допрос ее домочадцев показал, что она оставалась в городе и не помогала напрямую свершиться такому подлому предательству, но публичное осуждение, вне всяких сомнений, позволит исключить любую косвенную причастность ее персоны.

Гао Цю зыркнул на Лу Цзиньи и отпихнул ее рукой, наконец выпустив ее из своей хватки. Она споткнулась и чуть не упала, но удержалась на одном колене, склонив голову. Растрепавшиеся волосы закрыли ее лицо.

– Ну, что же, госпожа Лу? – поторопил Цай Цзин. – Мы ждем вашего решения. Безусловно, осудить изменника Великой Сун проще всего на свете.

Женщина облизнула губы, добела сжала пальцами подол верхних одежд:

– Я отрекаюсь от бывшего наставника по боевым искусствам Линь Чун, с которой нас связывали лишь приятельские отношения. Она – изменница, предавшая его императорское величество. Теперь ее жизнь и смерть в его высочайшей воле. Отныне ее судьба мне безразлична.

– Красиво сказано, – оценил Цай Цзин.

Госпожа Лу мельком кинула на него взгляд, полный подозрений. Наверняка задается вопросом, сказал ли он это в шутку. Точно такой реакции он и ждал от нее.

– Командующий Гао, – продолжил он, – такая четкая и взвешенная речь от уважаемой госпожи, безусловно, должна вас удовлетворить. В этом вопросе вы вольны поступать по-своему. Что до нашей предыдущей беседы, то позже я велю отправить в ваши покои тексты, чтобы мы могли продолжить.

– Взять ее под стражу, – бросил Гао Цю охранникам и, повернувшись, собрался покинуть кабинет Цай Цзина.

– Позвольте, господа, – прервал его Цай Цзин. – Командующий Гао, смею предположить, что эта женщина более не пригодится в вашем расследовании, ведь ей ничего не известно. Я был бы признателен, если бы вы позволили ей остаться здесь со мной.

Его крысиные глазки сузились:

– Зачем?

– Право, командующий, я могу задать вам такой же вопрос: для чего вам понадобилось бы приводить женщину в собственные покои? Сами понимаете, дело деликатное. Будем считать, что вопрос исчерпан. Позже я составлю вам компанию.

Такого отказа Гао Цю оспорить не мог. Бросив последний раз взгляд на Лу Цзюньи, он резким жестом велел охранникам следовать за ним и удалился.

Госпожа Лу встревоженно посмотрела на Цай Цзина. Иногда более действенно было пощадить человека, а не наказать – так тот навсегда запомнил бы, что его жизнь находилась в чужих руках.

Цай Цзин указал на место, которое освободил Гао Цю:

– Госпожа Лу, не стесняйтесь, присаживайтесь. Я велю подать еще чаю.

Она медленно поднялась и расположилась на кушетке, на самом краю.

– Вам нет нужды меня бояться, – успокоил ее Цай Цзин. – Я не намерен раскрывать командующему Гао, что вам что-то известно о побеге этой заключенной.

Она вновь быстро глянула на него, в ее глазах читались изумление и страх. Пусть она и была неплохой лгуньей, но недостаточно в этом поднаторела.

– Клянусь вам, советник, мне ничего не известно…