Он смеется, словно мой выпад его веселит и ни капли не задевает. А потом смех внезапно обрывается, и стол перед ним подпрыгивает. Я едва успеваю понять, что стол летит по воздуху, а потом врезается мне в живот, отчего я валюсь на пол.

Я кричу от резкой боли, но так потрясена, что не сразу замечаю, что каменный стол теперь лежит на мне, придавив своим внушительным весом. Я охаю, открывая и закрывая рот как выброшенная на берег рыба, и не могу пошевелить ни руками, ни ногами.

Король Кэррик неторопливо подходит ко мне. Он смотрит на меня сверху вниз, окинув тяжелым взглядом, полным безразличия.

– Тебя называют Холодной царицей, верно?

Я не могу ответить. Погребенная под тяжестью стола, я едва могу дышать.

– Фасса и Фриано рассказали, что, по их мнению, ритуал восстановления вдохнул в тебя какую-то магию. Это своего рода подарок от их способностей отдавать и принимать силу. – Он говорит так, словно не собирается раздавить меня насмерть.

Своим беспечным взглядом он наблюдает за моими усилиями, гранитные крапинки поблескивают в тусклом свете.

– Пользуйся ей. Пользуйся подаренной силой только потому, что ее тебе предоставил фейри.

Я трясусь и что-то мямлю, чувствуя, что ребра вот-вот треснут, а грудная клетка сожмется. Давление нарастает. Ужасает. С каждой секундой, пока я не могу освободиться, меня берет еще большая оторопь. Кости скованы, ребра стиснуты. Это давление – явная угроза, словно даже одна лишняя песчинка расколет меня на осколки, и я лопну, как виноградина.

Я хочу заморозить этого жуткого фейри, потому как знаю, что он меня убьет. Я вижу это по его лицу. Но ему плевать на мои усилия. Он, не моргнув глазом, даст этой каменной плите измельчить меня в порошок.

Потому я пытаюсь собраться, несмотря на усилившуюся панику, пытаюсь воспользоваться этой неустойчивой магией, которая как будто совсем мне не подчиняется, но ничего не выходит. Перед глазами мелькают черные мушки, я вот-вот потеряю сознание, и кажется, что у меня все же лопнет грудная клетка.

Он смеется, видя мои жалкие попытки, затрудненное дыхание. А потом наклоняется, и я чувствую в его дыхании запах влажного камня.

– Видишь? Жалкая. Не можешь даже воспользоваться магией, которой тебе даровал этот фейри. Еще одно доказательство, что ореанцы не достойны ни магии, ни этого царства, – выплевывает он. – Поэтому мы заберем и то и другое.

Он отворачивается и одним движением пальца снимает эту каменную плиту. Грудь тут же наполняется воздухом, и я переворачиваюсь на бок, кашляя и пытаясь перевести дух. Меня переполняет небывалое унижение, и я дрожу всем телом в ярости от своего же бессилия.

– Отведите ее обратно, – презрительно распоряжается фейри. Стол снова встает на ножки, а король садится и жестоко мне улыбается. – Из той башни открывается лучший вид, не правда ли, Холодная царица?

Фасса и Фриано поднимают меня с пола, но я выворачиваюсь из их хватки и прожигаю короля взглядом. Я больше его не боюсь. Он – агрессор, который пытается унизить меня и подчинить. И неважно, фейри он или ореанец, бог или дьявол. Он просто еще один высокомерный мужчина, надевший на голову корону, а я таких немало повидала за жизнь.

– Знаешь, что холод делает с камнем, король Кэррик? – спрашиваю я.

Он замирает и наклоняет голову, смотря на меня.

Я показываю рукой на дверной проем, на осыпавшиеся каменные стены, истертые и обветшалые.

– В камне есть трещины и щели. Дефекты. Камень может казаться незыблемым и сильным, но холод и это ломает. Влага проникает в трещины, а когда застывает, разрушает и камень. Он не сможет вечно противостоять льду. В итоге холод всегда одерживает победу.

В моих ледяных глазах застывает непроницаемая стужа.

У него дергается нерв на лице, и на миг я задумываюсь: обрушит ли он эту каменную плиту на меня снова, позволит ли ей на сей раз раздавить меня насмерть?

Мне плевать. Я не позволю еще одному жаждущему власти королю говорить мне, что я бесполезна.

Развернувшись, я прохожу мимо Пруинна и покидаю зал с высоко поднятой головой, не сомневаясь, что король прикончит меня.

Но этого не происходит.

И снова я не удостаиваю взглядом ухмыляющихся фейри, снующих в замке, не обращаю внимания на близнецов, которые ведут меня в комнату. Не замечаю новую ручку и замок, которые кто-то установил на двери. Пренебрегаю болью, от которой до сих пор ноет тело.

Я игнорирую все, кроме холода. Он наполняет мои вены, собирается в груди и превращается в ледяные осколки, покрывающие мои потрескавшиеся губы.

Я пренебрегаю всем, пока в комнате не становится темно, а мои ногти не синеют.

Пока не возвращается наемник, как я и предполагала. Он появляется из клубящейся тени и преломленного света.

Я встаю и поворачиваюсь к нему лицом, но вижу из-под капюшона лишь бледную кожу вокруг его губ.

Заставь меня поверить тебе.

– Ты сказал, что мое сердце просто кусок льда, – говорю я, всматриваясь в его лицо, скрытое капюшоном. – И, возможно, это правда.

В ответ он молчит, но я чувствую, что наемник внимает. Почти ощущаю, как он оглядывает каждый дюйм моего лица.

– Но я – Холодная царица, и мое сердце бьется ради моего царства.

Я показываю на окно, за которым солдаты продолжают собираться к Хайбеллу.

– Мне нужно попасть туда раньше этих фейри, иначе ореанцы не получат предупреждения, и их убьют. – Я опускаю руки и стискиваю их перед собой. – И их предупрежу я. Я покину этот замок – с твоей помощью или без нее, наемник.

– Они подняли восстание против тебя, – говорит он хриплым, обрывистым голосом. – Выгнали из собственного замка.

– Меня это не волнует.

– Ты приказала убить своих же подданных.

К горлу подкатывают ледяные глыбы.

– Я ошиблась.

Он долго смотрит на меня. Я шумно дышу, а он стоит, не пошевелив и мускулом. Тишина в комнате становится такой осязаемой, что я чувствую, будто могу сорваться в ожидании его ответа.

Когда он продолжает молчать, я больше не выдерживаю.

– Так что? – спрашиваю я. – Ты мне веришь?

Вижу, как в тени его губы медленно приподнимаются в улыбке.

– Я вполне тебе верю.

Я выдыхаю, хоть и не совсем уверена, что означает его ответ.

Он поворачивается к двери и беззвучно распахивает ее.

– Она же была заперта, – бормочу я.

Он запускает руку в карман тяжелого плаща и достает медный ключ.

В негодовании я округляю глаза.

– Все это время он был у тебя?!

Я слышу, как наемник тихонько хмыкает, но больше ответов не дает. Потом протягивает руку. Я на мгновение замираю, а потом подхожу к нему и берусь за его ладонь. На удивление, его кожа под моими ледяными пальцами теплая, я чувствую мозоли и очертания давних шрамов.

– Если ты попытаешься меня убить…

Он наклоняется и задевает капюшоном мою щеку, сказав хриплым голосом:

– Мне и не нужно. Фейри сделают это за меня. А теперь держись крепко, Царевна.

Я резко охаю, когда нас в ту же секунду окружают тени, а свет начинает искриться на противоестественном ветру. Мы вылетаем через двери, и я уже не чувствую рядом замка.

Вижу только отдельные обломки за роем теней и искр света, что нас окутывают. Когда мы проносимся мимо фейри, будто невидимые клубы дыма, тела искажаются. Никто нас не замечает. Мы как воздух, как тени и ветер. Звуки искажаются, а некоторые голоса звучат как эхо в пещере. Я чувствую дуновение вездесущего порыва ветра.

Я держу наемника за руку, и мы покидаем замок так, что никто нас не замечает. Мы цепляемся за каждую тень, склоняемся к свету, передвигаемся будто призраки. А потом оказываемся на холодной разрушенной земле Седьмого королевства, по которой армия фейри направляется к Орее. Направляется к королевству, которое меня отвергло.

Я вполне тебе верю.

Интересно, а поверят ли мне и жители Ореи?

Глава 14

Озрик

Бывают и правда очень поганые звуки. Такие, что задевают вас побольнее и выводят из себя.

Например, когда жуют. Это бесит, особенно если учитывать, что я не один год провел с солдатами и наемниками. Вяленое мясо жуется очень долго и смачно, и я не раз давал тумаки солдатам за то, что те противно скрежетали зубами.

Есть еще один звук, который ранее мне досаждал.

Хрип.

Когда много лет прослужил убийцей, хрип становится почти таким же обыденным явлением, как удары клинков. После них обычно захлебываются и давятся кровью. Но иногда хрип может длиться часами и даже днями, пока наконец не прекращается и солдат не умирает. Хрип – то же самое, что водить ногтями по фарфоровой тарелке.

Его хватает, чтобы я стремглав вылетел из палатки любого лекаря.

Но сейчас…

Я смотрю на неподвижно лежащего на кровати человека с землистым лицом.

Рисса хрипит. Каждый ее вдох сопровождается хрипом.

Не знаю, это шумит кровь у нее в горле или жидкость в легких, или еще какая-нибудь хрень, в которой я ни черта не разбираюсь, потому как я, черт возьми, не лекарь. Но одно я знаю точно: пока Рисса хрипит, она жива.

Поэтому в последнее время хрипы – мой любимый звук.

Я слышу, как сзади открывается дверь, и внутрь, шаркая, заходит Ходжат.

– Вы снова здесь, капитан?

– Не снова. А до сих пор.

Я не покидал Риссу. Ни одного раза за последние несколько недель.

Он цокает и встает с другой стороны кровати, начиная расставлять на столике свои склянки. Я смотрю, как Ходжат достает чистую салфетку и последовательно выливает на нее настойки.

При таком ракурсе мне полностью видны левая половина его лица и шрамы от ожогов, которые поднимаются к уголку глаза. Я никогда не интересовался, откуда у него ожоги. Это его личное дело. Но сейчас мне нужно на что-то отвлечься.

– Ты убил того ублюдка, который так с тобой поступил?

Ходжат замирает.

– Капитан Озрик, я лекарь, а не убийца.

– Хочешь, убью за тебя? – Во мне скопилось столько гнева, что хочется уже его выплеснуть. И в этом мне поможет чье-нибудь убийство.

– Я сказал, что я не убийца, но это не означает, что тот человек жив.

– О. Рип? – Наверняка он давным-давно разобрался с тем подонком, который изувечил Ходжата, – когда впервые привел его в Дэдвелл.

– Я не спрашивал.

Таким людям, как Ходжат, лучше этого и не делать. Некоторым с подобным не совладать. Но я… Убийство всегда было тем делом, с которым уж я-то точно мог совладать.

– Убийство не для слабонервных.

Ходжат поворачивается к Риссе, держа салфетку.

– Мне снова нужно сменить ей повязку.

Я сжимаю зубы, но жестом велю ему продолжать.

Он смотрит на меня.

– Стоит ли напоминать, что, когда я в последний раз менял ей повязку, вы чуть не проломили стену?

– Ну и что?

Я содрогнулся, когда увидел ее зияющую рану, увидел, сколько из нее сочилось крови. Увидел кинжал, торчащий у нее в груди.

Мне снова и снова хочется прикончить того, кто с ней это сделал. Интересно, сколько ударов кинжалом я могу ему нанести, пока он не задохнется и не помрет?

– Капитан, лечение – зрелище не для слабонервных.

Я скрещиваю на груди руки.

– Я никуда не уйду.

Ходжат вздыхает, и в ту же минуту я слышу:

– Что это ты тут делаешь с нашим скромным лекарем?

Я поворачиваюсь и вижу Джадда.

– Когда ты вернулся? – спрашиваю я.

– Только что… – Он смотрит на Риссу с откровенным беспокойством. Может, я и не покидаю палату лекаря, но Джадд? Он шарахается от них, как от чумы. Не может даже рядом находиться с тяжелораненым. – Рип рассказал, что случилось, – говорит он, переводя взгляд на меня. – Ты в порядке?

– Проклятие, а похоже, что я в порядке?

Он окидывает меня взглядом.

– На самом деле нет. Выглядишь хреново.

Я хмыкаю и замолкаю.

– Погоди, Рип? Черт возьми, когда ты с ним виделся?

Джадд прислоняется к стене, стараясь казаться спокойным, но то и дело переводит взгляд на Риссу.