– Ты – самое прекрасное создание, которое мне довелось видеть в жизни, и самое желанное. Разумеется, я знал, что у меня нет ни единого шанса. Я на двадцать пять лет старше тебя. Того же возраста, что и твой отец. И почему-то у меня сложилось ощущение, что девушкой ты воспринимала меня, как забавного старого чудака.

– Никогда! – воскликнула Мэри, но не так чтобы совсем уж правдиво.

– В любом случае, влюбилась ты, что естественно, в молодого человека своего поколения. И прошу тебя поверить моим словам. Когда ты написала мне, что собираешься замуж, я лишь надеялся, что ты будешь счастлива.

– Возможно, Мэтти и я поженились слишком молодыми.

– С тех пор утекло много воды, вот я и думаю, а может, теперь наша разница в возрасте не покажется тебе столь важной, как раньше.

Она не знала, что ответить на столь трудный вопрос, и подумала, что лучше промолчать, предоставляя ему возможность продолжить.

– Я всегда следил за тем, чтобы держать себя в форме, Мэри. Я не чувствую своих лет. Но беда в том, что время не властно над тобой, с годами ты становишься только прекраснее.

Она улыбнулась.

– Возможно ли, что ты немного нервничаешь, Эдгар? Такого я от тебя не ожидала. От тебя, мужчины, выкованного из железа.

– Ты – маленькое чудовище. Но ты права, я нервничаю. Что же касается выкованного из железа мужчины, то лучше тебя никто не знает, что в твоих руках я превращаюсь в комок воска.

– Я права, думая, что ты делаешь мне предложение?

– Совершенно права. Ты шокирована или удивлена?

– Определенно не шокирована. Ты знаешь, Эдгар, я всегда питала к тебе самые теплые чувства. Я думаю, ты – самый замечательный мужчина, которого мне довелось знать. Я крайне польщена тем, что ты хочешь жениться на мне.

– Так ты выйдешь за меня?

В сердце вдруг возникла смутная тревога. Определенно он очень красив. И это так здорово – стать женой губернатора Бенгалии, жить во дворце, принимать гостей, знать, что любой твой каприз тут же будет исполнен.

– Ты говоришь, что уезжаешь на два-три дня?

– Максимум на три. Сифейр должен вернуться в Лондон.

– Ты подождешь ответа до своего возвращения?

– Разумеется. В сложившихся обстоятельствах это разумно. Я уверен, будет гораздо лучше, если ты хорошенько все обдумаешь, и мне совершенно понятно – будь ответ «нет», думать тебе было бы не о чем.

– Это правда, – она улыбнулась.

– Тогда давай на этом и закончим. Боюсь, мне нужно идти, если я не хочу опоздать на поезд.

Она проводила его до такси.

– Между прочим, ты сказал принцессе, что не сможешь приехать?

Этим вечером они собирались пойти на обед к принцессе Сан-Фердинандо.

– Да, я позвонил ей и сказал, что вынужден на несколько дней уехать из Флоренции.

– Ты объяснил ей причину?

– Ты же знаешь эту старую тираншу. – Эдгар виновато улыбнулся. – Она принялась отчитывать меня за то, что я подвел ее в самый последний момент, поэтому мне пришлось во всем признаваться.

– Она найдет кого-нибудь, чтобы занять твое место, – небрежно ответила Мэри.

– Надеюсь, ты возьмешь с собой Сиро, раз уж я не смогу заехать за тобой.

– Не могу. Я уже сказала Сиро и Нине, что вечером они свободны.

– Я думаю, это крайне небезопасно, ехать одной по пустынным дорогам глубокой ночью. Но ты выполняешь данное мне обещание, так?

– Какое обещание? Ах да, револьвер. Я думаю, это совершенно нелепо. Дороги Тосканы столь же безопасны, что и дороги Англии, но, если тебе будет от этого спокойнее, сегодня вечером я возьму его с собой.

Зная, как Мэри любит ездить в одиночестве по сельским дорогам, и, как положено англичанину, пребывая в полной уверенности, что иностранцы, в большинстве своем, очень и очень опасные люди, Эдгар настоял на том, что одолжит ей револьвер, и заставил пообещать, что она всегда будет брать его с собой, за исключением поездок во Флоренцию.

– В стране полным-полно голодающих рабочих и беженцев, у которых в кармане нет и гроша. У меня не будет ни минуты покоя, если я не буду знать, что в случае необходимости ты сможешь себя защитить.

Дворецкий уже стоял у такси, чтобы открыть дверцу. Эдгар достал из кармана купюру в пятьдесят лир, отдал ему.

– Послушайте, Сиро, я уезжаю на несколько дней. Поэтому сегодня вечером не смогу сопровождать синьору. Убедитесь, что она взяла с собой револьвер, когда уедет этим вечером. Она пообещала мне, что возьмет.

– Будет исполнено, синьор, – кивнул дворецкий.

Глава 2

Мэри красилась. Нина стояла у нее за спиной, с интересом наблюдая, иногда предлагая ненавязчивый совет. Нина проработала у Леонардов достаточно долго, чтобы сносно говорить на английском, а Мэри за месяцы, проведенные на вилле, в какой-то степени овладела итальянским, поэтому языкового барьера у них не существовало.

– Думаешь, румян добавлять не надо, Нина? – спросила Мэри.

– С таким прекрасным цветом лица, как у синьоры, я не понимаю, почему ей вообще хочется пользоваться румянами.

– Другие женщины придут нарумяненными, и если я не воспользуюсь ими, то буду выглядеть как смерть.

Она надела красивое платье, драгоценности, в которых решила пойти на этот обед, наконец, крошечную, совершенно нелепую, но очень модную шляпку. Такая уж это была вечеринка. Принцесса пригласила гостей в новый ресторан на берегу Арно, где вроде бы вкусно кормили, а гости, сидя на открытой веранде, могли насладиться благоухающей цветочными ароматами, теплой июньской ночью и полюбоваться, после восхода луны, старинными домами на другом берегу реки. К тому же принцесса открыла певца, голос которого полагала необыкновенным, и хотела, чтобы гости его послушали.

Мэри взяла сумочку.

– Теперь я готова.

– Синьора забыла револьвер.

Он лежал на туалетном столике.

Мэри рассмеялась:

– Ты могла бы и промолчать, именно это я и собиралась сделать. Какая мне от него польза? Я никогда не стреляла из револьвера и боюсь его до смерти. У меня нет лицензии, и если его найдут, у меня возникнут серьезные неприятности.

– Синьора обещала синьору, что возьмет его.

– Синьор – старый дурак.

– Все мужчины – дураки, когда влюблены, – нравоучительно указала Нина.

Мэри отвернулась. Вот в это ей сейчас влезать как раз и не хотелось. Итальянские слуги восхитительны, верные и трудолюбивые, но не следовало тешить себя надеждой, что они не в курсе всех твоих дел, и Мэри понимала, что Нина готова обсудить с ней этот вопрос максимально откровенно и до мельчайших подробностей. Она открыла сумочку.

– Хорошо. Положи сюда эту отвратительную штуковину.

Сиро задним ходом подогнал автомобиль с откидным верхом к лестнице. Нина купила его, как только приехала на виллу, и собиралась продать, выручив хоть какие-то деньги, при отъезде из Италии. Она села за руль, медленно поехала по узкой подъездной дорожке, миновала железные ворота и по серпантину сельской дороги добралась до шоссе, которое вело во Флоренцию. Включила свет, чтобы посмотреть, который час, убедилась, что времени у нее предостаточно, и неторопливо покатила дальше. Если по-честному, то ехать ей не хотелось. Она предпочла бы пообедать в одиночестве, на террасе виллы. Поела бы еще при дневном свете, а после обеда сидела, пока ее не окутал бы бархат ночи. Мэри чувствовала, что такое наслаждение не могло ей приесться. В эти моменты она ощущала удивительную умиротворенность, не полное отсутствие мыслей и желаний, в чем было что-то летаргическое, но умиротворенность активную, восторженную, когда все чувства обострены, а мозг на пике активности. Может, такая реакция обусловливалась тосканским воздухом, но любые физические ощущения несли в себе что-то возвышенное. Примерно так же действовала на нее и музыка Моцарта, такая мелодичная и веселая, с глубинными нотками меланхолии, наполнявшая такой удовлетворенностью, что плоть больше не могла удерживать душу. На несколько божественных минут человек исторгал из себя вульгарность и суету жизни и восхищался ее совершенной красотой.

– Какая же я дура, – воскликнула Мэри. – Мне следовало отказаться от обеда, как только позвонил Эдгар.

Но, разумеется, так поступить она не могла. И тем не менее с радостью провела бы этот вечер одна, чтобы хорошенько все обдумать. Хотя намерения Эдгара давно не составляли для нее тайны, до этого дня у нее не было уверенности, что он все-таки решится их озвучить, а пока он не облек мысли в слова, она не считала необходимым принимать решение по своему ответу. Могла тянуть с этим до того самого момента, как услышала бы вопрос. Что ж, вопрос прозвучал, а она пребывала в той же нерешительности, что и прежде. Но тут она въехала в город, где множество людей шли по мостовой, то и дело встречались мотоциклисты, вот ей и пришлось полностью сосредоточиться на дороге.

Добравшись до ресторана, Мэри обнаружила, что приехала последней. Принцесса Сан-Фердинандо, американка по рождению, пожилая женщина с седыми, завитыми волосами и властными манерами, прожила в Италии сорок лет, не испытывая ни малейшего желания вернуться на родину. Ее муж, римский принц, уже двадцать пять лет, как умер, а оба сына служили в итальянской армии. Богатством она похвалиться не могла, зато славилась острым язычком и широтой характера. Красавицей никогда не была, и теперь, стройная, с красивыми глазами и решительным лицом, выглядела, вероятно, даже лучше, чем в молодости. Ходили слухи, что она частенько изменяла принцу, но это нисколько не отразилось на ее высоком положении в обществе. Она знала всех, кого хотела знать, и все почитали за честь знать ее. В этот вечер за столом сидела путешествующая пара из Англии, полковник Трейл и леди Грейс, россыпь итальянцев и молодой англичанин Роули Флинт. За время пребывания во Флоренции Мэри видела его не раз и не два. Он всячески оказывал ей знаки внимания.

– Сразу скажу, что я всего лишь замена, – улыбнулся он, пожимая Мэри руку.

– Он меня просто спас, – вмешалась принцесса. – Я обратилась к нему после того, как сэр Эдгар позвонил и сказал, что должен ехать в Канны, и он отказался от другого приглашения, чтобы приехать ко мне.

– Вы прекрасно знаете, принцесса, чтобы приехать к вам, я отказался бы от любого приглашения.

Принцесса сухо улыбнулась.

– Полагаю, мне следует уточнить, что мое приглашение он принял, лишь выяснив, кто еще будет сидеть за столом.

– Я польщена, что он счел нас достойной компанией, – ответила Мэри.

Принцесса одарила Роули одним из своих спокойно-улыбчивых взглядов, сочетавших снисходительность старой распутницы, которая и не забыла свое шальное прошлое, и не раскаялась в нем, и практичность женщины, знающей этот мир как свои пять пальцев и пришедшей к выводу, что все мы, какие есть, не лучше, но и не хуже.

– Ты – ужасный плут, Роули, и недостаточно красив для того, чтобы тебе это прощать, но мы тебя любим.