Более дальновидные компании не только учитывают внешние требования и тренды в области ESG, но и сами стараются делать все возможное для достижения целей устойчивого развития. Их корпоративные документы обычно ставят более жесткие ограничения по ESG-показателям, чем рамки законодательства или инвесторов.

– Идея Парижского соглашения состояла в том, чтобы не допустить повышения среднегодовой температуры более чем на полтора градуса к 2100 году, – говорит прагматик. – А мы достигнем этого рубежа к 2035-му, на 65 лет раньше. Это говорит о быстро нарастающих тяжелых последствиях, что необходимо учитывать в стратегических планах бизнеса.

События 2022 года мало повлияли на отношение многих российских компаний-прагматиков к ESG-повестке, потому что они уже интегрировали принципы устойчивого развития в свою корпоративную культуру, «изменили свою ДНК». Отметим, что немалая их часть была прочно связана с иностранными партнерами или имела западные материнские компании, из-за чего в 2022–2023 годах им приходилось делать сложный стратегический выбор, вплоть до ухода из России. Но те, кто остался, по-прежнему вдохновляют коллег своим примером и стимулируют их к ESG-трансформации.

По мере развития компании ESG становится гарантом дальнейшего роста и соответствия современным требованиям – ни один крупный международный партнер, биржа или банк не станет сотрудничать с компанией, у которой нет зеленых практик. Устойчивое развитие – это не только элемент стратегии, но и путь ведения бизнеса в современном мире^[14].

В каком-то смысле такие компании уже живут в будущем, в другом обществе. Они стараются учитывать интересы не только акционеров, но и потребителей, партнеров, сотрудников. Их подход к бизнесу можно назвать «здоровым образом жизни»: они стараются прилагать усилия сегодня, чтобы жить дольше и обеспечить лучшее во всех смыслах будущее. Причем зачастую это общая позиция – ее разделяют и сотрудники, и владельцы, и руководители.

Сегодня лидеры в области устойчивого развития все чаще относят себя к «борцам» – людям, которые считают, что мир меняется в худшую сторону, но у них есть возможность изменить его, в том числе делая организацию гибче, улучшая ее ключевые показатели и обеспечивая ей долгосрочные конкурентные преимущества. Лидеры нового типа не стремятся добиться экономической эффективности любой ценой. Они видят свою задачу в привнесении большего смысла в деятельность бизнеса, не жертвуя ее финансовыми показателями, а балансируя и создавая долгосрочную ценность деятельности предприятия для всех^[15].

Скептик относится к ESG как к вынужденным тратам, своеобразному налогу внешним лоббистам, а прагматик – как к возвратным инвестициям. Заметим, что на ESG-мероприятиях их дискуссии чаще всего заканчиваются конструктивно: скептики заражаются энтузиазмом прагматиков, особенно после конкретных примеров из практики.

При всем пугающем масштабе кризисов 2020–2022 годов сложно придумать сценарий отмены или существенного отката ESG-повестки и в мире, и в России. Цели устойчивого развития ООН по-прежнему актуальны, причем времени на их достижение остается все меньше. ESG-отчетность постепенно стандартизируется и превращается в обязательную на международных рынках. А правительства, центральные банки и крупнейшие инвестиционные фонды прямо заявляют о неизменности курса. Проще говоря, стратегически не изменилось ничего.

Интерес к теме устойчивого развития точно никуда не уйдет – я бы сравнил это с финансовой отчетностью. То, как формировались такие стандарты, как US GAAP, IFRS, РСБУ, очень похоже на то, как сейчас формируются нефинансовая отчетность и аудит. Это просто станет своего рода гигиеной: те компании, которые этим не занимаются, не будут интересны инвесторам. Следование ESG-принципам станет частью ДНК любой нормальной компании, которая хочет, чтобы ее продукты покупали, хочет иметь инвестиционную привлекательность^[16].

Глава 2. Отношение к устойчивому развитию зависит от горизонта планирования

Одна из крупных российских компаний внедрила в модель своей работы внутреннюю «цену на углерод». Это показатель, который они вводят в финансовую модель, когда оценивают текущие и будущие проекты. Компания считает, что плата за выбросы – вопрос времени, этих расходов не избежать.

Такой подход дает интересный эффект. Вполне рентабельные в реальных условиях проекты после поправки на «цену на углерод» могут оказаться убыточными. И наоборот, проекты по снижению выбросов из заведомо убыточных превращаются в прибыльные.

Если оценивать эту практику формально, то получается, что компания помещает себя в искусственную реальность. Сегодня нет никакой платы за выбросы, поэтому финансовая модель неверна, а организация теряет прибыль. Но что будет через 10 или 20 лет? Ведь крупные проекты обычно долгосрочные. Нет смысла вкладывать деньги в объект, который сегодня дает прибыль, но станет убыточным через несколько лет, когда ужесточится законодательство.

Можно ли считать дальновидным предпринимателя, который не учитывает долгосрочные глобальные тренды? Однако скептики именно так и поступают, когда откладывают ESG-трансформацию до последнего. Другими словами, отношение компании к устойчивому развитию во многом зависит от горизонта планирования, управленческой зрелости.

– Но законы постоянно меняются, – возражает скептик. – То Европа заново запускает угольные электростанции, то регулятор объявляет бесполезным прямое улавливание углекислого газа. Как можно что-то планировать в таких условиях?

Действительно, Supervisory Body, надзорный орган Парижского соглашения, в своей записке предложил^[17] минимизировать роль технологических решений удаления углекислого газа – Carbon Dioxode Removal (CDR), а взамен активнее развивать природные решения. В этом смысле скептик прав. Компании, которые внедряют CDR-решения, оказались в сложной ситуации и даже составили коллективное письмо^[18] с критикой выводов Supervisory Body.

Неправ скептик в другом. Цели устойчивого развития (ЦУР) остаются неизменными, но корректируются недостаточно эффективные методы их достижения. Проблема, на которую обратил внимание Supervisory Body, – сомнительная польза существующих CDR-решений из-за их дороговизны и технологической сложности. Во-первых, они не по карману развивающимся странам. А во-вторых, слишком дорогая технология улавливания сама по себе увеличивает затраты мировой экономики и лишь отдаляет цели устойчивого развития.

Мероприятия по удалению, основанные на инженерных разработках, технологически и экономически не обоснованы, особенно в масштабах, и представляют неизвестные экологические и социальные риски (P-12, R-83:a, R-84:a, R-50:c, d). В настоящее время на долю этих видов деятельности приходится абсорбция, эквивалентная 0,01 млн тонн CO2 в год (С-15:а) по сравнению с 2000 млн тонн CO2 в год, удаляемыми в результате наземной деятельности. Эти мероприятия не способствуют устойчивому развитию, не подходят для реализации в развивающихся странах, не способствуют снижению глобальных затрат на смягчение последствий и, следовательно, не служат ни одной из целей механизма статьи 6.4^[19].

В каком-то смысле Supervisory Body защищает интересы планеты точно так же, как руководитель-скептик – своей компании. Нет смысла вкладываться в развитие бесперспективных из-за своей дороговизны технологий – вместо решения проблемы можно получить много новых. Но действия Supervisory Body, конечно, лишь подчеркивают неизменность главной цели; критикуется конкретный способ ее достижения, и ни о каком отказе от задачи сокращения выбросов нет и речи.

Как бы ни менялось в будущем практическое наполнение ESG-повестки, компания-скептик всегда окажется в проигрыше, поскольку она не готовится ни к какому варианту, кроме невероятного: глобального отказа от ЦУР. Напротив, более прагматичные компании, которые учитывают в своих стратегических планах ESG-повестку, получат мощное конкурентное преимущество в ближайшем будущем. Действительно, и российское, и международное законодательства в этой области меняются постоянно, но логика перемен очевидна: достижение целей устойчивого развития. Потому не так важно, в каком конкретно году появится то или иное требование регулятора.

Федеральный частный проект «ЭкоОтвет» ассоциации «РусПРО» – один из примеров реализации такой стратегии. Компании-участники начали развивать систему раздельного сбора и переработки отходов в рамках расширенной ответственности производителя. О том, будет ли такая ответственность закреплена законом, споры шли вплоть до его принятия в 2023 году. Пока одни предприниматели и бизнес-сообщества активно доказывали регуляторам и общественности, что нельзя ставить производителей в такие жесткие условия, это резко снизит их рентабельность, другие компании сосредоточились на более реальной цели. Они готовились работать в новых условиях. Еще в 2018 году появилась Ассоциация производителей, импортеров товаров, осуществляющих самостоятельное выполнение нормативов по утилизации отходов от использования товаров и упаковки «РусПРО», на которую учредители переложили основные технические вопросы.

Ассоциация подбирает переработчиков отходов. Она же их проверяет – выезжает на производство, наблюдает за переработкой, оценивает потенциал, заказывает внешний аудит. Нам важно, чтобы все было прозрачно, без манипулирования показателями или имитации работы. Переработчиков достаточно много, и их нужно контролировать – «РусПРО» берет эту работу на себя.

Теперь, когда федеральный закон о РОП стал реальностью, участники проекта «ЭкоОтвет» оказались лучше подготовлены к новым требованиям. Правильный стратегический выбор позволил им заранее решить многие технические вопросы без спешки и угрозы штрафов. Те же компании, которые надеялись на бесконечное откладывание закона или отказ от его принятия, теперь вынуждены срочно наверстывать упущенное.

С точки зрения стратегического управления главная проблема ESG-скептиков в том, что они всё еще считают наш мир неизменным. Но это давно не так. Еще в конце холодной войны американские военные аналитики ввели термин VUCA (от Volatility, Uncertainty, Complexity, Ambiguity). Иначе говоря, еще мир 1980-х они назвали изменчивым, неопределенным, сложным и неоднозначным. Это была практическая модель для стратегического планирования, которая показала, что успех в VUCA-мире обеспечивают гибкое мышление, инициативность и адаптивность. Постепенно эта концепция проникла в бизнес-среду. Один из видимых результатов – корпорации постепенно отказались от жестких и подробных стратегических планов в пользу гибких и адаптивных. Задачи четко видеть цели и удерживать их в фокусе, глубоко разбираться в проблемах, максимально быстро принимать решения стали для современного бизнеса гораздо более важными, чем подробное планирование.

Концепция BANI (от Brittle, Anxious, Non-Linear, Incomprehensible), которая появилась как развитие VUCA, утверждает, что наш мир хрупкий, тревожный, нелинейный, непостижимый. Например, сирийский кризис, пандемия COVID-19 и события 2022 года показали, как быстро могут меняться, казалось бы, незыблемые правила нашей жизни.