Банда лам. На седьмом небе (страница 2)
– Нет-нет, что вы, конечно же я хочу вернуться обратно, – поспешно объяснила Дафна. – Но всё равно спасибо за предложение! Это очень любезно.
Она робко улыбнулась Чубчику.
– Пустяки… э-э-э… это же само собой, – сбивчиво пробормотал тот.
Он зашатался и, чтобы не упасть, прислонился к Эйнштейну. Коричневый в крапинку лама покосился на соседа по конюшне, сокрушённо покачивая головой. Петрушка скривилась так, будто ей в кормушке попался кислый лимон.
Кнут тем временем вытащил из кармана мобильный.
– К счастью, номер приюта сохранился у меня в последних вызовах.
Он вышел на улицу и какое-то время говорил по телефону, стоя у входа в конюшню. До слуха лам долетали только обрывки разговора.
– Всё ясно, – сказал Кнут, вернувшись. – Дромедар действительно из того самого приюта. Видимо, он убежал, когда на конюшню приходил кузнец, который делает подковы. Скорее всего, ворота по недосмотру оставили открытыми.
Тут он покосился на лам.
– Наши тоже как-то такое проделывали. Да ведь, разбойники?
– У нас всегда были веские причины, чтобы покидать пастбище, – с достоинством ответил Эйнштейн.
– Вот именно! В конце концов, мы помогли поймать вора, глупая твоя голова! – не осталась в стороне и Петрушка.
Кнут, конечно же, ни слова из этих речей не разобрал.
– Сейчас кто-нибудь приедет, чтобы забрать Дафну. Так её зовут.
– Как жаль! Я надеялась, что мы успеем показать Дафну Шнурку, Мине и Тиму, – огорчилась Финни.
Так звали друзей сестёр Зонненшайн, которые часто заглядывали к ним в гости в усадьбу. Местом их сбора обычно служил сеновал над конюшней.
– Может быть, нам разрешат как-нибудь прийти в приют для животных? – спросила Лилли.
– Ой, да, точно! – воскликнула Финни.
Вскоре во двор усадьбы Зонненшайнов въехал старый фургончик «Фольксваген» и остановился рядом с конюшней. Первым из него выбрался молодой бородатый парень, а за ним девушка с русой косой и в широких разноцветных шароварах.
– Вот ты где, беглянка, – нежно обратилась она к Дафне и почесала её под подбородком.
– Привет, Лив! – обрадовалась Дафна и, доверчиво вытянув шею, ткнулась носом в сгиб её локтя. – Я совсем не собиралась убегать. Но вокруг было столько вкусной травы! Я просто шла, шла и забрела совсем далеко.
Молодой парень улыбнулся.
– Дафна – очень разговорчивый дромедар, – объяснил он Зонненшайнам. – По утрам, когда мы приходим на конюшню, она всегда первой нас приветствует.
– Очень знакомо, – хором отозвались Лилли и Финни. – Петрушка у нас тоже очень болтливая.
– А вот и нет! Я просто не хочу, чтобы вы забыли про мой завтрак, – обиделась белая лама.
Впрочем, никто её уже не слушал. Молодые люди попрощались с Зонненшайнами, потом парень снова сел в фургон и уехал, а светловолосая девушка надела на Дафну уздечку.
– Что ж, моя девочка, теперь мы пойдём домой.
– Ну наконец-то, – проворчала себе под нос Петрушка.
Бесцеремонно повернувшись к людям и зверям белой пушистой попой, она отошла в самый дальний угол стойла и принялась жевать сено.
– Пока! И спасибо, что были так добры ко мне! – прокричала счастливая Дафна ламам.
– Без пробЛАМ, – отозвался Эйнштейн.
А Чубчик совсем ничего не сказал. Дафна давно скрылась из виду, а чёрный лама всё ещё стоял как вкопанный и смотрел ей вслед.
Петрушка обернулась и подтолкнула его мордочкой в бок:
– Эй, ты чего? Заболел?!
– Вы видели её глаза? – Чубчик вздохнул. – А её шёрстка… Такая мягкая и нежная. И такое красивое имя – Дафна…
Петрушка некоторое время с недоумением таращилась на Чубчика, потом повернулась к пятнистому другу:
– Что это с ним?
Эйнштейн фыркнул:
– Да это же яснее ясного: Чубчик влюбился!
Бедный влюблённый лама!
Петрушка повернулась к Чубчику.
– Это правда? – строго спросила она. – Ты что, действительно втрескался в эту Дафну-дромедара?
– Я не знаю. – Чубчик почесался чёрной макушкой о деревянную стенку стойла. – Что значит «втрескался»?
– Это когда твоё сердце рвётся из груди, как бешеная лама. И тебя бросает то в жар, то в холод. И всё вокруг будто плывёт и кружится… – объяснил Эйнштейн.
– Всё так и есть! – перебил его Чубчик. – Когда я думаю о Дафне, ноги у меня дрожат и, кажется, вот-вот развалятся, как батончики мюсли, которые намокли, а в голове становится совсем пусто и гулко.
– Диагноз однозначный: этот лама влюбился и витает в облаках от счастья, – подытожил Эйнштейн.
– Чушь какая, – рассердилась Петрушка. – Может быть, Чубчик просто объелся. Или, или… у него глисты. Или заворот кишок!
– Скорее уж заворот мозгов: все мысли крутятся вокруг одного и того же. – Эйнштейн хмыкнул. – Дафна украла его сердце.
– Что? И как же мне теперь быть? Разве можно жить без сердца? – забеспокоился Чубчик.
– Да нет, на самом деле твоё сердце на месте, – успокоил его Эйнштейн. – Это просто такое выражение. Так говорят, когда кто-то влюбился.
– Чубчик не влюбился! Вот ещё! С какой стати ему влюбляться в какое-то непонятное животное?! – бушевала Петрушка.
– Ну почему же непонятное. Дафна – дромедар, одногорбый верблюд. И они, и бактриа́ны, двугорбые верблюды, относятся к семейству верблюдовых. Как и мы, ламы.
– Я – альпака, а не какой-то там обычный верблюд! – огрызнулась Петрушка. – Я – особенная! И редкая.
– Да, редкая вредина. А ещё на редкость ревнивая, – подколол её Эйнштейн.
Петрушка обиженно вышла из конюшни и направилась в самый дальний угол загона.
– Она сердится? – испуганно спросил Чубчик, который тяжело переживал ссоры, даже самые мелкие. Если Петрушке с Эйнштейном доводилось о чём-то повздорить, он просто не находил себе места, и друзья обычно тут же мирились, лишь бы его не расстраивать.
– Она недовольна, что Дафне сегодня уделили больше внимания, чем ей. Но не переживай, Петрушка скоро успокоится, – утешил Чубчика коричневый в крапинку друг.
Внезапно снаружи вновь послышался громкий звук мотора. Эйнштейн поднял голову, а Чубчик вытянулся в струнку и весь обратился в слух.
– А вдруг это Дафна вернулась?