Мёд и немного полыни (страница 3)
После еды Акбалжан почувствовала прилив молока. Куантай припал к груди и наконец засопел. Переночевали в степи. Утром снова отправились в путь.
Солнце вставало, окрашивая небо бледно-розовыми всполохами. Зелень вокруг росла тучная, словно на другой, сытой земле. Проезжали посёлки, крупные, мелкие. В каждом Оспангали останавливался, одни мешки выгружал с телеги, другие приносил.
После полудня поднялись на высокий холм и увидели в низине ряды домов. Сбоку нёс воды Урал. Казахи называли его Ақ Жайық – Белая река.
– Вот и Каратал, – произнёс Оспангали.
На просторной поляне бегали дети. Подбрасывали вверх шарики, скатанные из шерсти, и смеялись. Райса приоткрыла рот. Дети в их ауле играли тихо, без шума и радости. Здесь же, казалось, нет ни голода, ни горя.
У дороги переговаривались о чём-то своём селянки, на вид русская и казашка. Они с любопытством уставились на приезжих.
Телега подъехала к белёному домику с красным флагом на крыше.
– Сельсовет, – сказал Оспангали. – Пойдём.
Акбалжан, держа сына на одной руке, а другой сжимая ладошку дочери, прошептала «Бисмилля»[13] и пошла за ним.
Управляющий, крепкий седой мужчина, энергично потряс вошедшим руки. Акбалжан отпрянула, не привыкшая к такому приветствию.
– Устроится пока у Сычихи, – сказал Дмитрий Михалыч. – А то бабка вечно жалуется, что одна. И языку научит. Сегодня выпишу килограмм зерна. Коров доить умеешь?
– Умеет, умеет! – заверил Оспангали.
– Ну тогда завтра выходи, доярки нужны. На рассвете жду! Работать надо много, – предупредил управляющий.
Акбалжан вопросительно посмотрела на Оспангали. Тот перевёл слова Дмитрия Михалыча.
– Скажи ему, буду много работать! – воскликнула она так громко, что ребёнок на руках заплакал.
Подкатили к землянке. Оспангали вошёл внутрь, переговорил с хозяйкой и позвал:
– Заходите!
Акбалжан осторожно ступила через порог. Её встретила пожилая женщина в ситцевом платке, с руками в боках:
– Боже, какая маленькая! Проходи.
Усадила гостей за стол, сколоченный из досок, принесла зелёные щи. Разлила по чашкам, раздала деревянные ложки. Акбалжан, принюхавшись к незнакомому аромату, сглотнула слюну. Строго глянула на Райсу, которая с жадностью начала есть.
– Да не стесняйся, – произнесла Сычиха. – В еде стыда нет. Кушайте! Мы тоже голодали. Слава богу, сейчас лучше!
Акбалжан догадалась, о чём сказала хозяйка. Хотела в благодарность поклониться, но сдержалась: вдруг здесь так не принято.
Оспангали засобирался:
– Ну, теперь, дочка, я спокоен. Приеду ещё навестить тебя. Будь счастлива!
– Рақмет, ата![14] – глаза защипало, и Акбалжан наклонилась снять невидимую нитку с платья.
На следующий день она встала рано. Наказав Райсе смотреть за Куантаем, поспешила к конторе.
Глава 7
Сказка о смелой старухе
Работать и вправду приходилось много. После дойки работницы чистили навоз, таскали корм. Ездили на лошадях за глиной. Высыпали её из телеги на землю, делали горку с углублением, как для теста, наливали воду и месили босыми ногами. Добавив к жиже солому, мазали стены скотных баз.
Когда платье и платок становились грязными, Акбалжан стирала их на ночь, сушила, а утром надевала, иногда полусырыми. Приходила домой поздно. За детьми присматривала баба Дуся. Так на самом деле звали Сычиху. Поначалу Куантаю давали коровье молоко, которое приносила соседка, да варёную картошку, завёрнутую в тряпочку. Потом он быстро выучился есть то же, что и взрослые. Акбалжан не увидела первого шага сына, а однажды удивилась, что он сам грызёт морковку.
Потихоньку она училась говорить по-русски. Баба Дуся показывала, как готовить щи из капусты с травами, отыскивать на полянах дикий щавель, горный лук с лебедой, ягоды. Деревенские мальчишки делились с ними рыбой. Вечером приходили соседки. Щёлкали семечки, сплёвывая шелуху на земляной пол. Перед сном подметали его чилижным[15]