В том факте, что они высказались о наших попах без приглашения, было что-то неуютное и странное. Попа была не той частью тела, которая, на мой взгляд, могла казаться классной. Я знала, что некоторые части тела считаются красивыми и сексапильными и привлекают других, но мне не приходило в голову, что попа в их числе. Казалось, что эти мальчишки застали нас со спущенными штанами – как будто они увидели наши попы голыми по какому-то смешному и унизительному недосмотру. Мы с подругой поехали ко мне домой и рассказали моим родителям, что случилось. Родители каким-то образом умудрились выследить этих ребят – подростков со скейтами в футболках фанатов хеви-метала – и поговорили с ними о непристойности кэтколлинга^[1]. Мальчишки нервно отговаривались тем, что кричали «Классные велики^[2]!». Я помню, что снова смутилась. Конечно, попа – не та часть тела, которая бывает классной. И уж точно не та, о которой можно кричать на улице.

К средней школе я стала отличаться от остальных девочек в раздевалке. Не то чтобы я была жирной – определение, которое в пыльных коридорах Кинавской средней школы^[3] было самым страшным клеймом, – но я определенно выглядела как-то не так. Мое тело медленно становилось похоже на мамино: я раздалась в бедрах, попа у меня выросла. Стоя перед огненно-оранжевыми шкафчиками, я больше не испытывала благоговения перед разнообразием женских тел; теперь мне было ясно, что существуют правильные тела и мое или мамино тело точно нельзя было считать таковым.

Примерно в то же время учителя физкультуры поделили классы на девочек и мальчиков для занятий плаванием в обветшалом и перехлорированном школьном бассейне. Видимо, чтобы уравнять классовые различия, школа снабдила нас черными купальными костюмами из хлопка, который почти не растягивался. Мы вытаскивали их из пластиковых серых корзин, расставленных по размеру; купальники были порядком застираны и заношены поколениями учениц, нервно дрожавших в них на краю бассейна. Размер купальника определялся по метке: купальники с желтыми метками были самые маленькие, для девочек с еще детским телом, с оранжевыми, самыми распространенными, предназначались девочкам, которые уже созрели, но еще не совсем округлилась. Красная метка означала большой размер, а белая – самый большой. Это были купальники для девочек с уже развившейся грудью, попой, бедрами и животом. Для основательных девочек. Черная материя, покрывавшая нас от подмышек до середины бедер, растягивалась и обвисала при намокании. На моем купальнике была красная метка, и я страшилась грозившего мне призрака белой. Я задавалась вопросом, что это будет значить для моего тела, моей привлекательности, моего места в мире.

В старших классах я столкнулась с еще более конкретным свидетельством того, что с моим телом что-то не так. Сама я едва могла пробежать милю, но время от времени общалась с командой десятиклассниц по марафонскому бегу и ходила на их предмарафонские ужины со спагетти, где мы наваливали себе на тарелки липких макарон с баночным красным соусом и сплетничали о школе. На одном из таких ужинов подруга отвела меня в сторонку, чтобы рассказать секрет – из разряда «только никому не говори». На тренировке она подслушала, как одна девочка жалуется другой, что растолстела. Что у нее слишком полные бедра. Вторая засмеялась и сказала: «По крайней мере, у тебя не такая большая попа, как у Хизер».

Я содрогнулась. Я представила себе, как стройные, сексапильные блондинки из марафонской команды злорадно смеются над известной всем истиной: у Хизер Радке и в самом деле большая попа. И они ужасно рады, что они не такие.

___________

История моих взаимоотношений с собственным телом не драматична. Она интересует меня главным образом потому, что кажется довольно типичной. Не было ни безжалостной травли, ни заметных расстройств пищевого поведения – ничего, кроме заражающего мозг чуть ли не каждой семиклассницы чувства стыда, этого адского обряда инициации, через который столь многим из нас пришлось пройти, чтобы стать полувзрослыми. Как будто ранжирование тел – и все сопутствующие ему унижения и сомнения в себе – это нормально, даже естественно. Как будто тело на самом деле может быть лучше или хуже.

О сексуальной привлекательности своей попы я впервые услышала в 2003 г., когда мне было двадцать. Это были летние каникулы, и я разливала эспрессо за стойкой кофейни в одном из университетских городков Среднего Запада. На мне была темно-синяя плиссированная юбка из полиэстера и дешевая желтая футболка, у которой я вырезала горловину, пытаясь придать ей более панковский вид. Мои волосы были собраны в пучок; крупинки кофе прилипли к потной шее. Со школы моя попа выросла еще больше. Все брюки сидели на мне странно, болтаясь на талии и плотно обтягивая попу – с 8-го размера я перешла на 10-й, потом на 12-й и 14-й^[4]. Если компании нужно было втиснуться вчетвером на заднее сиденье машины, я признавалась, что у меня слишком большая задница и кому-то придется сидеть у меня на коленях. Однажды мой коллега по кофейне – парнишка, тайно сочинявший песни, хвастливый и склонный к флирту, – спросил меня: «Ты знаешь, кто такая Каллипига?» Я знала. Я учила это к экзаменам и все еще помнила тему, заставившую меня краснеть. Греческое слово. Означает «с прекрасными ягодицами». Наверное, историки искусства используют его для описания статуй. «Ты, милая, Каллипига», – сказал мне поэт. Говорил он неловко, фраза казалась заученной, словно он пробовал на вкус слово не из своего словаря. Тем не менее я была по-настоящему тронута. Он надо мной не смеялся. Похоже, это был искренний комплимент.

Он был первым из череды встреченных мною с тех пор людей, которые рассматривали мою большую попу не как недостаток, а как достоинство. Она стала частым объектом кэтколлинга; словом на устах любовников, которое шептали мне на ухо; частью моего тела, на которую оглядывались незнакомцы и которую комментировали мужчины на работе. Иными словами, я начинала осознавать, что моя попа была – или стала, а я и не заметила как – сексуальным объектом, чем-то, что другие люди (некоторые; безусловно, не все другие люди) находят желанным.

И люди эти почти всегда были мужчинами. Хотя я небинарный человек, перемена в отношении к моей попе была продиктована гетеросексуальной мейнстримной культурой. Мою попу комментировали и женщины, но в основном гетеросексуальные. Они перепевали глянцевые журналы и представляли собой осовремененный, вывернутый наизнанку вариант девчонки из марафонской команды, радовавшейся тому, что ее попа не похожа на мою.

Я внушала себе, что то, что другие люди – особенно мужчины – думают о моем теле, не имеет значения, но на самом деле это было не так. Внезапно часть моего тела, которая казалась стыдной и уродливой, стала тем, что больше всего нравится во мне некоторым людям. Пусть я не хотела, чтобы мною восхищались только из-за моего внешнего вида, но я, безусловно, хотела, чтобы мое тело нравилось другим. Как все люди, я желала быть желанной. И было приятно стать желанной для людей, которые когда-то заставляли меня стыдиться.

Теперь мне интересно, каким образом мои сверстники в старших классах пришли к заключению о том, что мое тело не относится к «хорошим» телам? И почему через десять лет многие из них стали воспринимать его прямо противоположным образом? Как возможно, что значение попы изменилось столь радикально и столь быстро? Как может одна часть тела значить столь много разных вещей для столь многих разных людей? Эти вопросы и подвигли меня на исследования, которые легли в основу этой книги.

___________

До того как стать писательницей, я некоторое время работала куратором в Халл-Хаус, доме-музее Джейн Аддамс^[5] в Чикаго, который функционирует в том числе как арт-пространство и место собраний городских активисток. При подготовке выставок моя задача состояла в том, чтобы знакомить публику с фактами и историями, которые помогают объяснить значимые сдвиги в нашей культуре. У этой книги похожая задача: я познакомлю вас с персонажами из прошлого и настоящего и на примере конкретных сюжетов покажу, как менялось значение попы в Западной Европе и США в последние два столетия.

«Взгляд назад: культурная история женских ягодиц» – попытка размотать клубок символических значений, приписываемых этой загадочной части тела, и понять, как эти значения менялись с течением времени и продолжают развиваться в настоящем. Подход у меня исторический и хронологический, но начнем мы с естественно-научной основы: чем именно является попа с точки зрения анатомии и физиологии? Попы существовали всегда, но отправная точка моих рассуждений – история Саарти Баартман, прозванной Готтентотской Венерой; то, как жестоко и пошло ее выставляли напоказ при жизни и после смерти, сыграло ключевую роль в нашем восприятии попы в последние двести лет. Затем я обращусь к XX и XXI векам, загляну в историю моды, науки, спорта и популярной культуры, расскажу о людях, которые сформировали наши представления о попе: иллюстраторе, создавшем гибкий силуэт девушки-флэппера; модели, чья попа используется как образец чуть ли не для каждой имеющейся в продаже пары брюк; художнике-евгенисте, который создал скульптуры «нормальных» мужчины и женщины; изобретателе аэробики; драг-квинах, использующих накладные попы, и фитнес-инструкторшах, которые преподносят спорт как форму сопротивления и способ получать удовольствие. В конце я проанализирую восприятие попы в последние тридцать лет – в эпоху, когда большая попа постепенно интегрировалась в мейнстримный европейский идеал красоты, а апроприация африканских тел и культуры достигла нового пика.

___________

Проект такого рода никогда не сможет охватить все. Он не сможет подступиться к ответу на вопрос о том, каковы история и значение каждой попы. В своей книге я сосредоточиваюсь на истории и символике женской попы по той простой причине, что я женщина и меня интересует, как конструируется, пересобирается и вновь утверждается во времени женская идентичность.

Мое исследование посвящено исключительно попе – двум выступающим полушариям мышц и жира между поясницей и бедрами. Существует немало отличных книг об анусе и прямой кишке, а также их многочисленных смыслах и функциях, но ни анус, ни прямая кишка не являются объектом моего изучения. Между символическими значениями попы и ануса существует связь, но женская попа часто отсылает к своим собственным, отдельным областям значений, не обязательно связанных с разнообразными функциями ануса (сексуальными или иными).

Меня интересует в первую очередь восприятие и репрезентация попы в господствующей западной культуре – культуре тех, кто обладает политической и экономической властью, тех, кто доминирует в популярных медиа и в наибольшей степени отвечает за создание, распространение и подкрепление норм и трендов. То есть часто я анализирую то, каким образом представители западной культуры, гетеросексуалы и мужчины (недо-)понимали культурные нормы и навязывали их женщинам всех рас. Также я рассматриваю символические значения, которые эти люди приписывали женскому телу в ходе истории. Конечно, гетеросексуал, мужчина или европеец – это общие категории, которые могут подразумевать бинарность там, где ее на самом деле нет, ведь опыт существования внутри тела всегда конституирует множественные, пересекающиеся идентичности. Однако зачастую именно люди, идентифицирующие себя как мужчины, гетеросексуалы и/или носители западной культуры, обладали властью приписывать смыслы женской попе, поскольку именно они находились в позиции силы.