205

Ему было семнадцать лет.

206

Когда ему было тринадцать, он поднял флаг на территории школьной игровой площадки: зелено-красно-черно-белый. Просто чтобы побесить солдат. Чтобы можно было покидать в них камни, когда они придут его снимать. Чтобы посмотреть, как сухожилия натягиваются на их шеях. Чтобы они в ярости выехали из-за угла и остановились рывком.

Больше всего ему понравилось, как заскрипели шины у джипа, когда он залетел в школьные ворота. Не солдаты, не машина, не винтовки, только визжание крутящихся шин: в них слышался голод.

Звуки его отрочества.

207

А потом, после этого, тишина, во время прогулки по запыленным холмам.

208

Еще одна пещера на юге Хеврона имела небольшой колодец в небо. В детстве Бассам любил лежать под звездами, наблюдая, как маленькие точки кружат над его головой.

Иногда над отверстием пролетали стайки ночных птиц, сбивая его с толку.

В тюрьме он старался воссоздать это чувство по памяти. Поэмы и истории перетекали от камеры к камере таких же заключенных, как и он сам: история о механическом стервятнике, пастухе гигантских страусов, полете кентавра, плачущем льве, жертвоприношении девственниц на берегах Нила.

209

Воспоминания постоянно навещали и Рами. Закрывающаяся дверь. Звуковые сигналы мотоцикла. Срезаемая лезвием щетина на подбородке. Крик принести носилки. Звук колесиков металлической тележки по плитке морга.

210

На первой из своих трех войн Рами был водителем армированного грузовика техническо-медицинской бригады. Он привозил амуницию и увозил трупы погибших израильских солдат из пустыни Синай.

Однажды ночью на заброшенном складе в городе Эль-Ариш, на северном побережье Египта, командир подразделения Рами сел на корточки среди кучи зерна. Они уже потеряли восемь из одиннадцати танков. Командир отсчитывал пальцами зернышки, бросая одно за другим на землю. Три, четыре, пять. Уронил девятое по ошибке. Рами это походило на жестокую театральную постановку.

Он вышел на улицу в ночную темноту. Полосы света рассекали небо – aurora borealis ^[34].

После этого война представлялась ему как ужасный арт-объект: носилки заносили белыми, а выносили красными. Кровати обливали водой из шланга и клали обратно в грузовик, и он снова отправлялся в путь в сердце пустыни, чтобы подобрать людей, чьи лица будут скоро обведены красным кружком в газете.

211

Когда он вернулся домой со службы, то сказал Нурит, что боится, что вернулся домой не весь.

212

С больших дистанций прилетают стрижи,

Трепыхаясь, к этим болотам смерти: они прилетают всегда.

213

В конце девятнадцатого века на рынках Вифлеема можно было найти соколов редких пород.

Соколов отлавливали в пустыне мальчишки из бедуинских племен; они выкапывали ночью глубокие ямы, покрывали их крест-накрест ветками и листвой и прятались внутри. В качестве приманки привязывали голубей за лапу и до смерти перепуганные птицы бились на конце кожаного ремешка, наматывая в воздухе такие же обороты, как праща.

Мальчики сидели в засаде, выглядывали из-под маскировки. Они знали, что лучше всего ловить птиц на рассвете, тогда они спокойнее и свет падает под нужным углом – ловушки не так заметны.

Мальчики держали в руках длинные ремешки. До локтя у них была повязана верблюжья шкура. Время от времени они дергали за ремешки, чтобы всполошить птиц и заставить их хлопать крыльями.

Заметив суету на земле, хищные птицы кружили по восходящим потокам теплого воздуха и опускались все ниже и ниже неторопливыми кругами.

Чем ближе к земле находились соколы, тем сильнее мальчики подтягивали к себе кричащих голубей.

Когда соколы приближались на достаточное расстояние – готовясь к нападению на привязанного голубя, – мальчики выпрыгивали из ямы, хватали их за обе лапы, затаскивали внутрь, быстро складывали крылья, связывали клювы, надевали капюшоны, подчиняли своей воле.

Голубю тут же ломали шею и скармливали захваченному соколу, чтобы тот успокоился.

Мальчики сажали соколов в клетки, привязывали к верблюдам и караваном шли через поросшие редким кустарником холмы, остерегаясь засады. Они поторапливали верблюдов, шлепая их по пятнистым бокам, и кормили зерном с рук.

На птицах можно было прилично заработать, особенно торгуя с британскими аристократами, которые привязывали им на лапы колокольчики и тренировали для соколиной охоты в окраинах Иерусалима.

214

Ричард Фрэнсис Бертон, британский путешественник девятнадцатого века, сильно увлекался соколиной охотой. Он родился в Торквее, обучился профессии в Оксфорде в сороковых годах, где изучал арабский – один из двадцати девяти языков, на которых мог говорить к концу жизни. Он был высокого роста и худощавого телосложения, известен своими темно-карими глазами, так похожими на глаза его любимой птицы. Когда он находился в Индии, отбывая воинскую повинность, местные дали ему кличку «белый ниггер». Ходили слухи, что он якобы почти полностью румынской или цыганской крови. Бертон мог запросто выдать себя за купца, дипломата, дервиша или пилигрима.

Он был известный дебошир, и даже сослуживцы прозвали его «бешеный Дик». Мог остановиться в середине драки, чтобы подкрутить концы толстых темных усов, и затем продолжал потасовку как ни в чем не бывало. Ему нравилось называть себя «варвар-любитель».

Бертон путешествовал по миру в поиске «гносиса»: источника всего смысла и существования. Он совершил хадж в Мекку в тысяча восемьсот пятьдесят третьем году. Он прекрасно знал, что всем немусульманам вход в город запрещен под страхом смерти. Он выучился – как он потом сам это называл – «арабской походке». Бертон описывал ее как «походку окруженного человека»: когда идешь налегке, вразвалочку, пренебрежительно, беззаботно, но на самом деле четко фиксируешь все, что происходило вокруг. Он считал себя практикующим тарикат, или «мистический путь», который должен был привести на небеса. Он изучал исламское право и научился играть на ребабе ^[35]. Он работал над акцентом, отрастил волосы, окрасил кожу в более темный оттенок кипяченой травой, наносил на веки сурьму, носил свободные рубашки из муслина, часами сидел на корточках на земле. Он устроился подмастерьем в кузнице, чтобы научиться ковать лошадей: рассчитывал, что сможет когда-нибудь найти работу в торговле арабскими скакунами.

Бертон считал обязательным молиться пять раз в день. По ночам, путешествуя в караване из двух сотен верующих, он был имамом, руководящим общей молитвой. Он ехал на верблюде во главе процессии, прячась от безжалостного солнца под гигантским желтым зонтом.

По дороге в Мекку он смог отбить несколько атак кочующих бандитов.

Его хорошо знали такие же путешественники, как и он сам, за способность находить места в пустыне, где может быть вода: это было не просто чутье на птиц пустыни, но также наблюдательность, позволяющая увидеть мельчайшие детали ландшафта: наклон дюны, рывок ящерицы, зернистость песка.

215

Один из нескольких арабских батальонов Армии обороны Израиля состоит полностью из бедуинов-следопытов: сами себя они называют батальон «Хамсин». В него входят только добровольцы; считается, что они могут выследить врага даже в эпицентре неистовой песчаной бури.

216

«Хамсин» берет свое название от арабского слова «пятьдесят». Жаркий и насыщенный песком и пылью суховей, который дует с юга на северо-запад пятьдесят дней.

217

Представьте себе ужас привязанного голубя во время снижения сокола. Облако пыли, когда его тянут ближе к яме. Натяжение ремня вокруг лапы. Хруст маскирующих веток. Внезапный свист воздуха. Исчезновение под землей. Темнота. Молчание мальчиков. Рука, тянущаяся вверх. Пронзительные вопли сокола, связывание крыльев за спиной. Взрыв перьев под землей.

218

Самое лучшее время для выслеживания в пустыне – раннее утро или вечер, когда косые лучи солнца создают тени, затемняющие следы от обуви или шин.

Когда оно в зените, бедуины используют переносные бумажные козырьки различного веса и толщины, чтобы накрывать ими землю и находить на ней полутона.

Следопыты также гордятся тем, что могут ориентироваться на местности по запаху или ощущениям от ветра.

219

После терактов на улице Бен-Йехуда, батальон бедуинов был отправлен на Западный берег, чтобы отыскать пещеру, в которой смертники прожили почти год. Задание носило кодовое название «Операция «Икарус». Одно из убежищ было отслежено к деревне Вади аль-Хамам, или Долине голубей.

220

Дружественные числа – это два различных числа, для которых сумма всех собственных делителей – без исходного числа – равна друг другу.

Эти числа – глубоко почитаемые математиками – считаются дружественными, потому что собственные делители двухсот двадцати – это один, два, четыре, пять, десять, одиннадцать, двадцать, двадцать два, сорок четыре, пятьдесят пять и сто десять, сумма которых равна двумстам восьмидесяти четырем. А собственные делители двухсот восьмидесяти четырех – это один, два, четыре, семьдесят один, сто сорок два, сумма которых равна двумстам двадцати.

Это единственная пара дружественных чисел до тысячи.

221

Как будто их составные части могут каким-то образом признать друг друга.

222

В день, когда Бассам вышел из тюрьмы, он вырезал номер на груди своей тюремной униформы. Он отослал этот тканевый нагрудный знак тюремному охраннику Герцлю.

Тот сделал для него рамочку – 220–284 – и повесил на стену в своем кабинете на кафедре математики Еврейского университета, где приступил к работе над теорией гармонических рядов.

223

Сэр Ричард Фрэнсис Бертон перевел «Арабские ночи», также известную как «Книга тысяча и одной ночи», также известную как «Тысяча и одна ночь».

224

Одной из самых любимых сказок Смадар была «Сказка о горбуне», которого несколько раз подряд посчитали мертвым, что привело к серии признаний от его якобы убийц, но в конце концов, со слов цирюльника, оказалось, что горбун совершенно живой.

225

Несколько дней спустя после терактов, Рами зашел в комнату Смадар. Все лежало ровно так, как она оставила перед уходом: открытая рабочая тетрадь на столе, серьги, расправленные на подоконнике, фотография Шинейд О’Коннор в углу зеркала.

Он взял с полки том «Тысячи и одной ночи» и начал читать рассказ про горбуна.

«Ну вот видите, – прокричал цирюльник, – он совершенно жив».

226

Бертон боялся, что его посчитают шпионом или магом: во время паломничества в Мекку он не хотел, чтобы люди видели, как он делает какие-либо записи, даже на арабском. На кожаном ремне, свисавшем с плеча, он носил небольшую книжицу, которая напоминала маленький Коран. Книга имела три отделения: одно для часов и компаса, второе – для денег, третье – для карандашей и пронумерованных полосок бумаги, которые он мог спрятать в ладони. В кармане он держал небольшой револьвер и пачку опиума, которую раскуривал в одиночестве.

Если бы в дороге выяснилось, что Бертон – неверующий, его бы избили палками, забили камнями, вспороли живот и оставили живым умирать в яме под невыносимым пеклом, бросив на поедание шакалами и стервятниками до тех пор, пока от тела не останется ничего.

227

Однажды, во время фетвы ^[36] Салмана Рушди, индийский писатель получил по почте один-единственный камень в белом конверте без какой-либо записки. Камень пролежал на его рабочем столе в Нью-Йорке многие годы, пока уборщица по ошибке не выкинула его в мусорное ведро.