Седрика и Квентина посадили рядом в третьем от трона ряду. По статусу герцогу фон Аурверну, властителю провинции Аурверн, было положено сидеть не дальше второго ряда, но при рассадке, видимо, учли шаткость его положения при дворе. Если Квентина и задело такое понижение его статуса, то он ничем этого не выдал.

Еще одной странностью в рассадке в зале было то, что места в первом ряду, куда по традиции сажали второстепенных членов королевской семьи и приближенных трона, в этот раз занимали те самые люди в одеждах из шкур. Дикари с разрисованными сложными узорами лицами и бусинами, вплетенными в волосы даже мужчин, сидели на местах принцев и министров. Никто не смел возразить решению нового короля, но всё же дворяне подозрительно и даже презрительно косились на северян и озабоченно перешептывались. То тут, то там можно было услышать сомнения в трезвости ума нового монарха.

Когда все расселись по своим местам, вперед вышел первый министр Реймонд фон Моргенштерн. В этот раз на нем был черный фрак, на который по традиции были приколоты все его многочисленные ордена, а также большая темно-синяя розетка с гербом династии Паулиц. Он дождался, пока разговоры в зале стихнут, и торжественным тоном произнес:

– Благородные лорды и леди! Мы собрались сегодня здесь, в Лорице, столице нашего славного королевства Баригор, чтобы приветствовать нашего нового короля!

Стоящие у одного из окон в стороне от собравшихся музыканты заиграли торжественную музыку, и в зал вошел Вернон в сопровождении своей матери, сестры и брата. Все они были одеты в траурные наряды, но грудь каждого украшала темно-синяя розетка. За ними следовал Десница Алора, все так же в алом, несущий на темно-синей бархатной подушке аккуратный, украшенный бриллиантами и сапфирами обруч из белого золота – корону Баригора.

Все они поднялись на небольшое возвышение, на котором стоял королевский трон, и заняли положенные по традиции места. Вернон остановился напротив трона. Он смотрел в зал на своих новых подданных и выглядел уверенно и статно. Его угольно-черные волосы были гладко уложены, а лицо явно напудрено, чтобы придать ему бо́льшую гладкость и живость. Цепкий взгляд холодных светло-серых глаз скользил по придворным, на несколько секунд останавливаясь на знакомых лицах.

Королевская семья заняла места сбоку от трона в порядке старшинства. Матильда стояла первой. По традиции, именно ей предстояло возложить корону на голову сына. Королева, также обильно напудренная, выглядела все такой же отстраненной и необычно спокойной. Ее сложная прическа и платье с большим кринолином лишь подчеркивали это ощущение, заставляя королеву-мать напоминать не очень красивую куклу.

Десница Алора встал по другую сторону трона, готовый подать корону Матильде и благословить нового короля на царство.

Музыка отзвучала, и Десница взял слово:

– Как день неизменно сменяется ночью, лето – зимой, а жизнь – смертью, так и место ушедшего короля занимает его наследник. Таков завет Алора. И сегодня мы приветствуем нашего нового властителя, его величество Вернона Первого.

Повисла тишина. В этот момент овдовевшей королеве было положено взять у Десницы корону и возложить ее на голову наследника, но Матильда не шелохнулась. Прошло несколько томительных секунд. Все взгляды были прикованы к королеве. Наконец, стоящая прямо за ее спиной Эсмеральда осторожно дотронулась до плеча матери и что-то прошептала ей на ухо. Та встрепенулась, будто очнувшись ото сна, и сделала несколько неверных шагов к Деснице. Тот подал ей корону на бархатной подушке, и она взяла ее странно неловко, будто руки плохо слушались, и опустила обруч на голову Вернону, которому для этого пришлось немного наклониться.

– Именем Алора да здравствует король Вернон Первый! – провозгласил Десница.

– Да здравствует король Вернон Первый! – повторили придворные, поднимаясь со своих мест. Оркестр вновь заиграл торжественную мелодию.

Вернон улыбнулся своим подданным и опустился на трон, полноправным владельцем которого только что стал. Высокий и худой, он казался лишним на этом массивном позолоченном кресле. Но когда музыка смолкла и новый король заговорил, голос его звучал властно и твердо:

– Лорды и леди! Мои дорогие подданные! Сегодня великий день. Сегодня начнется новая эра в истории Баригора.

– Не нравится мне, когда так говорят, – шепнул Седрик на ухо Квентину, но тот лишь отмахнулся, внимательно слушая речь короля.

– Я как монарх обещаю вам, что сделаю Баригор еще более великим и процветающим государством, – продолжал новоиспеченный король. – Уверен, все вы, мои верноподданные, поможете мне в приближении моей мечты.

Зал начал аплодировать. Дождавшись, пока вновь наступит тишина, Вернон продолжил:

– И своим первым указом, первым шагом на этом пути к величию я назначаю Карандру Ктан из северных земель моим советником!

В зале поднялся ропот. Он продолжался всё то время, пока пожилая низкорослая женщина поднималась со своего места и подходила к трону. На Карандре были те же одежды из сшитых вместе шкур, что и на ее соплеменниках. Ее морщинистое лицо и руки украшали сильно выцветшие синие татуировки в виде сложных диковинных узоров. Те же узоры покрывали и ее одежду. Длинные седые волосы Карандры были украшены бусинами и перьями птиц. Ктан оглядывала зал узкими глазами, едва заметными под тяжелыми нависшими веками.

– Не нравится мне все это, – пробормотал Квентин.

– Мне тоже, – шепотом согласился его друг, – и с Матильдой что-то не так.

– Наверное, она просто скорбит…

– Нет, ты не понял, Квен, с ней что-то не так. Я не понимаю, как такое возможно, но она как будто не вполне жива, в ней куда больше мертвого, чем должно быть в живом человеке.

– Что ты имеешь в виду? – Квентин резко повернул голову к Седрику.

– Я не знаю, – некромант выглядел растерянным, – она точно не мертва и не оживлена с помощью некромантии, я бы смог это распознать. Я никогда такого не видел. А теперь еще и эта Ктан… И ты заметил, Левина нигде нет?

И действительно, место, отведенное министру финансов, пустовало.

– Не могу поверить, чтобы он пропустил этот момент, – добавил некромант.

Квентин кивнул и бросил озабоченный взгляд на Реймонда, стоявшего чуть в стороне от тронного возвышения.

– Нам нужно будет поговорить с Реймондом после церемонии.

Седрик кивнул.

Карандра тем временем заняла место сбоку от Десницы. Она выглядела так чужеродно рядом с ним. Дикарка подле верховного служителя бога. Но было в них и что-то неуловимо похожее.

Вернон кивнул первому министру, и тот вновь обратился к залу, но на этот раз его голос звучал куда менее уверенно:

– Пришла пора принести присягу нашему королю!

Реймонд поднял свиток, который все это время держал в руках, и начал поочередно зачитывать имена придворных, начиная с членов королевской семьи. Тот, чье имя называли, выходил вперед, кланялся и произносил клятву верности Вернону.

Когда очередь дошла до министра финансов, Реймонд несколько раз повторил его имя, ища фигуру Левина в толпе придворных, и, не найдя, продолжил:

– Кажется, герцога Лаппорта нет среди нас сегодня. Слуга! Проверь его покои.

Один из стоявших вдоль стен молодых слуг в черных ливреях поклонился и стрелой вылетел из зала. Церемония продолжилась.

Спустя какое-то время слуга вернулся. Он был куда бледнее, чем до этого, и выглядел напуганным. Пока очередной дворянин приносил присягу, слуга подошел к первому министру и что-то шепнул ему на ухо, после чего отошел обратно на свое место у стены. Лицо Реймонда стало суровым, брови сошлись на переносице, но более ничем герцог фон Моргенштерн не выдал озабоченности и продолжил исполнять свои обязанности, вызывая новых и новых дворян на присягу.

Когда список Реймонда подошел к концу, первый министр свернул свиток и вновь обратился к залу:

– Милостью Вернона Первого для всех вас в большом зале накрыт торжественный обед!

Когда придворные начали вставать со своих мест и перемещаться в большой зал, Реймонд жестом подозвал Квентина и Седрика к себе. Дождавшись, пока бо́льшая часть собравшихся выйдет, вполголоса обсуждая произошедшее, первый министр обратился к своим друзьям:

– Левин мертв.

– Что? – Квентин с недоумением посмотрел прямо на Реймонда.

– Странно, – добавил Седрик, – я не чувствовал ничьей смерти.

– Не знаю, что там произошло, но слуга вернулся в ужасе. К счастью, ему хватило ума не поднимать тревогу. Пойдемте. Седрик, твое профессиональное мнение не помешает.

Оба мужчины кивнули и последовали за первым министром. Они преодолели несколько парадных залов дворца и вышли в узкий коридор, который обычно использовали слуги. По нему, петляя между удивленными слугами, суетившимися из-за торжественного обеда, они добрались до покоев министра финансов.

– Откуда ты только знаешь, как добраться сюда по черным коридорам? – поинтересовался Седрик, с подозрением глядя на первого министра.

– У меня свои секреты, – усмехнулся тот в ответ.

Открыв дверь для слуг, незаметно притаившуюся за желтыми с белыми вензелями обоями комнаты министра финансов, трое мужчин прошли внутрь. В комнате было тихо и темно. Шторы, несмотря на позднее время, всё еще были задернуты, а окна закрыты. По помещению распространялся странный аромат, напоминающий запах пепла.

Дверь для слуг выходила в первые покои, которые условно можно было назвать кабинетом, но отсюда через открытую дверь было видно и спальню. Там на кровати лежал мужчина, одетый в ночную рубашку. Стараясь не шуметь, на случай если Левин Лаппорт просто спит, трое мужчин проследовали в спальню. Пушистый арагвийский ковер помогал им в этом, как и украшенные дорогими парчовыми обоями стены. Но даже они не смогли поглотить шумный вздох, который издал Реймонд, приблизившись к кровати. Его спутники были более сдержанны, но их лица также исказились если не страхом, то озабоченностью.

На огромной кровати с тяжелым пыльным балдахином лежал Левин Лаппорт, точнее, то, что от него осталось. Глядя на тело, невозможно было предположить, что этому человеку не было и сорока, он выглядел как глубокий старик, иссушенный временем. Его и без того худые щеки впали, лицо покрыли многочисленные мелкие складки и морщины, а белки глаз пожелтели. Все его тело будто бы усохло, из-за чего ночная рубашка с гербом дома Лаппорт стала ему велика. Но более всего поражало лицо Левина, застывшее в гримасе ужаса.

– Великий Алор! – не сдержался Реймонд. – Кто мог сотворить с ним такое?

Он повернулся к Седрику, только чтобы увидеть выражение озабоченного непонимания на лице некроманта. На секунду взгляд Седрика стал стеклянным, а когда в нем вновь появился живой блеск, некромант заговорил в такой несвойственной ему тихой и серьезной манере:

– Я не знаю, Рей, но это что-то ужасное. Его душа… она исчезла.

– Воссоединилась с Алором, ты имеешь в виду?

– Нет. Душа не может воссоединиться с Алором, пока над телом не произведены хоть какие-то ритуалы или пока не прошло достаточно времени. Когда человек умирает, его душа всегда остается рядом, и я могу ее почувствовать, даже если она еще не оформилась в полноценного призрака. Но душа Левина… ее нет.

– И что это может значить? – Голос Квентина звучал спокойно, но приподнятые плечи и сжатые кулаки выдавали его напряжение.

– Я не знаю. Я никогда такого не видел. Но это… это путь Кавица.

При упоминании темного бога Реймонд и Квентин не думая сложили руки в защитный символ Алора^[1].

– Мне все это не нравится, – продолжил некромант, – сначала Матильда, теперь это…

– Что не так с Матильдой? – уточнил Реймонд, не присутствовавший при их разговоре.

– Я не знаю, она будто мертва, но при этом жива.

– Ее оживили с помощью некромантии? – В голосе Реймонда звучал неподдельный ужас, а взгляд его то и дело скакал между Седриком и телом на кровати.

– Нет. Я не знаю, что с ней, это не некромантия. Но с ней точно что-то сотворили.