У нас никогда не случалось обид друг на друга, но что скрывать, ей и вправду было чему завидовать. Мой первый бал в роли хозяйки был роскошен. Белое платье по последним модам безо всякого турнюра, но с декольте и со шлейфом было украшено узором жёлтых бегущих лисиц по подолу и краям рукавов да солнцем на груди. Вдобавок после полонеза Соне предстояло отправиться в детскую залу, а всё самое интересное должно было происходить в бальной и столовой. Матушка рассказывала, что Сонечка тайком подсматривала, как я справляюсь с «дониманием». Гости в тот день были безжалостны: цепляли подол юбки, дамы и кавалеры из лучших семей страдали нехваткой манер, будто случаем опрокидывались бокалы, и множество благородных гостей желали узнать моё мнение на самые невозможные темы. Но, сказать правду, хотя было тогда очень страшно опозорить семью, всё прошло гладко: дар слушался беспрекословно. У Сони же в те дни справиться с ним не выходило и в самых простых ситуациях. А более всего ей хотелось начать выходить в свет, что, как известно, возможно только после Белого бала.

Возвращаясь к рассказу, за столом я не удержалась от возможности её поддразнить. Старалась откушивать щи с особым изяществом, позволила булацкой шали элегантно соскользнуть с плечика по тонкой шерсти рукава домашнего платья, легко поправила её затянутыми в белые перчатки пальцами. Была у меня в ту пору привычка и дома носить их не снимая.

Сменили блюда. Звездой второй перемены была стерлядь, но Марфа Георгиевна удостоила её лишь беглым взглядом.

– Дорогой? – Отложив приборы, она с хитрецой стрельнула серыми глазами в сторону батюшки. – Не время ли для главных новостей?

– Всё ты торопишься, Марфуша. – Тот улыбнулся, отчего его длинные светлые усы смешно дёрнулись. – Может, надо было кухарку предупредить, чтобы праздничное приготовила? Торжественное, так сказать. Ну раз уж завела ты разговор… Евфимий, а открой-ка нам игристого вина! А детям компота подлей.

Пожилой дворецкий поклонился и вышел отдать указания. Слуги всё сделали споро, и вскоре в особых бокалах у взрослых пузырилось и шипело семирадское^[10] вино.

– Вот теперь можно и рассказывать. – Пётр Афанасьевич поднялся со своего места и чуть повернулся к левой части стола. – Ульяна! Сперва ещё раз хочу поздравить тебя с блестящим Белым балом. Я безмерно счастлив и с великой гордостью говорю, что общество приняло тебя благосклонно. Более всего их покорила твоя непринуждённость. Но это не всё! Этим утром мне доставили особое послание от Благословенной нашей Церкви…

Верно, я тогда смотрелась донельзя изумлённой. Он тем временем продолжал.

– В связи с чем имею честь поздравить тебя, дорогая моя дочь, с обретением предназначенного супружника, – говорил торжественно, но всё-таки в голосе его слышалось волнение. – Храмовники завершили свои исследования и отыскали нужного мужчину. Я безмерно рад, что так легко нашёлся тот, кто окажет тебе супружескую помощь, которой благословил нас Господь. Им оказался барон Вреков Стефан Маркович из ветви рода Врековых, проживающей в Сужгороде.

– Поздравляю тебя, дорогая! Это невероятное везение! – Матушка также подняла свой бокал.

– Врековы не самый прославленный и древний род, но всё же имеют некоторое уважение в обществе. – Бабушка улыбалась, но смотрела несколько рассеянно, будто задумавшись о своих же словах.

А я, помнится, удивлённо, словно не понимая сказанного, обвела взглядом всех сидящих за столом, чуть задержавшись на Соне, показавшейся бледнее обычного. И вдруг заметила зовущий свист скворца за окном, красный цвет лёгкого вина, что любила матушка. Очередной резкий порыв ветра хлопнул задребезжавшей створкой окна, и всё стало пронзительным, звонким, поплыли пряди энергии вокруг. В тот момент я смогла взять себя в руки, удержать ведовские силы, но в своей душе покой потеряла. Так резко и внезапно меня толкнули в истинно взрослую жизнь, о которой было известно многое и одновременно ничего.

Глава 3

10 цветня 7393 г. от с. м.

Сужгородский уезд, имение Горлицы

Визит сватов случился через день. Мне будто бы дали время, чтобы свыкнуться с новым положением дел. Сделать это, сидя в комнате, почему-то не получалось. И я гуляла по Горлицам – старому имению нашего рода. Верно, многим оно показалось бы слишком простым: господский дом в три этажа со скромным парадным входом с одной стороны и шестью высокими стеклянными дверьми с другой. В тёплое время их открывали полностью, тогда граница между столовой и парком при доме стиралась. Напротив почти такой же гостевой дом, чуть в стороне разные службы. Всё из красного кирпича и безо всяких колонн и розеток^[11]. Лишь узкие карнизы меж этажами, полукружья верхних частей окон да пара крохотных балкончиков с белыми балюстрадами служили господскому и гостевому домам украшениями. В этот «день тишины» имение, как всегда, казалось мне уютным и милым, но всё же в нём словно что-то изменилось. Тогда обнаружить эти неуловимые отличия мне так и не удалось, а после стало не до этого.

На следующий день, ожидая прибытия сватов, я не волновалась совершенно. Всё это казалось предрешённым с того памятного урока, когда уважаемый Серафим Вячеславович рассказал нам с сестрой о супружеской взаимопомощи, о нашей судьбе. Что одарённые, кровные дворяне жить могут, только лишь обмениваясь энергией с сужеными. А матушка позже объяснила, что «обмен энергией» случается при поцелуях и иной супружеской близости. Может, странно такое для юной девицы, но уже тогда я приняла грядущее всей душой. Неинтересны мне были романы, где с божьей помощью юные дворянки сбегали от неугодных суженых. О возможной великой любви также не мечталось, хотя пример батюшки с матушкой видела каждый день. Казалось, что такая божья милость мало вероятна. Мне было довольно того, что есть. Ваятель позволил родиться кровной дворянкой, одарённой. И чтобы спасти моё хрупкое тело от мощи ведовской силы, он в нужный час пошлёт единственного на всём белом свете суженого. Так же как и меня ему во спасение. Тогда думалось, что семья возможна и без любви, было бы уважение.

Но Соня никак не могла в это поверить. Комната в имении у нас была общей, потому ждали мы тоже вместе.

– Неужто ты совсем-совсем не волнуешься?

Она всё поправляла атласные банты на моих рукавах, разглаживала кружева на груди. Я же глядела в зеркало и довольно улыбалась: всё было как должно. Кремовый цвет твилового^[12] платья в этот раз как-то особенно удачно оттенял голубизну глаз. Волосы убраны в причёску, на шее чёрная бархатка с прозрачной льдинкой-каплей подвеса. На руках перчатки. Я выглядела ровно так, как положено юной девице из древнего дворянского рода.

– Всё уже решено Ваятелем, мне не о чем переживать.

Сваты приехали к обеду. Окна нашей спальни выходили на подъезд и парадное крыльцо. Было легко разглядеть, как медленно и с достоинством сошёл с коляски Его Высокопреподобие протоиерей Мелетий. В ярком свете солнца его белая ряса почти что слепила, седые волосы создавали ореол вокруг головы, блестел на груди золотой знак служителей Ваятеля – две сложенные лодочкой ладони. По-старчески худой, он держался прямо, ступал твёрдо. Было радостно видеть его в роли свидетеля божьего промысла: Его Высокопреподобие всегда тепло приветствовал нашу семью на службах, не отказывал в разговоре по душам.

Вторым сватом был незнакомый мне мужчина. Моложе протоиерея, но шестьдесят ему уже минуло. Притом с коляски сходил он тяжело, мотая лысой головой, покрасневшей от жары. Красный мундир на животе был натянут до складок. Оказавшись на земле, мужчина резко выпрямился, вскинул голову, словно желая продемонстрировать свою выправку.

– Забавный такой. – Соня даже не пыталась соблюсти приличия и спрятать любопытство за занавеской. Смотрела, уткнувшись в стекло. – Интересно, кто это?

– Не знаю. – Гости повернулись к дому, и я отпрянула от окна. – У нас его вроде бы не бывало, да и в салонах я его не видела.

– И чего твой жених такого прислал? – Сестра тоже отошла вглубь комнаты. – Сват должен быть молодым, любезным…

– Это к подобным в твоих книгах девицы из-под венца сбегают?

– Да к чему ты это! – Соня надулась совсем по-детски. – Я же о другом! Сват ведь жениха представляет, прислать такого – это даже неприлично как-то.

– Совершенно.

Я не сдержала улыбки, и сестра, закатив глаза, махнула рукой.

Время спуститься к гостям настало часа через полтора. Все сидели в гостиной полукругом у чайного столика: матушка с батюшкой на диванчике по правую руку, сваты в креслах по левую. Только бабушка заняла место чуть в стороне на козетке у окна: лишь свидетель сватовства, не более.

Хоть и не было причин волноваться, пальцы дрожали как те стеклянные двери, что я, войдя, закрыла за собой.

– Ваше Сиятельство, позвольте представить Вам мою дочь – Ульяну Петровну.

Батюшка встал, за ним поднялись и остальные мужчины.

– Ульяна Петровна, это Его Сиятельство Кивач-Луговской Лев Андреевич. Он нынче представляет интересы Вашего суженого.

– Весьма, весьма рад знакомству.

Его Сиятельство учтиво поклонился. Я сделала глубокий книксен в сторону теперь уже знакомого мужчины и повернулась к отцу Мелетию.

– А мы с Ульяной Петровной знакомы.

Его Высокопреподобие тепло улыбнулся, когда я приблизилась, испросила благословения, и двумя ладонями «умыл» моё лицо.

– Ваятель не бросит тебя, дитя.

– Дорогая. – Матушка мягко указала в сторону ещё одного пока свободного кресла. – Позаботитесь о чае для наших гостей?

– Разумеется. – Снова книксен.

Горничная явилась по первому касанию зачарованного камушка на спине сонетки-птички.

– Экая безделица! Позволите, Пётр Афанасьевич?

Лев Андреевич взял сонетку и, пока я отдавала распоряжения о чае, фарфоре и прочем, с любопытством крутил её в руках. Мне же вдруг стало интересно, может ли семья жениха позволить себе ведовство и в таких мелочах? Есть ли в их доме вообще артефакты?

Подали чай со сладостями.

Я сделала горничной знак, чтобы она подкатила столик поближе, и принялась сама ухаживать за гостями.

– Ваше Высокопреподобие, вот гречишный мёд, как Вы любите. Ваше Сиятельство, Вам обязательно нужно попробовать этот чай. Особый сорт, в Булакии его подают только в гаремах. Уверена, Вам понравится!

– Кажется, у Вас сложилось обо мне неверное мнение, Ульяна Петровна.

Я в недоумении подняла взгляд на ухмыляющегося Льва Андреевича, заметила, что улыбаются и остальные, и только в этот момент поняла свою ошибку. В миг потеплели уши, отчего смущение стало ещё сильнее. Отставив чайничек, встала из кресел. Мужчины поднялись следом, и я, сцепив руки замком под грудью, поспешила извиниться со всем уважением.

– Прошу Вас, Ваше Сиятельство, великодушно простить мне мои оскорбительные слова.

– Ну что Вы, что Вы, Ульяна Петровна! Полно Вам. Уверен, Вы не имели в виду ничего этакого. – Лев Андреевич покрутил ладонью с растопыренными пальцами. – Садитесь, садитесь же.

Его обрюзгшее лицо выражало такую искренность и чуть ли не сожаление, что невозможно было не улыбнуться. Я вновь заняла своё место и сосредоточилась на том, чтобы не допустить повторного такого недоразумения. К счастью, вскоре матушка с батюшкой тоже вступили в разговор, и можно было вздохнуть чуть свободнее.

Чаепитие завершилось через час.

– Что ж, Пётр Афанасьевич, Марфа Георгиевна, Ульяна Петровна и, конечно же, Маргарита Николаевна. – Лев Андреевич обернулся к по-прежнему сидевшей у окна бабушке и обменялся с ней поклонами. – Благодарю вас за гостеприимство! Ваше Высокопреподобие, спасибо Вам за приятную компанию.

Далее обращался он только к моему батюшке:

– Я вижу, что невеста хороша собой, воспитана и имеет представление о домашних делах. Дар свой усмирила, нынче здорова и невинна. – На миг перевёл взгляд на мой подвес. – На этом мой долг исполнен, я могу свидетельствовать всё перечисленное перед женихом и его родителями. Повторюсь, Стефан Маркович – исключительно положительный молодой человек из семьи, чтящей традиции. К тому же достаток барона Врекова таков, что не заставит Ульяну Петровну сожалеть о жизни в новом доме. Дела же ведовские оставлю Его Высокопреподобию.

– И то верно. Долго вы толковали, теперь мне нужно с невестою поговорить.

Отец Мелетий солидно кивнул.