– Миссис Вайнштейн говорит, что за ней гнались агрессивно настроенные дети.

– Подростки, в смысле? Шпана?

– Нет. Именно что дети. Недоросли, семь-восемь лет, максимум десять. Да, сказала она, что там и пара подростков была в деле, но в основном – лица сильно моложе. И да, вот еще что – это были, как она заявила, дикие дети. Выряженные в шкуры, как дикари. Звучит знакомо, Сэмми?

Челюсть у Шеринга отвисла.

– Джордж, надеюсь, ты не шутишь, – пробурчал он.

– Я серьезнее некуда. То же самое сказал нам наш друг, копатель моллюсков, около шести месяцев назад. Старый джентльмен с пустой литровой бутылкой сивухи. Послушать его – так по береговой линии бродила «дикарствующая молодежь» в шкурах. Только еще он сказал, что там были и люди постарше – взрослые, возможно. Мы вообще записали его показания?

– Нет, Джордж, мы кинули его в вытрезвитель.

– Ага, припоминаю. Так вот, наша миссис Вайнштейн утверждает, что их было не меньше дюжины. Машину она остановила из-за того, что увидела маленькую девочку на обочине. Полуголую маленькую девочку. Как она к ней вышла – тут на нее и накинулись. Ее били прутьями по спине, Сэмми, – так и гнали, как пастух телку, с дороги до побережья. Миссис Вайнштейн считает, что конечной целью их действий был насильственный отъем у нее жизни – мокруха, по-простому, – и знаешь, Сэмми, я почему-то склонен ей верить. Вот почему миссис Вайнштейн решила, что, даже если прыгнет с обрыва на скалы, шанс выжить у нее еще худо-бедно сохранится.

– И как она сейчас? Получше?

Питерс нахмурился:

– Как сказать. Врачи все спорят, обе ноги ей нужно ампутировать или все-таки одну. – Он встал из-за стола, прошел к настенной карте и принялся водить по ней пальцем. – Я тут подумал… Помнишь, как мы месяц назад с тобой сидели в «Карибу» и болтали насчет статистики пропаж людей? Если ей верить, за последние несколько лет процент пропаж людей в северной части побережья – больше, чем между Джонспортом и всем, что ниже. Ну, не то чтобы сильно больше, но что-то здесь все равно не бьется – к югу-то плотность населения намного выше, чем у нас, города крупнее.

– Я помню про этот разговор, – подтвердил Шеринг.

– А теперь, – продолжал Питерс, – обрати внимание на тот факт, что в подавляющем большинстве случаев исчезали рыбаки, ловцы омаров и всякая молодежь. Мы тогда заявили в ответ на это, что океан к северу гораздо более неспокойный – и это вполне объясняет факт исчезновения первых двух категорий лиц. А поскольку работы в наших местах почти нет и процент безработицы среди молодежи особенно высок, сюда же можно присовокупить и третью категорию. Правильно? Ну, в общем, отбрехались мы тогда. А вдруг, Сэм, мы все же ошиблись? Что, если причина другая – как быть тогда, а?

Шеринг поднял на начальство недоумевающий взгляд:

– Но тут о детях разговор, Джордж.

– Джентльмен с сивухой упоминал и взрослых. Ну хорошо, посмотри-ка сюда. Вот Дэд-Ривер. А вот примерно в миле, если вдаваться в море, – тот самый Кэтберд-Айленд. Где у нас не далее как год назад пропала компашка рыбаков. В каком районе, говоришь, тот чудик видел малышню?

– Южнее Катлера.

– То есть разброс у нас – от силы три мили. А теперь вообрази, что на этом отрезке побережья творится что-то нехорошее.

– Что?

– Если б я знал. Я сегодня весь день мозги себе перетряхиваю – пытаюсь вспомнить, с чем еще ассоциируется этот Кэтберд-Айленд, да и весь райончик. И вот вспомнил-таки. Трехлетней давности дело, июль – парнишка по фамилии Фрейзер… сечешь, к чему я?

– Конечно. Он вздумал в шторм покататься на лодке.

– Не в шторм. Просто в ветреную погоду. Но ты вспомни, что тогда говорил его отец. Лодка была большая и прочная, а сам парень – сколько ему тогда было? Восемнадцать или девятнадцать лет. И с лодкой он мог управляться как никто другой. Так что непогода была ему нипочем.

– Джордж, ты же знаешь, наше море удальцов не любит. Одна ошибка – и заказывай поминки.

– Так мы тогда отцу и сказали. Может, так и случилось. Может, я гоняюсь за тенями при свете луны. Но подумай, сколько этих статистических данных о пропавших без вести за все годы связано с рыбалкой или катанием на лодках. Заставляет призадуматься – в Бар-Харборе тоже ведь полно ценителей водных прогулок, но у нас показатели выше. Так вот, возвращаясь из больницы после разговора с миссис Вайнштейн, я прикинул: а может, у нас такой высокий процент пропаж людей на общую численность населения именно потому, что народу тут немного живет? Возьми что само побережье, что этот поганый остров – туда вообще никто не лезет. А там, куда никто не лезет, легко и спрятаться… так схорониться, что на много лет ни одна живая душа про тебя не вспомнит. Если вести себя тише воды и ниже травы, конечно.

– Как подпольщики, да?

– Ага, что-то в этом роде.

Шеринг подумал об этом. В словах Питерса был определенный смысл – правда, чтобы свести все воедино, нужно было придерживаться довольно гибкого подхода. В общем-то, ничего невозможного здесь не было. Уйма людей прячется от здешних слабых намеков на цивилизацию… в основном дети, но есть и взрослые… какая-нибудь ветхозаветная секта, возможно. Хотя… секта здесь… в штате Мэн? Да все бы уже давно на ушах стояли.

С другой стороны, в разгар туристского сезона на побережье появляется столько лодок, что исчезновения пары-тройки никто не заметит. И еще – через штат Мэн в Канаду в обоих направлениях вдоль побережья курсирует целая кавалькада машин (впомнить хотя бы случай миссис Вайнштейн); многие из них совершают весьма дальние рейды. И если на столь большом отрезке пути кто-то вдруг потеряется, потом будет непросто определить, где именно пропажа произошла. Особенно если вовремя припрятать саму машину. По дорогам бродит масса местных оболтусов. Их совсем нетрудно подловить – а полиция потом скажет: ну ничего, молодежь перебесится да возвратится…

Значит, странное прибрежное сообщество подпольщиков состоит из «потеряшек»?

Или оно в ответе за все исчезновения?

Что так, что этак – слишком много вопросов остается.

Кроме того, Шеринг давно научился доверять интуиции Питерса. Несмотря на все разговоры шефа о том, что он, Сэм, дескать, домогается его места, на самом деле Шерингу хотелось совсем другого, а именно – и дальше работать с этим усталым тучным мужиком и еще многому научиться у него, а отнюдь не сидеть в его кресле. Если в штате и имелся лучший, чем Питерс, полицейский, то Шерингу о таком пока не доложили. Разумеется, ему хотелось получить повышение по службе – возможно, очень даже хотелось, – однако он был вполне готов ждать того момента, когда Питерс сам дозреет до этого.

– То есть проблема в том, чтобы определить, где именно нам искать, – пробормотал Шеринг. – Я бы прочесал пять квадратных миль, двигаясь от Катлера к Дэд-Ривер. Как бы изнутри, от внутренней части округа, к побережью.

Питерс кивнул.

– Только людей надо будет побольше взять, – добавил помощник.

– Обязательно. И знаешь что, Сэм? Начни-ка собирать их сию секунду.

– Добро. Когда выдвигаемся? Сегодня вечером?

– Конечно. Ночь должна быть хорошей, ясной. Можно пойти, пока у нас еще светлое небо над головой. И прежде, чем нам придется вылавливать кого-нибудь из воды.

– Хорошо. Я позвоню жене.

– Да, и постарайся заручиться помощью того джентльмена с сивухой. Как, говоришь, его зовут?

– То ли Дамер, то ли Доннер… как-то так. Я найду его.

– Только давай с этим делом в темпе, Сэм.

– Темп – это то, что помогает мне оставаться худым, – Шеринг ухмыльнулся.

– Следи за языком, сынок, – отмахнулся Питерс.

19:30

Мардж была на кухне и мыла посуду. «В ее духе, – подумала Карла, – не провести в доме и двух часов, но уже взвалить на себя половину грязной работенки. – Она посмотрела на то, что осталось от жаркого. – Даже на сэндвич не наскребется, – вынесла она вердикт, счистила все объедки в мусорное ведро и взяла полотенце.

– Давай я буду хотя бы вытирать, – сказала она.

– Давай, – разрешила Мардж.

«У меня крутая сестра», – признала Карла. Ей было приятно, что Мардж сейчас рядом. Ей было трудно понять семьи, где братья или сестры вечно цапались друг с другом или не ладили в принципе. У них вот все проходило отлично. Более того, Мардж была, пожалуй, единственным на земле человеком, с кем Карла могла по-настоящему ужиться. Ссорились они крайне редко, а если такое и случалось, то длилось совсем недолго, и потом никто ни на кого не держал зла. Скорее всего, так получалось потому, что они ни в чем никогда не соперничали. В этом-то все чудо. А на чудеса, даже такие маленькие, редко кому везет.

Выглянув в окно, Карла увидела, что остальные стоят на крыльце, курят и о чем-то болтают. «Пусть они побудут там еще немного», – пожелала она.

– Карла, мы могли бы с тобой как-нибудь поговорить? – вдруг спросила Мардж.

– Конечно. О чем?

– Да так… о всяком. Давно мы по душам не общались. Целую вечность, сдается мне.

– По поводу Дэна?

– Да, и о нем тоже. – Мардж прополоскала стакан от мыльной пены, явно будучи в мыслях где-то очень далеко отсюда. – Знаешь, на что я потратила всю последнюю неделю?

– На что?

– На походы к психотерапевтам. К трем разным, чтоб ты понимала.

– И как оно?

– Ну, не сказать, что безнадежно, – ответила Мардж таким голосом, будто этот факт ей самой показался откровением. – Эта самая первая, женщина, полчаса слушала меня, ну и сказала, что выпишет мне рецепт.

– На что?

– На антидепрессанты, наверное. Но я сказала, мне не нужно. Потом был мужчина. И он тоже предложил медикаментозное решение. Правда, после того, как я немного полежу в стационаре.

– Боже… В больнице?

– Ага. Он выявил у меня клиническую депрессию.

– И он, по-твоему, прав?

– Ну, сейчас мне получше. Если сравнивать с ситуацией трехмесячной давности. В ту пору да с такой хандрой… у меня бы сил не хватило сходить к врачу. И это заставляет меня задуматься… о том, что я все-таки как-то пережила эти три месяца.

– Значит, этот твой врач ни черта не смыслит.

Мардж оторвала взгляд от посуды и улыбнулась.

– Мне понравился третий. Он не стал предлагать подсаживаться на таблетки или лечь в больницу. Мы с ним целый час проболтали о том о сем, и под конец он заявил, что, как ему кажется, мы с тобой просто конкурентки по жизни.

– Конкурентки? Ты… ты думаешь, он прав?

– Не исключено.

– Но за что нам с тобой конкурировать, господи?

– Знаешь, я постоянно ощущаю такую давящую бесцельность. Вся моя жизнь пустая до одури.

Карла не удержалась от смешка.

– Ты такого никогда не испытывала? – понимающе уточнила Мардж. – Ну и хорошо. Это когда все, что ты делаешь, ни к чему не ведет и ничего не стоит.

– Если что-то, чем ты занимаешься, доставляет тебе удовольствие, значит, не нужно думать о том, насколько это полезно. Смысл жизни в том, чтобы жить. Ты зря тратишь свои нервы и время на то, чтобы решить, насколько ты хороша в том-то или полезна в чем-то. Это тупо и скучно. Достаточно просто быть хорошим человеком.

– Дэн говорит, что я хороший человек.

– Он прав.

– Он постоянно привирает.

– Но не в этом случае.

– Мне и в самом деле кажется, что я постоянно конкурирую с тобой и при этом почти всегда проигрываю. – Мардж вздохнула. – Как, черт побери, тебе удалось остаться цельной личностью? Я на протяжении всех этих лет была просто ничтожеством. – Впихнув на полку последнюю вымытую тарелку, она повернулась к сестре. – Как так вышло?

– Никакое ты не ничтожество, – возразила Карла.

– Мне никогда не встать во главе «Дженерал Моторс».

– А ты что, хотела бы? Вот так новости.