Мне передают крохотный пакетик с ладонь. А потом огромная ручища приземляется на… будем считать, что пятую точку, с громким шлепком.

– Потеряешь – не расплатишься, девка, – и поглядывает так оценивающе, – с лица воду не пить, пойдешь в дом моего старшого…

Уже бегу. И валенки теряю, разве не видно?

Тут и случилась на голову этого шовиниста несчастного, который руки при себе держать не может, беличья кара.

До этого Игги мирно придремывала – или вид делала, воротник пушистый. А тут встрепенулась. Ручище волосатая потянулась куда не следует, а тут ему… Да, правильно, кусь! Большой и беличий! Там не пасть мелочи пузатой, там, судя по вою отпрянувшего мясника, целый медведь кусался.

– Ааа!

Кровушка удобряет пол. Мужик пятится, белка повисла на его пальце – и не выпускает.

Вот боров поводит налитыми кровью глазами и буквально шипит, плюется:

– Ведьма проклятая! Изведем!

– Сам ты корм беличий будущий! – Кричу от испуга. – Сейчас как колданем!

Миг – и вполне обычная рыжая молния уже снова со мной. И шипит на ухо:

– А теперь тикаем, девка, а то он нас зароет!

Не знаю, кто орал громче в следующую секунду.

Я просто мешочек, который так и сжимала в кулаке, раскрыла – и все что было – прямо в мор… лицо лавочника и бросила.

А тот и поймал. И ртом, и глазами, и носом, ух… В общем, полный ух. Я даже где-то мужику посочувствовала – потому что это было больно. И на любителя.

Но главное – мясник завертелся, завыл на одной ноте, а я ринулась прочь. Кажется, схватила что-то машинально с прилавка, пронеслась мимо застывших от изумления мальчишек, вывалилась на улицу – и бросилась прочь, не разбирая дороги.

Теперь мне жить в этом мире точно не дадут. И место в трактире потеряно. И…

Мысли были бессвязные, обрывочные. Брела я как в бреду. Сначала бежала, конечно. Потом сил не осталось. Просто плелась, едва переставляя ноги. И не знаю, сколько бы это все длилось и к чему привело, если бы не резкий, буквально с ног сшибающий порыв ветра и взвихрившаяся позёмка. Она сыпанула в лицо крошевом, словно колокольчики звенели, в голосе вьюге послышались шепотки и смешки, и…

Я как будто очнулась. Стоя посреди поля далеко за городом – его огни едва заметно тлели на горизонте угольками.

Тело сводило. Кажется, начался сильный жар. Меня трясло и мутило, но важным было не это. И даже не беличьи причитания, что нас духи морозные закружили.

Писк… Нет, он мне не примерещился! Отчаянный, тонкий, звонкий, плачущий. Как ребенок надрывается. Ребенок?

Не думаю, что он здесь… Посреди холода, снега и льда…

Но мысль проскользнула – и ушла. А одна в попу уколотая дурочка уже месила «валенками» сугробы.

– Ну все. Теперь косточки твои тут останутся, – заявила беличья пакость, – ох и бедовая девка!

– А кто мясника укусил? – Я обиделась, правда!

– Да он же козел до баб охочий, на лице написано! Спасибо бы сказала, дура, тебя спасала! Тут все знают, что к нему ли женского полу нельзя посылать, я уж наслышалась, жаль, поздно сообразила, что именно про этого типа говорят!

Значит, трактирщик нарочно?..

От этой мысли что-то кольнуло под ребрами, но и только.

Просто… Я добралась. До чуть ли не единственного дерева в округе. Ну как дерева? Скорее, кустарника. Он топорщился мелкими тонкими веточками, шелестел недовольно колючками и подрагивал от порывов ветра. А внизу, у самых толстых корней, лежало…

Я моргнула. Раз. Другой. Третий.

Но ничего не изменилось. Там, в узловатых плотных объятиях кустарника, лежали… несколько тонких тряпочек. Темно-синие, с едва заметной золотой вышивкой, которая своим блеском и привлекла мое внимание.

А рядом валялась наполовину закопанная в снег маленькая корзинка.

Наклонилась над ней – и застыла. Как громом поражённая, не иначе. Из корзины на меня смотрели два маленьких, сияющих чистой небесной бирюзой глаза самого чудесного существа на свете. Оно было похоже, кажется, на крохотную змейку. Очаровательную и белоснежную. С мелкими пуховыми крылышками.

Я протянула руки.

– Не смей! – Вопль белки.

Мое прикосновение.

Мокрый шершавый язык лизнул мне ладонь.

И крохотное существо удовлетворённо засопело, скользнув в тепло моих рук. Хотя какие они теплые, без варежок? Я, недолго думая, засунула змейку за пазуху. Не оставлять же живое существо на морозе!

– Ты когда перестанешь тянуть в руки что попало! – Разорялась белка. – Это тебе не дворец! Не человеческая деревенька! Эта тварь может быть ядовитой! Брось ее скорее, и…

– Я тебя сейчас брошу! Попой на колючки! – Рыкнула из последних сил.

Честно говоря, я не очень хорошо соображала к тому времени, что именно и кому говорю. Все слилось в единый слепящий белоснежный поток.

Кажется, я куда-то шла, пока меня несли ноги. Потом всё-таки поскользнулась и упала – но мягко, в сугроб. Я точно помнила, что надо осторожно, что со мной крошка-змейка. Я даже рукой грудь поверх тулупа накрыла.

Меня пытались щекотать, уговаривать и кусать – отмахнулась.

А потом пришел… Покой. И холод. Нет, я вроде бы понимала, что замерзаю, но сил сопротивляться больше не было.

Горело огнем в груди, а под веками разрасталось серебряное сияние. Из него стали выпрыгивать высокие гибкие фигуры. Волшебной, сказочной красоты мужчины, в чьих волосах застыла стужа, а в глазах – лёд.

Кажется, они не сразу меня заметили. Потом ринулись было всей толпой, но их осадил резкий, мелодичный голос.

И подошёл в моем сне только один. Он чем-то неуловимо отличался. Может, осанкой. Может, каким-то неземным ощущением власти и силы и упрямым взглядом.

Или поджатыми губами.

Подошёл, склонился надо мной. Дёрнул, рванул тулуп.

Раздеваться прямо тут? Даже не рассчитывайте, я девушка приличная, глюки должны вести себя смирно!

Так ему и сказала. Глюк, правда, не впечатлился. Раздвинул одежду и… Что-то в прекрасном лице дрогнуло. Дивный незнакомец посмотрел иначе. Остро. Сожалеюще. Бережно опустил ладонь – и вытащил сопящую змейку, прижав к себе.

А потом снова с серьезным выражением лица склонился надо мной.

И теперь я его поняла:

– Жизнь за жизнь, человечье дитя. Ты спасла мою дочь. Я помогу тебе. А теперь – спи, сердце Крови.

И с последними его словами ко мне рванул сноп серебристых ярких весёлых искр, как бенгальские огни.

Все погрузилось во тьму.

Глава пять. О странных снах и нежданном спасении.

Мне было тепло. Уютно. Спокойно. И так легко, как, наверное, было только в далёком детстве.

Это счастье? Абсолютное, снежное, невыразимое…

Это как сидеть около камина в холодный зимний день. Потрескивают дрова, пахнет смолой, запах хвои щекочет, вызывая улыбку, как предвестие Рождества.

В какой-то момент этот запах стал настолько реальным, что мне захотелось вынырнуть из облачного счастья, чтобы к нему прикоснуться.

Все вокруг завертелось ледяной воронкой, закрутилось, разлетелось веером брызг.

А потом… Я оказалась в совершенно незнакомом месте. То есть не совсем я – потому что в этом видении мои руки были прозрачными – аж стол просвечивает.

А кабинет был обставлен солидно. Красиво. Изящно, но с претензией на роскошь. Я залюбовалась на панели из темного дерева и люстру в виде незнакомого цветка. Ее "лепестки" мерцали приглушённым голубоватым светом.

– Ваша Кровавость! Ваша Великолепность! Ну Ва-аша злобность же, – проныл кто-то тоненьким голосом, заставляя меня встряхнуться и вытаращиться на вход.

Массивная темная дверь приоткрылась. Показался элегантный сапог. Красивый. С узорчиками художественными… то ли растительные мотивы, то ли морда чудища заморского.

– Ва-аша…

– Я сказал что-то непонятное?!

От резкого звонкого голоса вздрогнула, кажется, не только я, но и тот, кто там под дверью художественно так ныл, профессионально, с удовольствием, с расстановкой.

– Ваше Крровейшество, но что мне сказать этим, которые вас все ждут, а? Они сожрали половину запасов уже! Как будто не эльфы, а волки позорные, тьху!

– Я. Не собираюсь общаться со снежными, – снова все тот же надменный голос.

Очень знакомый злющий голос моего незнакомца с бала. Да-да, того самого, который уговаривал меня побыть его девушкой весьма нестандартным способом.

– Отступники и глупцы. В свое время мой младший братец бежал от меня во льды. Ах, он так боялся и хотел тишины и спокойствия… – снова издёвка, – вот и обрёл… Вечный покой, не иначе. Отморозил все, что можно, в своих снегах. Мозги – в первую очередь. И теперь его потомки меня просят… Просят, – издёвка. Ай, злюка какая, – помочь как хранителя магии в их маленькой проблеме с покушениями на царственную семейку?

– Я что, похож на того, кто любит помогать? Просто так? – Спустя мгновение паузы поинтересовался незнакомец. В его голосе мелькнула лютая стужа, а потом…

Ну да, он вошёл. Во всей своей красе неописуемой – я от страха аж сквозь шкаф прошла!

Голос тот, а вот человек… Да какой он человек?!

Во все глаза, жадно, чтобы ничего не пропустить, я смотрела на неведомое чудо. Чудо страшное и прекрасное одновременно, потому что… Других слов просто не находилось. И взрослая рассудительная женщина во мне уступила место наивному восторженному ребенку.

У моей кошмарной сказки были кроваво-алые волосы. Длинные, они были перехвачены в одну толстую косу каким-то затейливым плетением.

А ещё у этого существа, которое мало напоминало насмешливого брюнета с бала, были резкие черты лица, тонкий нос, небольшие клыки, что приподнимали губу и заострённые уши. Они сейчас недовольно дергались, изгибаясь, несмотря на небольшой размер так причудливо, что я не знала – смеяться или напротив? То есть восторгаться.

Латный доспех. Острые когти. Длинные.

Плавные движения воина. Смертельно опасного.

За спиной – какое-то неизвестно мне изогнутое оружие. Больше всего напоминает серп.

Воздух вокруг потрескивает от серебристых разрядов.

А следом бочком протискивается… Это кот?! Большой. Наглый. Черный. И с перепончатыми крыльями, мама роди меня обратно!

И вот это этот кошак, хлопая большими треугольными ушами, надсадно ноет:

– Ли, это глупо. Снежные сильны и хитры – чего только их живучесть стоит! И слухи, что семья Владыки умеет змеями оборачиваться…

– Не слухи, – оборвал с нежной улыбкой кошака… Эльф крови?! – и умостил свое великолепное седалище в кресле, – братец накрутил со своими экспериментами. А меня ещё обвиняли в бесчеловечности, чистоплюи, – поморщилась моя головная боль.

– Ли, ты сам не свой, – кошак уселся напротив. С самой серьезной мордой, – с тех пор, как эта девчонка исчезла…

– Правда? – От жесткой и ласковой улыбки у меня перехватило дыхание. Как и от вида того, как длинные сильные пальцы зарываются в кошачью шерсть, почесывая ее когтями.

Вот что такого? Просто движение. Как плетение паутины.

– Ой, да-да, Ли, и тут почеши! О, ты мой бог! – Мурчание басом наполняет комнату.

А потом эти сильные пальцы безжалостно выкручивают кошачье ухо. И даже большие и несчастные глазки котика негодяя не могут усовестить!

– Мне нет дела до человеческой девчонки. Пропала – значит, не судьба. И не с-смейте мне больше о ней заикаться!

Да я бы сама замолчала! Что-то жуткое, темное вспыхнуло багрянцем в чужих глазах. Нет уж, в такие уголки души лучше не заглядывать, пусть так и остаются потайными! А то такое ощущение, что там целая стая ледяных и очень голодных демонюк сидит.

И хвостами шевелит, и клыками щелкает.

А потом… Потом мужчина сверкнул глазами – и на миг коснулся рукой груди. Словно там что-то мешалось. Болело.

Коснулся – и отдернул пальцы.

Вот так, Данка. Не станет искать – и славно, правда же?