Мужчины шантажировали Милу тем, что не могут без нее жить, ей это так нравилось, что она динамила их, доводя до угрозы самоубийства. Тогда она становилась нужной в качестве спасательницы, как привыкла с пьющим отцом, соперничая с мамой. Та хвалилась, что спасла отца, когда он захлебывался в своей блевотине. Мать также любила вспоминать, как накрыла его на даче с любовницей, загнала в погреб и устроила потоп: стала поливать этого подводника из шланга. Мила заставила отца перестроить дом, чтобы в нем не было террасы, где мужики пили пиво с воблой и играли, таскали оттуда грязь в спальню. Первым делом в новом доме у нее появилась своя спальня, а у отца – свой кабинет. Подальше от греха.

Мила хотела замуж за копию отца. На другой работе, куда она ушла от отца, начальник Алик с самого начала завел ее тем, что был общим любимцем, и ей захотелось всех превзойти. Алик во многом напоминал отца – мог вести себя так же неуважительно, деспотично с женщиной, которая делает дело хуже него, допускает ошибки, ленится. Ее работа у Алика в основном заключалась в том, что она заражала инвесторов интересом к фирме. Когда они сошлись, Алик выбил ей хороший оклад и большой бонус.

У Алика была семья, они встречались в офисе его приятеля в антисанитарной обстановке – при ее-то брезгливости. Вначале Алик ее просто насиловал, но она боялась ему отказать. Когда она упрекала его, что он хочет и ее, как все остальное, получить подешевле, он тоже боялся, что она его бросит. У него становились маленькие красные от слез глаза. Когда он приезжал к ней, мог три часа просидеть у нее под дверью, потом поехать к себе в Москву, два часа просидеть около своего дома, вернуться к ней со словами, что он без нее не может, и потом они бурно занимались сексом. Приходилось освящать помещение от греха.

В конце концов Алик оставил семью и снял квартиру, Мила переехала к нему в Москву. Алик будит Милу для секса каждую ночь и напоминает, что среднестатистический мужчина занимается сексом лишь один раз в неделю. Мила не испытывает к нему физического влечения, но не может отказать, как произошло и с ее первым мужчиной. Ей очень нравилось тогда, что она за один вечер сжигала 5 кг лишнего жира.

Мила испытывает отвращение к Алику, когда он ласкает ее спящую, прежде чем «заняться делом». Как будто он играет с куклой. Он целует слюняво, взасос, как ее отец. Просит ее сделать массаж, почесать ему животик. Ее подобные просьбы он не выполняет, говоря, что не любит телячьих нежностей. Комплименты он говорит в форме подколов: «Ты чего, как на горшке сидишь, задницу оттопырила?» – «Тебе же нравится!» – «Ну…». У Милы частые маточные кровотечения, которые не мешают Алику заниматься с ней сексом. Надо бы сходить к врачу, но Мила боится: вдруг найдут что-нибудь страшное…

Алик вспоминает, как в детстве мать позвали к телефону, а он ответил, что она в туалете. Мать выскочила из туалета и дала ему пощечину. Он воспринимает Милу как материнскую фигуру, которую побаивается. Алик признался, что ему больше нравилось, когда она была больше похожа на Гавроша своей стрижкой под мальчика. Получается, что его вкусы совпадают со вкусами отца, а Миле приходится подстраиваться под авторитетного мужчину. Она мстит за это тем, что поливает Алика критикой, как ее мать топила отца в погребе.

У Милы был день рождения, к ней заехали родители поздравить. Мама извинилась, что они забыли про подарки. Папа проявил чуткость, промолчал, что приехали даже без цветов. Мать сказала, что вычеркивает Милу из списка приглашенных на золотую свадьбу за ее грехи. Она старается отмолить их. Миле было тошно, а мама на прощанье сказала, что хорошо посидели.

Отца легче любить. Он благодарит Милу за вкусное угощение, сам вкусно готовит. Он устраивает разнос только по серьезным поводам и не ругается при женщине матом. Выпив, он добреет. Он не сомневается в своей мужской привлекательности и не добивается любви шантажом.

Алик отказывается говорить по душам, свое недовольство выражает, матерясь сквозь зубы и глядя в сторону. Она постоянно ожидает от него, как и вообще от людей, «подлянки». У него тоже всегда вопрос: «А что в засаде?» Утром она как побитая, не отдохнувшая, заставляет себя что-то делать. Когда она такая, Алик становится активным, ведет себя как обнимающий мамочку маленький ребенок: приносит кофе в постель и предлагает подольше поспать, он сам все сделает. Когда же Мила во всей своей красе, он сам впадает в спячку. А ей нужно от кого-то подпитываться. Она попала в кофеиновую зависимость: пьет одну чашку кофе за другой, иначе чувствует апатию.

Алик гуляет на 30 шагов впереди нее, как арабский шейх: «Это твоя прогулка, потом ты посмотришь со мной мой телевизор и почешешь мне спинку, тогда я лягу с тобой спать». Во сне он сдергивает с нее одеяло и лягается. Зато в моральной сфере она на 30 шагов впереди. У них немецкий счет, она записывает свои расходы и долги Алику. Он обратил внимание на ее «новую» блузку, а она уже три недели в ней ходит. Сам же Алик всегда привлекает Милу к выбору своего костюма, хотя, в конце концов, решает сам, как будто ему надо было просто покрасоваться перед ней в разных видах, чтобы она при этом говорила, как ему идет его наряд.

Мила увидела в окно, что ее машину заперли и посетовала, что утром придется звонить водителям, чтобы отъехали. Алик предложил вывезти машину, спустился и вскоре вернулся, оставив ее на месте с поцарапанным задним бампером. Он обвинил Милу в том, что она неправильно поставила машину и уселся смотреть телевизор.

Мила по-поросячьи завизжала, как будто ей поцарапали кожу, обзывала Алика идиотом, матюгалась, запрещала ему подходить к ее машине. Ей захотелось разбить кулаком телевизионную панель, чтобы осколки посыпались на него, но она побоялась обжечь руку и стала бросать в него пульты. Алик вылупил от страха глаза и молчал, а потом ушел спать в другую комнату – впервые за все время. Милу всю ночь трясло, мучили какие-то кошмары. Днем Алик совершил ДТП, как всегда во время конфликта.

Он предупредил Милу, что завтра приедет в гости его бывшая любовница со своим бой-френдом, Мила возразила, что не готова принимать их. Алик заявил, что в таком случае он встретится с ней в другом месте, и уехал. Первый день Мила была в панике, на второй день она почувствовала легкость и стала ловить комплименты, которых ей не хватает от Алика. Когда Алик вернулся, Мила пристала к нему, чтобы он рассказывал о подробностях ночи с любовницей. Ей было интересно испытать его мужские ощущения и использовать его чувство вины для своего женского превосходства.

Мила соперничает с Аликом, как мама с отцом. Выходит из дома не позже его и старается приехать позже его, якобы она тоже где-то кому-то нужна. А сама в трансе нарезает круги по МКАДу, убивая время.

Сестра приучилась истерить за рулем, жалуясь Миле на мужа и угрожая совершить сейчас суицид. Она и вправду может не справиться с управлением одной рукой, разговаривая по телефону. Изображая речь сестры, Мила причитает на вдохе. Так истерит ее мать, которую в такой момент Мила боится потерять. Это напоминает ей собственные задыхания перед операцией.

У сестры Милы все же официальный брак, пусть даже они обе на содержании папы. Сестра похвасталась: у нее, наконец, беременность! Мила тоже бы хотела, но у нее остеохондроз, смещение позвонков, опасно делать резкие движения. Как с такой спиной рожать? Правда, врач сказал всего лишь о необходимости избегать физических перегрузок. Во время ПМС Милу мучила тошнота – то ли отравилась, то ли переела, то ли забеременела. Она боится беременности из-за недоверия к своим силам и сомнений в помощи Алика. Он мало уделяет ей внимания, ссылаясь на работу, и не предлагает жениться. Алик равнодушно спрашивает, готова ли она к зачатию, и, получив отрицательный ответ, безо всякого сожаления говорит: «Тогда сгоняй за презервативом». Он мастурбирует на ней и хорошо за это платит.

У Милы развилась ложная беременность: исчезли месячные, вырос живот, набухли груди, постоянно тошнит, как от токсикоза. Она сходила к гинекологу, та нашла у нее кистозно-фиброзную мастопатию, заподозрила нарушение иммунитета и гормонов. Теперь Миле обеспечена ходьба по врачам на 2–3 месяца. Она прерывает психотерапию.

Через 4 года. Уйди – приди

Анжела плачет у Милы на руках, отмахивается от меня, просит маму побить меня. Она закрывает от меня лицо, машет рукой: «Пока-пока!» Мила разувает Анжелу, усаживает на диван и включает ей мультик на айпаде. У Анжелы нет мягких игрушек. Я приношу ей такие игрушки, но она их не берет, однообразно ставит и снимает крышу с разборного пластикового домика, который дала ей мама. Время от времени Анжела горячим взглядом смотрит на меня, повторяя свое «пока-пока».

Анжела использует Милу вместо своих рук: в безличной форме приказывает ей, что для нее сделать, Мила так же автоматически обслуживает ее. Анжела топчется по пластиковой лягушке, потом засовывает ее под плед – спать. Алик с умилением наблюдает за Анжелой, Мила механически гладит ее, жалуясь, что Анжела не отпускает мать от себя даже в туалете, трясет ручками, боится наступать на асфальт и плитки, просится на руки, не умеет одеваться и раздеваться, ходит голой при мужчинах.

Мила с жалобной гримасой ноет: «Она же не разговаривает!» Проблемы с речью и другие странности возникли у Анжелы во Франции, где она была с родителями. Она не смогла играть в песочнице с детьми, которые ее не понимали, и у нее пропала речь. Она стала отбиваться от чужих людей, как маленькие французы отбивались от нее.

Детский психиатр заподозрила у Анжелы шизофрению и назначила терален. Мила не будет давать ей такой препарат – это было бы подтверждением диагноза, ей страшно даже обсуждать его. Она сама принимает от невроза полтаблетки фенибута и дает треть детской дозы Анжеле на ночь, не зная, что малые дозы транквилизатора возбуждают. Мила долго не может уложить Анжелу спать, та начинает издеваться, затевать игры.

Утром Мила обычно приносит Анжеле завтрак в постель и идет с ней в туалет и ванную. Анжела требует быть рядом и там, и там или маму, или папу. Анжела как нарочно очень пачкает унитаз и не смывает его за собой. Мила держит ее над унитазом и сама смывает его. Анжела плохо моет попу, ее подмывают Мила или Алик. Алик помогает ей открыть зубную пасту. Она глотает зубную пасту, приходится учить ее плевать. Анжела съела грушу, из которой Мила забыла вынуть косточки. Анжела хитро улыбнулась и сказала: «У меня во рту как будто какашки».

Анжела лазит пальчиком в промежность. Сунула пальчик кукле в дырочку и сказала: «Это папа». Она хочет ходить в песочницу голой или в балетном виде – Мила водит ее на занятия балетом. Анжела согласилась надеть обтягивающий сарафан, похожий на балетную одежду, но задирает подол и грызет его, косясь на мальчиков.

В это время Анжела устраивает истерику – она ощущает что-то неприятное на затылке. Алик, не глядя, бормочет: «Все хорошо…» Я предлагаю ему поинтересоваться, в чем дело, он расстегивает Анжеле пуговицу на воротничке.

Анжела умоляет снять ее лицо, ручки, ножки, как она снимает у куколок. Алик поглаживает ей спину, Анжела умолкает. Потом начинает бегать по комнате, гладит лицо папе.

Анжела несколько раз подбегает ко мне и гладит по голове. Несколько минут мы играем в «Уйди – приди»: Анжела то зовет меня, то прогоняет. Наконец, она убегает к окну и замирает. Мила говорит, что Анжела любит сидеть на подоконнике их шестого этажа и неподвижно смотреть куда-то. Когда Мила подходит к ней, она отталкивает ее или отворачивается – показывает спину. Один раз укусила.

Анжела начала ходить во французский детский сад. Там занимаются музыкой, бальными танцами, языками, домоводством, полтора часа гуляют. Просто Институт маленьких благородных девиц! Мила забирала дочь после обеда, а вчера у Анжелы был пробный день полного режима.

Мила пришла пораньше, все дети на прогулке бегали, играли, а Анжела сидела на лавочке одна. Увидела Милу и сразу заявила: «Уходим!». На пруду Мила принесла ей «удочку», которую Анжела стала зло кусать. Девочка, с которой Анжела ходит на музыку, поприветствовала ее, Анжела стала на нее кричать. Мила взяла Анжелу на руки, пыталась ее обнять, но та билась, как змея. Мила закричала на нее: «Прекрати, я так больше не могу!» Анжела обняла Милу, и они спокойно пошли домой.