Девочки с радостью ожидали ее поездки, не столько из-за причитающихся подарков, сколько из-за ее встречи с великими мира медицины. Старшая – Мира – мечтала стать врачом, активно интересовалась всеми делами мамы, ее предстоящими поездками и выступлениями. Младшая – восьмилетняя Мея – полностью во всем подражала сестре. Такой уж возраст!

– Мам, а ты точно знаешь, кто там будет? – Мира застегивала чемодан.

– Да, мне дали список.

– Ого! Прям всех-всех написали? Дай посмотреть? Там есть твои знакомые? Какие? А Хуан будет?

Она улыбнулась. Дочь любила Хуана Мэривезера – специалиста по репродуктивной медицине из Лондона. Они однажды пересеклись в Хитроу, Мире было лет семь и ее не с кем было оставить на время конференции, поэтому она и потащила ребенка туда, где ему совсем было не место. Благо, уже тогда началась эта «напряженка» и детей просто боготворили. Хуан развлекал Миру пару часов ожидания в зале аэропорта, пока Анна со скоростью света редактировала их общую статью для журнала «Медицинский Инфо». Они были давними друзьями, так редко общающимися вживую. Анна не могла не нарадоваться, глядя на счастливую дочь, которая разговаривала с «самым главным в Британии врачом».

– Да, Мистер Мэривезер тоже будет. От Великобритании.

– Передавай ему привет! Лет через десять я сама смогу побывать на такой конференции как ученый.

– Конечно, сможешь, если будешь усидчивой и настойчивой, – Анна не кривила душой, Мира была способной, еще бы внимательности немного.

– А я смогу? – Мея с упованием смотрела на сестру.

– Ну не знаю, мышонок, это как пойдет, – Мира включила интонацию матери. – Надеюсь, тебе хватит усидчивости.

– Мея, милая, ты сможешь все, что только захочешь, – Анна чмокнула младшую в нос.

– Одного желания маловато, правда, мам? Нужно много работать и стараться.

Анна очень сомневалась, что ее младшая захочет стать врачом в будущем, это было явно не для ее характера. Но пока старшая сестра была непреложным авторитетом, она старалась поддержать даже в этом.

– Мея, принеси мне маленькую сумку из гардероба, зеленую. Мира, ты за старшую, папа все время будет на работе, пригляди за сестрой, не добавляйте работы всем вокруг.

Старшая, утонув в чемодане, только отмахнулась:

– Да знаю я! Ничего с нами не случится. Круто! Можно я потом примерю это? – она извлекала из недр чехол с вечерним платьем.

– Да, но потом, как вернусь.

– И-и-и туфли под него!

– Мирослава, уложи туда, где взяла. Сейчас.

– Это же Маноло! Мам, когда ты их купила? Офигеть, народ в классе умрет! Можно я хоть сфоткаю? – она убежала в комнату снимать туфли при «хорошем свете».

Анна вздохнула. В классе у Мирославы восемь человек, в первом было одиннадцать. Трое детей скончались от лейкоза один за одним. Осталось всего восемь детей: три девочки и пять мальчиков. Когда до родителей дошел слух, что она обследовала свою дочь на возможность забеременеть, к ней пришли все мамы класса с просьбой посмотреть и их детей. Все восемь были бесплодны. Младшая – Соломея, или Мея для домашних, только пошла в первый класс, который состоял из пятнадцати детишек. Единственный первый класс на несколько районов.

– Ты уже? – Паша вбежал в комнату весь в мыле. – Мы с Михалычем поехали за инструментами, завтра переделаем стенку на втором этаже. Как вернешься, можно будет заселяться.

– Куда?

– Мать, ну ты чего? На второй этаж, я ж говорил тебе. Переселяем туда лабораторию и эмбриолога, второго которого, и Машкин кабинет перевозим туда. Она тебе разве не жаловалась еще? Она уже всем поплакалась про этот переезд. Все сделаем как можно быстрее, пока нас не разорвали на части.

– Да-да, помню.

– Кстати, не знаешь, зачем Машке открытка с цветами сакуры?

Глава 3

Первые пару дней в Брюсселе напоминали отпуск класса люкс: шикарный отель в центре города, окруженный старинными зданиями и уютными кофейнями, из окна ее номера виднелся парк и поблескивали за деревьями воды канала. Была ранняя весна, температура не радовала, как и низкое серое небо, но в воздухе уже чувствовался легкий приторный аромат приближающегося тепла. Местные отрицали головные уборы, видимо, в знак поддержки несущегося на всех порах апреля.

Ей проводили экскурсии по местным достопримечательностям, вечером она пила кофе со сдобными булками в уютной кофейне напротив отеля. Все было тихо и мирно. Только девочка-секретарь, выделенная ей министерством в качестве личного помощника, каждый день пропадала на очередном брифинге, лэнче, собрании и инструктаже. Людей, собранных на заседание комиссии, было немало: 12 делегатов-врачей со всей их свитой, несколько десятков юристов, журналисты, сотрудники ВОЗ и пары международных организаций. Мероприятие выходило вполне масштабным.

Пока это не особо ее касалось, девочка-секретарь Алиса со всем справлялась, каждый день приносила ей письменный отчет о проделанной работе. Неизвестно зачем, конечно. Обсудив это за завтраком, они решили, что письменную отчетность Алиса будет сама отправлять в Министерство (оказалось, это есть в ее обязанностях), а Анне достаточно устного короткого сообщения о текущих делах. Жизнь совсем наладилась. Алиса забегала утром, быстро за чашкой кофе с булкой рассказывала, как все хорошо организуется, сколько всего интересного она увидела и что вернется она только к полуночи. На том и прощались.

Паша выходил по видеосвязи вечером, рассказывал о ремонте, сетовал на плохое настроение Машки, вместе болтали с девочками.

Прошло дня три, когда позвонила Машка.

– Ну привет! Как там международная арена?

– Стоит, меня пока это не касается. Гуляю, ем, пью, сплю, сколько пожелаю. У меня тут курорт.

– Это здорово, – Машка понизила голос. – А как там… ну ты понимаешь. Сакура наша как?

– Маш, ты в своем уме? Я тут делом занимаюсь вообще-то, работаю.

– Да-да, зачтено. Но ты же мне расскажешь все самое интересное? Я кстати глянула в поисковике. Это твое дело, естественно, и я помню всю ту историю, но хорош он, гаденыш, даже сейчас.

– Так, Мария Артуровна, еще вопросы есть? Адекватные, желательно.

– Ну ты и нудная! – Машка отключилась.

А в мессенджере с точностью курантов каждый день стала присылать фото сакуры разных художников и фотографов.

Глава 4

Первый день заседания был торжественный донельзя. Утром какой-то представитель делегации осмотрел ее с придирчивостью и скептизицмом. Видно, не найдя к чему придраться, удовлетворенно кивнул и провел в представительский мерседес. Сам сел на переднее сидение, на заднем к Анне присоединилась Алиса.

– Алис, это кто вообще такой?

– Мистер Эллисон? Это наш куратор тут – отвечает за охрану, передвижения, выполнение расписания. За расписание отвечаю я. Ну то, что мне выдали на брифинге, мы соблюдать будем, не переживайте.

– Мистер Эллисон? Он по-русски говорит?

– Да-да, конечно. Он русский, фамилия досталась от отца-бельгийца. Серьезный человек, – Алиса зашептала. – Я вам все покажу там в здании, куда можно ходить, куда нет.

– Там будут места, куда нельзя ходить?

– Ну конечно! Это же здание Международного суда!

– Ах, ну если Международного, то конечно, – Анна подумала, что надо было больше времени уделять инструктажу от Алисы, но теперь-то что переживать. Девочка, видно, хорошо подкована в коверных и подковерных играх.

Тем временем их пятиминутная поездка подошла к завершению. Они вышли у двухэтажного здания с колоннами, окруженного большой площадью. Здание походило на классический театр или собор: с множеством маленьких балкончиков, мраморными статуями на фасаде и фонтанами у подножия. Окна выходили на белоснежную каменную площадь, окаймленную зелеными кустарниками так, что взгляд беспрепятственно устремлялся вдаль к водам канала и набережной. По краю площади высились флаги разных стран, что придавало официальности сооружению. К парадному подъезду подъезжали бесшумные машины, высаживали такие же как и их маленькие делегации и скрывались за поворотом до того, как пассажиры добирались до входа.

Под двумя статуями грифонов над входом делегации встречали сотрудники с пропусками и уводили вглубь чернеющего входа.

Алиса поздоровалась с ними на бельгийском, Анна кивнула головой, мистер Эллисон молча замкнул их процессию.

Следуя по широким коридорам, покрытым ковролином, обеспечивающим полную бесшумность передвижения, Анна думала о том, кого встретит на самом заседании.

Компания планировалась славная: помимо Мэривезера, Анна ожидала встречи со своим давним знакомым – Кэнсаку Макимурой – представителем Японии на этом заседании. Кэнсаку, для друзей Кэн, был выдающимся хирургом-онкологом, специализировавшимся на гинекологических операциях в Токийском центральном госпитале. После исключения возможности естественного зачатия работы у Кэна прибавилось. Они были давними друзьями, оба хорошо разбирались в русской литературе и были преданными фанатами Харуки Мураками.

Анне было нетерпеливо шагать по бесшумным коридорам, ведь в зале заседания соберется их компания – она, Хуан Мэривезер и Кэн. Все с похожим чувством юмора, одинаковыми предпочтениями в еде (они ели всегда что-то японское), выпивке (все пили виски), взглядами на жизнь (хоть и срывали голоса при каждой встрече от попыток перекричать друг друга), а самое главное – общими мыслями о сложившейся ситуации. Ведь они знали о проблемах еще двенадцать лет назад. Тогда, молодые, напористые, уже известные врачи, они четко представляли, куда катится человечество, и пытались найти способ предотвратить катастрофу.

Тогда, двенадцать лет назад, они все, чаще или реже, жили в Сеуле. Она вспомнила свою кухню под белыми софитами на юге столицы, ощутила в носу запах соуса, который всегда для них троих готовил Джун…

В секунду она задохнулась и резко остановилась.

– Что с вами? Вам плохо? – Алиса обеспокоенно заглядывала ей в глаза.

– Нет-нет, я просто задумалась. Все в порядке, пойдем.

«Тааак, дорогая, прием! Собираем волю в кулак и передвигаем ноги в заданную сторону. Раз-два, раз-два».

Зафиксировать внимание на простом акте шагания оказалось спасением, мысли перенеслись вперед, к раскрытой деревянной двери, куда, по-видимому, им предстояло зайти. Жаль, шаги были беззвучными, это бы помогло выветрить запах соуса, застрявшего в носу.

Из полуосвещенного коридора они прошли в ярко-белый зал заседания. Большое помещение человек на триста, высокие потолки, в центре – кафедра, совсем как в любом университете, с теснившейся рядом вереницей столов и стульев, напротив зал с красными бархатными стульями. Частокол спинок заканчивался лесом камер у самой стены, между которыми то и дело сновали люди с какой-то мелкой аппаратурой в руках. Почти все уже было занято, в зале стоял гул. Только с одной стороны от кафедры виднелись полупустые стулья, окруженные почтенным кольцом отсутствия людей. Двенадцать серых кресел. Туда и направилась Алиса, Анна не отставала.

Они остановились у почти крайнего стула во втором ряду, Анна даже не осмотрелась вокруг, потому что ее внимание привлекла желтая лента, лежащая на сидении. Алиса подозвала кого-то из служащих:

– Мисисс Анна Горевич.

Служащий что-то отметил в книге, сунул ей ручку для подписи в ней же и торжественно перерезал ленту.

– Это что?

Алиса хмыкнула:

– Такие правила. Вроде переклички перед лекцией, только официальней.

– Но нас же всего двенадцать, пересчитать несложно.

Алиса даже не обратила внимания на замечание.